Прогулки по Москве. Москва деревянная: что осталось - Владимир Резвин

Внутренний вид крестьянской избы

Изба – очень консервативный вид жилища. Быт людей, живших в избах, не менялся на протяжении столетий. Но было бы неверно думать, что изба не эволюционировала и оставалась в неизменном виде. Отличие хорошо видно при сравнении бедного народного жилища начала XVIII века и домов более позднего времени. Раньше большинство изб были курными, то есть топились «по-черному». До 1700 года поголовно все беднейшее население не только деревень, но и городов жило в таких избах. Но в течение XVIII–XIX веков количество «черных» изб неуклонно уменьшалось, и к середине XIX столетия их оставалось не более 20–30 %. В Москве в 1722 году появилась особая инструкция. В пункте 9 этой инструкции предписывалось во всех городских «черных» избах сделать трубы и впредь строительство «черных» изб запретить. В «черных» избах не только отсутствовала труба для отвода дыма, но и были земляные полы. Редко когда в таких домах полы были дощатые, и у современного человека это вызывает удивление. В своей книге исследователь архитектуры Л. В. Тыдман пишет: «Современному человеку трудно понять, почему семья, в которой есть мужчины, владеющие плотничьим мастерством, не могла обзавестись дощатыми полами и белой избой. Во-первых, помещичьему крестьянину не безопасно было выделяться каким-либо признаком зажиточности – это могло вызвать увеличение оброка. Другая причина – боязнь осуждения со стороны односельчан»[10]. Тут имеется в виду общераспространенное в деревне и существующее до сих пор чувство зависти к более трудолюбивому и удачливому соседу. Зависть часто приводила к поджогам, которые становились для крестьянина непоправимой катастрофой. Именно зависть является одной из причин того, что в современной деревне частное фермерское хозяйство не может укорениться. Однако вернемся в далекое прошлое. Полы в избах до начала XVII столетия продолжали оставаться земляными.

Количество курных изб стало сокращаться только после отмены крепостного права в 1861 году. На изображениях Москвы того времени еще можно увидеть рядом с дворцами обычные деревенские избы. Что же представляла собой, не вдаваясь в детали, курная, или «черная», изба? Площадь бедной избы составляла приблизительно 15–20 м2, что диктовалось длиной бревна. Такая простейшая ячейка называется клетью. Часто клети соединялись, образуя избу большего размера. Клеть также по мере надобности могла быть разделена на отдельные ячейки – комнаты – продольной и поперечными стенами. Затем, когда семья увеличивалась, к первоначальной клети прирубали другие. Деревянное зодчество сродни живому организму, поэтому сравнение биологического и архитектурного формообразования представляется вполне допустимым. Если в основе развития живого организма лежит клетка, то в деревянной архитектуре это клеть. Клети хорошо видны на плане дворца Алексея Михайловича в Коломенском, который напоминает клетки живого организма под микроскопом.

Волоковое окно

Крыша городской избы чаще всего была плоской. Она состояла из одинаковых, плотно пригнанных друг к другу бревен, поверх которых укладывали доски. По доскам, в качестве гидроизоляции, клали внахлест березовую кору, которая практически не поддается гниению. Поверх всего укладывали дерн. Скатные кровли появились несколько позже. Основным видом покрытия избы в деревнях были соломенные крыши. Из Москвы, Петербурга и губернских городов их удалось убрать ввиду большой пожароопасности.

В первой четверти XIX века научились изготавливать листовое железо, которое получило широкое распространение в больших городах, в том числе и в Москве. Хотя оно было очень дорогим, все домовладельцы, кто мог это себе позволить, стали крыть свои дома листовым кровельным железом. Окна в избах, топившихся «по-черному», были волоковые, небольшого размера. Такие окна прорезали между двух горизонтальных бревен и закрывали доской-задвижкой. Высота окна не превышала толщины бревна, а ширина была не больше полуторного размера высоты. Затягивали их бычьим пузырем, тонкой телячьей кожей. Очевидно, что дневного света такие окна почти не пропускали. Реже закрывали окна слюдой. Дым из топившейся «по-черному» печи выходил через дверь и волоковые окна. В 1727 году волоковые окна в Москве были запрещены особым указом.

Русская печь

Важным элементом избы была печь. Печи в избах до начала XIX века были глинобитными, и только потом их стали класть из обожженных кирпичей. Мастера-печники, умевшие сложить хорошую печь, очень ценились. Печь не только обогревала жилище. В ней готовили пищу, мылись и даже парились. Речь идет о так называемых русских печах. Но были в городах еще и «голландские» печи, служившие только для отопления.

Может показаться, что курная изба была очень грязной, насквозь пропитанной сажей. Но вот что пишет о такой избе реставратор и исследователь деревянного зодчества Русского Севера А. В. Ополовников: «Курная изба поражает. Прежде всего рушатся… поверхностные представления о том, что в такой избе всегда темно и грязно. Ничего похожего! Полы, гладко обтесанные бревенчатые стены, широкие лавки, печь – все сверкает чистотой… И лишь несколько выше человеческого роста проходит граница, за которой царит чернота закопченных верхних венцов сруба и потолка – блестящая, отливающая синевой, как вороново крыло»[11]. В конце XIX века количество курных изб резко стало сокращаться, но отдельные курные избы можно было встретить вплоть до 30-х годов XX века.

