Пролетая над планетарием - Елизавета Трубникова

– Слушай, тебе легко говорить. А я любила отца. И маму. И это мой дом. Здесь всё настоящее!

– Это иллюзия, поверь. Как и твои страхи. Которыми питаются… сущности.

– Какие ещё сущности? – Я насторожилась. Засосало под ложечкой.

– Враждебные. Ты не бойся. Они тебя боятся сильнее. Но когда ты ночью трясёшься под одеялом, липнут к тебе. И забирают твою «ци»1.

«Ци»? Бред какой-то. Это им на обед? Или на ужин? И это уже совсем не жареный лук.

– Ты хочешь сказать…

– Что даже линии жизни на ладонях могут меняться. Если захочешь. Для тебя всё возможно. Ты в силах изменить всё. И сейчас клетка захлопнулась не случайно.

– В которой я?

– Да. Главное береги «ци». Не корми страхами всякую шваль. Прими иллюзию. И всё изменится.

– Ты говоришь, у меня голова набита дерьмом. Какая связь?

– Прямая. Управляй иллюзией. И получишь всё, что хочешь.

– Что угодно?

– Именно.

Он всегда был странным. Не похожим на других. Но такие откровения я слышала впервые.

– Как личная жизнь?

– Есть один человек. Правда, поссорились.

– Ну так помирись.

– С чего бы это? – Никак не ожидала. Мне надо мириться с человеком, которого он и не знает даже? Как впрочем и я. И почему именно «помирись», а не «помиритесь»?

– Мне пора. Самолёт. Был рад увидеться. – Он дружески похлопал меня по плечу. От чего оно чуть было не треснуло.

– Я тоже.

– Пока, бобик. Не давай хозяйку в обиду. – Он потрепал за ухом обиженную тётю Фиату.

– Это не бобик.

– Помирись. – Он сказал это с двойным нажимом. Да что за дела?! – Пока.

– Пока.

Ушёл. Солнышко пригревало. Я не торопилась домой. Разглядывала балкон и окно в части дома, противоположной моей. Кто интересно там живёт? Окно и балкон были шикарными. Лучшими в доме. Фешенебельными. Вспомнилась моя убогая квартира. С прогнившими трубами. Ободранными стенами. Жалкой кухней. И досужими соседями. Ну, хорошо. Если всё – иллюзия и ею можно управлять – буду пить чай на том красивом балконе.

Мда… Нехотя, поплелась домой.

Завтра придёт чудище из банка. Где отец перед смертью взял кредит. Который я унаследовала. А деньги потратила на похороны, поминки и поездку в горы. Чудище будет оценивать квартиру. Чтобы наложить обременение.

А сейчас я тоже буду жарить лук. Потому что другой еды нет. Макароны из старых запасов – Фиате. Самой мне оставалось питаться одними иллюзиями и жареным луком.

Трещина

«Давай я приеду, а? Не могу без тебя. Ну не будь злошкой. Люблю сильно-пресильно!». Он прислал смс. А я злошка. И не могу себя пересилить.

Просто сказать «помирись». А если обидно?

Из-за какой-то ерунды вспыхнула ссора. Последовал разрыв. Длиною в два месяца. Я была ужасно расстроена. Искала поддержки.

Одна не самая близкая знакомая снабжала телефонными советами. Сама она была не особенно счастлива в браке. И назидала с удовольствием. Я набрала её номер.

– Инн, привет. – Ну вот зачем я ей позвонила?

– Рассказывай, что там у тебя опять случилось.

Чувствовала себя нашкодившей пятиклассницей.

– Представляешь, встретила одного знакомого. Сто лет не виделись. Он мне столько интересного рассказал! Насчёт энергии «ци». И иллюзорности окружающего…

– Слушай, к тебе прямо притягиваются психи! – Похоже, Инну задело за живое слово «он». Она вообще о мужчинах мнения была невысокого.

– Почему психи? Он был один.

– Да я имею в виду и того тоже. С которым ты, слава Богу, разошлась.

– А причём тут он? Хотя ты знаешь, этот давний знакомый посоветовал мне помириться с…

– …психом. – Не дала закончить. – Я вообще последнее время думаю, что мужики – сперматозавры. В лучшем случае.

– Ну не знаю.

– Я тебе точно говорю. – Она неприятно причмокнула. – Вот скажи, зачем тебе вообще сейчас нужен мужик?

– Ну…

– Для здоровья. Это я понимаю.

– Да вообще, так просто. Поговорить. Побыть рядом.

– Это всё иллюзия.

Что, все так думают что ли?

– Почему?

– Да пойми ты, что это тебе одиноко! Вот ты и ищешь, с кем душу отвести. А ему-то другое надо. Сечёшь?

Я не секла.

– Но люди же влюбляются. Живут вместе. Разве нет? – Говоря это, я понимала, что Инна вряд ли большой романтик.

– Ой… Я тебя умоляю. У нас сейчас с мужем переспать, как зубы почистить.

– Грустно как-то.

– Да. Грустно. Но так оно и есть.

– Не у всех же. – Я не сдавалась. Такое ощущение, что подсознательно позвонила ей, чтобы проверить, чего у меня внутри больше – страхов или надежд.

