Меланхолия - Михаил Ильич Гусев

стихи, затем в полночь повторял медитацию с выходом в Астрал.

Глава 3. “Можешь ли ты простить?”

16 октября 1900 год.

Полдень. Миша проснулся за столом. Голова была тяжелая, будто каменная. Он с трудом встал, отлежал ногу, и, хромая, дошёл до двери. За дверью уже стоял Альберт со стаканом воды. Михаил выпил его, затем взял графин и выпил еще и еще, пока не выпил весь графин. С облегчением вздохнул, он произнес – Доброе утро, Альберт.

–Доброе, барин. Вам не стоит пить и работать так часто, это вредно сказывается на вашем здоровье!

– Ну а как по-другому, все вопросы к графине Леонтьевой. Альберт, будь добр, передайте, чтобы коня мне подали без повозок, без всего.

– Вы поедете к Ксении Алексеевне?

– Да. Думаю, я виноват перед ней.

– Будет сделано.

Через час Он уже скакал на своем верном черном жеребце. Дом Леонтьевых был уже близок. Дверь на балкон была отворена, из окна вилась прозрачная штора. Воспоминания нахлынули его. Именно на этом балконе Миша в первые признался ей в любви. В саду они скакали на лошадях, радовались жизни, думали о будущем вместе, но в один момент все оборвалась, как тонкая нить. Мишу увезли за границу и, вернувшись, через три года, рядом с графиней появился Алексей Борисович Петров. Миша помнил тот день, тот шок, будто это произошло с ним только что. Он пытался как-то забыть ее, искал среди других дам суженую, но никто кроме Ксении ему не был привлекателен. Все они казались ему скучными и обычными.

Привязав коня к забору, он стремительным шагом направился в дом. Слуги смотрели на него и не понимали в чем дело. На лестницу, ведущей в комнату Ксении, появился сонный Александр.

– Что ты забыл в моем доме!? Проваливай!

– Ого, уже в вашем доме. Во-первых, Александр Борисович, как смеете вы со мной, представителем дворянского рода, на “ты” обращаться.

– Ты у меня доиграешься сейчас!

Михаил достал револьвер и пригрозил им Саше.

– Отошёл от меня, грязный свинопас. Ещё один такой шажочек и будет очень неприятно.

– Не посмеешь, тут много свидетелей.

– Еще как посмею, эти добрые люди знают меня несколько лет, а вот ты появился тут не так давно, они явно не довольны твоим присутствием.

Михаил прошел мимо него, подбежал к спальне графине и постучал. Ответа не было.

Александр ехидно на него посмотрел и спустился вниз.

Михаил стучал, стал умолять, чтобы Ксения открыла. Затем он упал под дверь и закрыл лицо руками. Началась истерика.

Ксения поднялась по лестнице и посмотрела на Мишу у её кабинета. Она подбежала к нему успокоила и пригласила открыть дверь в “рабочую”. Они зашли в кабинет графини. Там было много полок с книгами, на столе стояли тома «Войны и Мира» и куча рукописей.

– Как там твой роман? Уже издали?

– Шутишь? Опять на доработку отправили. Это им не нравится, то им не нравится.

– Ксюша, я в вас верю, прошу, родная моя, простите меня, я не знаю, что на меня нашло. Я вас люблю. Я не могу так больше… вы с Сашей, а я… Голова болит…

– Тише, тише, Миша. Я тебя простила уже. Все хорошо.

Она гладила его по голове. Он почувствовал тепло ее тела, ее нежность.

В комнату вбежал разгневанный Александр.

– Ах ты! У меня слов нет! Ксюша, что это такое? Что ты творишь?! Может тебе на панель еще пойти?

Миша, сидящий на полу, достал револьвер и выстрелил чуть выше головы Александр. На стене появилась выемка от пули. Белоснежная стена начала осыпаться.

– Послушай меня, Александр Борисович, еще раз ты неуважительно отнесёшься к Ксении Алексеевне, я выстрелю чуть ниже!

– Миша! Что ты творишь! Уходи! …пожалуйста.

– И наступает час, когда тебе хочется уничтожить то, что ты любил, чтобы оно тебя не мучило. Всего вам хорошего. Вам, Ксения, и вашему женишку.

26 Ноября 1900 год.

Все это время Михаил думал о случившемся, никого не принимал из гостей. По ночам он практиковал свое увлечение к потустороннему. Порой он сидел в своей комнате и смотрел в одно место по несколько часов. Что-то внутри него умерло. Что-то то, без чего невозможно дышать, постепенно убивая его от недостатка кислорода. В полночь он, как запирался у себя и пробовал снова войти в контакт с потусторонним. Лежа на спине, он фокусировался на своем теле, не думая не о чем. Ничего, как ему показалось не получалось, но в один момент, когда он в очередной раз попытался подвинуть руку, у него ничего не вышло. Тогда он резко и с усилием сделал рывок и без усилий подлетел, до самого потолка. Он не поверил, что видел. Миша увидел себя лежащего на кровати. Вокруг все было обесцвеченным, мрачным. Побродив немного по своей же усадьбе, он вернулся назад в тело.

В три часа ночи кто-то постучал в дверь и просунул конверт под дверь. На нем была необычная печать черного цвета. Миша открыл его и внимательно прочитал. Это было приглашение на вечер к Ростовым, богатым помещикам из Петербурга.

30 Ноября. Санкт-Петербург.

 Санкт-Петербург – северная столица России, по всеобщему признанию, – один из красивейших городов мира. Сочетание величия и гармонии создает его неповторимый облик, «строгий, стройный вид», воспетый А.С. Пушкиным. Петербург – это прямые, как стрела, проспекты и гранитные набережные, простор площадей, широкая гладь Невы, дворцы в зелени парков и садов, единство архитектурных ансамблей.

Как оказалось, Евгению тоже пришел конверт с приглашением, друзья вместе отправились на вечер. Добравшись до Петербурга, они остановились в отеле, почти в самом центре. Им предстоял важный вечер. Евгений надел темно-синий костюм, Михаил же выбрал черный, как ночь.

– Как ты, Миш? После всего, что произошло ты один был все время. Тихим таким стал, с тобой точно все в порядке?

–Да, мне лучше. Нас ждет праздник! Единственный праздник, который всегда с нами, это бал-маскарад человеческого лицемерия.

Миша устало посмеялся.

***

На ужине собралась вся элита. Все были красиво одеты в дорогие костюмы. Один только бородатый старик в конце зала был в черном одеянии монаха. Евгений подошел с бокалом к Мише и заговорил.

– Чудесно, хоть какое-то развлечение от вашей охоты!

– А разве тот кабанчик не заставил тебя поплясать на дереве?

Они оба посмеялись.

– Да, здесь, конечно, все по-другому. Люди другие, город. Слушай, как ты смотришь на то, чтобы прогуляться в ночь до нашей гимназии?

– Было бы прекрасно!

– Боже… Миша, она