Смертельное время - Александр Алексеевич Зиборов

– Кстати, я слышал шутку: «Порядок по-американски – бомбёжка всех стран бомбят по порядку…»

Последние слова осла были заглушены треском выстрелов, взрывом гранат, воплями, руганью…

Добежав до поворота улицы, они увидели площадь и наискосок налево солидное здание с вывеской «Банк». Оттуда и доносились эти звуки.

Прохожие на площади стремительно разбегались и прятались куда попало. Некий находчивый субъект, пользуясь случаем, затащил накрашенную девицу в подъезд и принялся лапать, не обращая внимания на суматоху. Её крики даже не были слышны в общем гаме.

Некоторые молодчики начали бить витрины и хватать выставленные на них товары.

Из дверей банка выскочили четверо рослых мужчин в масках и бросились к машине. Один из них обернулся и швырнул назад гранату. Она ещё находилась в воздухе, когда в дверях банка показались люди с оружием. Увидев летящую в них смерть, они побледнели, выронили из рук автоматы с ружьями. Раздался взрыв: несчастные повалились, иссечённые осколками.

Бандиты тем временем на повышенной скорости покидали площадь.

Всё это совершенно спокойно фиксировал телекамерой оператор с помощниками в пуленепробиваемых костюмах. Их аппаратуру защищало особо прочное стекло.

Кончив своё дело, оператор широко зевнул, достал из сумки пару бутербродов, бутылку вина и принялся завтракать.

Когда он закончил трапезу, на площадь одна за другой стали приезжать полицейские машины, а вслед за ними «скорая помощь».

Полицейские принялись хватать и кидать в свои машины тех, кто им подвернулся под руки.

– Финита ля комедиа, – брезгливо произнёс осёл. – Как говорили древние римляне: комедия окончена.

– Что здесь происходило? – спросил Ефим.

Дантес сказал:

– Обычное дело, грабили банк.

– А может, кинофильм снимали? – предположил Ефим. – Видишь, телеаппаратура, около неё – оператор.

– Нет, просто гангстеры предусмотрительно заключили договор с телевидением о трансляции передачи. Не даром, понятно, а за очень солидную мзду. Тут всегда так делается. Нередко гонорар за их творческий «акт» оказывается больше самой добычи. Так что выгода выходит двойная. А полиция, как обычно, проспала и арестовывает случайных прохожих. Теперь каждый из них будет осуждён, если не сумеет откупиться взяткой. Ведь здесь считают, если ты оказался рядом с местом, где совершенно преступление, то не можешь быть невиновным. И если не в этом, то в чём-то ином. Впрочем, разве не точно также поступают и у вас на Земле! Может, станешь возражать? У вас же говорят – «наказания без вины не бывает».

Ефим подумал и благоразумно промолчал, но минуту спустя не удержался и в сердцах вскричал:

– Неужели в этом городе живут люди без чести, совести и сострадания?! Ведь на телевидении знали, что готовится ограбление, могут быть жертвы, и никого не предупредили?

– На сей раз ты угадал, – улыбнулся Дантес. – Это город не только дураков, но и подлецов, негодяев, убийц, насильников, мошенников и прочей накипи людского общества. Жизнь у них весёлая. Они сами отравляют её друг другу. Так сказать, по принципу самообслуживания.

По улице снова мчалась толпа. Осёл и Ефим едва успели забежать в подъезд, который оказался сквозным. По нему они прошли во внутренний двор, где увидели множество людей, которые кричали «Пожар» Пожар!», но не двигались с места. Женщина горестно причитала о любимой дочурке, оставшейся в доме.

Поддавшись внутреннему импульсу, Ефим бросился в здание, сорвал со стенки попавшийся ему на глаза огнетушитель и ринулся на второй этаж. На одном дыхании пробежал анфиладу комнат, но нигде не обнаружил даже намёка на огонь. Только в последней квартире на подоконнике стоял полураздетый длинноусый старик с дымящейся трубкой в руке. Он дрожал всем телом, порой стуча зубами. Время от времени он вынимал трубку и слабым голосом кричал:

– Пожар! Спасите!