Дом Протковой. Арх. О.И. Бове

С первой половины XIX столетия, особенно после пожара 1812 года, Москва стала застраиваться домами особнякового типа, для одной семьи, часто по образцовым проектам. В таких особняках жили небогатые дворяне, купцы, батюшки и клир окрестных церквей, мещане. В начале XIX века разрешалось строить только одноэтажные деревянные дома. Застройщики всячески пытались обходить этот запрет. Так как высота дома не лимитировалась, второй этаж обычно прятали в объеме одноэтажного дома, устраивая мезонин. Мезонин хорошо прижился в Москве, так как заменил бельведер и позволял любоваться окрестными видами. При сдаче дома внаем наличие мезонина служило дополнительным плюсом и позволяло запрашивать более высокую цену. Об этом свидетельствуют объявления в газетах, где наличие мезонина указывалось особо. Удавалось строить даже трехэтажные дома – с антресолями и мезонином. В домах побогаче у хозяев всегда имелась прислуга, порой многочисленная. Например, у В. И. Баженова, а он не был богачом, было тридцать человек прислуги. В доме среднепоместного дворянина полагалось иметь: камердинера, повара, кучера, форейтора, двух лакеев, истопника, горничную и двух прачек. Вся прислуга, кроме камердинера, который был на особом положении, не имела своих комнат. Спали, как правило, на полу, подстилая войлок, или на сундуках и лавках. Все служебные помещения находились в заглубленном цокольном этаже, непригодном для жилья. Важнейшими помещениями были парадные комнаты, в которых не жили, а принимали гостей. В богатых домах-дворцах, таких как Кусково или Останкино, под парадные комнаты были отведены лучшие помещения. Об этих дворцах, выдающихся памятниках деревянного зодчества, будет рассказано отдельно.

В.Я. Либсон

В Москве «допожарных», то есть построенных до 1812 года, деревянных домов остались буквально единицы. Еще в 1980 году известный московский реставратор Владимир Яковлевич Либсон говорил, что таких домов сохранилось менее десяти. Сколько их осталось сегодня, я сказать не берусь. Об одном из таких чудом уцелевших московских старожилов будет рассказано в этой книге.

В конце XIX – начале XX века возникали деревянные дома, которые строили для себя богатые московские оригиналы или художники. Таких домов не много, и о некоторых из них, например о Погодинской избе или о доме В. М. Васнецова, постараемся рассказать. О сохранившихся в Москве памятниках деревянного зодчества разных эпох в книге будет говориться на конкретных примерах. О каждом таком здании и людях, в нем проживавших, будет рассказано отдельно.

Деревянное строительство на Руси издревле велось по артельному принципу. Будущий застройщик начинал с того, что находил и нанимал для работы артель. Это был решающий момент при начале возведения дома или церкви. Артели были специализированные – плотники, каменщики, кровельщики, печники… Универсальных артелей не существовало, что легко объяснимо. Например, в артели, где были бы и плотники, и кровельщики, последним нечего было бы делать, пока ставился сруб дома. Такого артель позволить себе не могла. На Руси с древних времен и до конца XIX века каждый крестьянин умел обращаться с топором и другим плотницким инструментом и выполнять все домашние работы по дереву. Но это относится к работе по собственному хозяйству. Для строительства различных домов «по найму», как и во всяком большом деле, были нужны плотники-профессионалы. Они объединялись в плотницкие артели: для мастеров это был способ существования и зарабатывания денег на содержание семьи. Обычно артель переходила из деревни в деревню, предлагая свои услуги. В больших городах были особые места, где разные артели собирались и подрядчики могли выбирать нужную артель. В Москве, например, таким местом была площадь Хитрова рынка, где артели ждали нанимателей под специально построенным навесом. Эту ситуацию описал Владимир Гиляровский в книге «Москва и москвичи»: «На площадь приходили прямо с вокзалов артели приезжих рабочих и становились под огромным навесом, для них нарочно выстроенным. Сюда по утрам являлись подрядчики и уводили нанятые артели на работу»[12]. Каждый строительный сезон «…слаженные, сработавшиеся артели плотников, столяров, каменщиков, штукатуров, маляров с весны до осени наводняли уездные и губернские города, Москву и Петербург, предлагая свои услуги. В городах обычно подряжали артели мастеров и для работы в усадьбах… Эти артели состояли из людей разного возраста, но пришедших из одной местности и объединенных родством или многолетним соседством. Обычно они владели какой-то одной строительной специальностью… За другую, не свою строительную работу они брались только в том случае, когда не удавалось взять подряд на работу, которую они хорошо знали, ибо хорошая репутация была для них залогом получения подряда в будущем сезоне»[13].