– Ой, да ладно. Меня вот возьми. Любовь-морковь. Потом поженились. Дети родились. И всё.

– Хочешь сказать, дети разрушают любовь? – Это я уже слышала не впервые. Но каждый раз искренне удивлялась.

– Вобщем, да. И дети важнее.

– Чем любовь?

– Ну, конечно!

Меня передёрнуло. Странно, топили отлично. Но руки почему-то были как ледышки.

– Странно.

– А что странного?

– Не знаю. Может я всё ещё надеюсь. Что мой муж окажется хорошим.

– Все так думают.

– И ты так думала?

– Да. И я.

Мда… Всё плохо. В эту секунду мир показался очень неуютным местом. А жизнь серой. Лишённой красок.

– Слушай, ну это же не конец света. В конце концов, есть ты.

– А что я?

– Как это что? Как это что?! Ты сама себе должна быть нужна!

Не понятно было, о чём это она толкует.

– Ты что, вообще себя не ценишь?

– Не знаю.

– Слушай, точно. У тебя заниженная самооценка.

– Не думаю.

– Точно-точно. А что если ты вообще никогда не найдёшь свою настоящую любовь? Не думала об этом?

– Не думала. Ни о чём. Кроме того, кто хотел со мной помириться. И холода, который всё больше проникал в тело.

– Как это не найду?

– Да вот так! Сколько одиноких людей. И что, всем теперь лечь умереть? У всех же по-разному жизнь складывается.

– И?

– Что «и»? Что ты будешь делать тогда?

Рисовалась страшная перспектива. Действительно пугающая. Жизнь без любви. Холод, хлестнувший по спине, вдруг выбросил из реальности. Что-то заставило обернуться. Отражение в окне. Было темно. Уже горел свет. Из отражения на меня хищно смотрела Инна. Глазами, полными ненависти. Я чуть не уронила телефон. Инна! Вместо меня?

– Алло? Ты здесь? Алё-о? Ты меня слышишь?

Отражение, как дьявольская марионетка, повторяло всё сказанное Инной. Слово в слово. Беззвучно.

– Да, я здесь. – Услышала свой напуганный голос. Почувствовала ещё больший холод.

– Что-то случилось? Что у тебя с голосом? Кто-то пришёл? Алло? Ты слышишь? Алё-о?

Я отключила телефон.

Однако изображение не исчезло. Инна в ярости двинула мобильным о стену. Через секунду всё, что попадалось ей под руку, отправлялось туда же – о стену. Всё это отражалось в окне. У меня на кухне. Вместо меня.

Набрала её номер. Силуэт метнулся к стене. Она схватила мобильный с пола. Сейчас я не видела её лица. Только спину и затылок. Звуков по-прежнему не было. Но в трубке голос звучал отчётливо. И очень живо.

– Алло? Прервалось, наверно. Ты меня слышишь? Алё-о? Юля, ты здесь? Почему ты молчишь?

Как завороженная, я наблюдала за происходящим. Ощущение теперь уже потустороннего холода усилилось. Вдруг, Инна повернулась. Она смотрела мне прямо в глаза. В трубке послышалось рычание. Похожее на волчье. В отражении рот Инны криво усмехался. Как бы иллюстрируя чудовищные звуки.

Неожиданно она бросилась ко мне. С выпученными глазами. Полными сумасшествия. Злобы. Ненависти. Ударилась со всей дури о стекло. Оно дало трещину. Инна по ту сторону упала без чувств. В трубке снова послышались короткие гудки.

Я выключила телефон. Схватила собаку. Сумку. И бросилась прочь из дома.

Уже битый час я нарезала круги вокруг дома. В моих окнах было темно. Но лучше уж темнота. Чем то, что там было. Идти домой не решалась. Боялась даже просто подойти ближе. Что если окончательно сдадут нервы? А что если я – сумасшедшая и у меня съехала крыша от горя? Что тогда? Кто мог бы сказать, что в моей ситуации было лучше.

Позвонила Ляле. Подруге юности. Лучшей. Да и взрослости тоже. Чтобы успокоиться. Поговорили о земном. Родном. Привычном. Я рассказала про случившееся. Про трещину в стекле. Ляля успокоила. Что это нервы. Расшатались. Из-за всего. И трещины-то наверняка никакой нет. Вовсе это не сумасшествие. Просто надо отдохнуть.

– Вообще, чего ты там таскаешься вокруг? На ночь глядя. Это твоя квартира, в конце концов. Тебе там должно быть хорошо. – Я молчала на это. Понимая что не смогу объяснить всего. Ляля обнимала голосом. На душе теплело. – И девчонку собачью не покормила, небось? Выскочила, как ошпаренная?

– Нечем. Кормить.

Ляля вздохнула. Я знала, что ей и без меня хватает хлопот. А ещё, что она добрая.

– Так. Давай приходи.

– Неудобно.

– Приходи давай. Оливье сделаем. Девчонку твою накормим. Про профессора твоего поговорим. – Не знаю почему она называла его профессором. Он им не был. Но звучало забавно. И было приятно, что она всех называла моими. Тепло от этого становилось. И спокойно. – Так. Давай, жду. Всё.