Вот кто паникёр, сообразил Ефим и обозлился. Стукнул головкой огнетушителя по полу и направил пенную струю на старика. Тот поперхнулся на полуслове, но трубку уберёг, выпучил глаза, кашлянул и заорал:

– Тону!

Затем согнулся, вроде перочинного ножа и свалился на пол, а его трубка при этом полетела за окно.

Стоящая внизу толпа зевак разбежалась с воплями:

– Дом валится! Спасайся, кто может!

Ефим выругался, бросил огнетушитель и спустился вниз, где его встретил с ехидной улыбкой Дантес. Осёл стоял, прислонившись к стене дома, и пилкой полировал свои копыта.

– Ну, как дела, пожарничек?

Ефим насупился. Осёл понимающе усмехнулся, полюбовался на свои конечности и сказал, что нечто вроде этого он и ожидал. Затем сделал знак продолжать путь.

Ефим шагал следом за спутником, сильно раздосадованный, что поддался чувству, позабыв о предупреждении своего спутника: всегда брать пример с него.

– Красавчики, идите ко мне, не пожалеете!

Этот окрик прервал размышления Ефима. Он поднял голову и увидел перед собой дородную женщину с остатками былой красоты.

– Три дочки у меня, – продолжила она, – выбирайте любую. Каждая из них – ягодка, вкус которой никто не знает, ибо никто не пробовал; кобылка необъезженная. Старшей всего-то пятнадцать лет. С ними вы познаете небывалое блаженство.

Ефим покосился на Дантеса: тот даже не замедлил шаг, словно ничего не слышал, и твёрдо решил ему подражать.

Обманувшись в своих намерениях, женщина принялась проклинать их, извергать страшную хулу. Над ней начали смеяться девушки, толпой преградившие дорогу путникам.

– Старая дура! – говорили они. – Чем задумала заманить красивых и умных господ. Они-то понимают истинный толк в любви и, несомненно, выберут нас. Не правда ли, милашки?

Среди кокеток были полные и худые, брюнетки и блондинки, шатенки и рыжие, молодые и не очень… Все в соблазнительных одеждах, предельно откровенно подчёркивающие их прелести. Они бросали многообещающие улыбки с привычной техникой манящих глаз.

Ефим почувствовал себя мужчиной.

Осёл же между тем невозмутимо шествовал дальше, и Ефиму пришлось следовать за ним, несмотря на сильнейшую досаду.

Едва они миновали девушек, как лица их исказились и теперь источали бессильную злобу, ненависть, а алые губки извергали самые грязные ругательства.

Ефима потрясла столь разительная перемена. По его лицу прошёл холодок и он устыдился своего недавнего влечения к красоткам.

…Вдруг из переулка появилась ещё одна девушка. Среднего роста, длинноногая, с волосами спелой пшеницы, в скромной, развевающейся на ходу одежде. Она несмело подняла бровь и стали видны огромные, цвета чистейшей бирюзы глаза. Они излучали смущение, робость и лёгкий испуг.

Он оторопел, с каждой секундой всё больше постигая её неброскую, но удивительную красоту. Это была девушка нашей мечты. Красивая, чуткая, нежная, доверчивая. Совершенство, которое мы видим в своих грёзах. Идеал, который мы надеемся встретить в своей жизни.

Помимо воли Ефим рванулся было к ней, потупившей смущённо взор и блистая румянцами на белейших щёчках, но тут громко, самым противным голосом заревел осёл, схватил его, вскинул себе на спину и помчался скачками прочь. Ефим какое-то время вырывался, но скоро они выбрались из города и он обмяк, почувствовав себя совершенно опустошённым. Ему всё стало безразлично. Его сердце, чувства, вся жизнь