Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блудов овраг, через который я постоянно курсировал, и правда был странноват. Неглубокий, метров семь-восемь, но довольно широкий. По дну протекал слабый ручеёк, да какой там ручеёк, так, сырость одна. Весной и осенью помокрее, а летом и вовсе пересыхает. Не сказать, что всегда, но довольно регулярно там действительно присутствует туман. В основном, конечно, по утрам и вечерам, что вполне естественно. В пасмурные или дождливые дни тоже появлялся достаточно часто. Но самое интересное, что структура тумана была весьма непостоянна. То он представал лёгкой белёсой дымкой, то монолитным пластом плотной ваты, то бурлящей молочной субстанцией. Подойдёшь другой раз к краю, посмотришь сверху – ну полное ощущение, что сейчас в кипяток нырнёшь. Короче, был туман многолик и разнообразен. Если это и есть проявление его жутких свойств, то… не знаю, меня лично не впечатляло. Преодолевал я его по многу раз и в разных состояниях.
Вот и в этот раз, нагрузив своего Мула, как я свой велосипед называл, до состояния прогиба ободов и взвалив на плечи станковый рюкзак, килограмм эдак под двадцать пять, я, повернувшись к Алевтине Петровне, махнул ей рукой, мол, всё, отчалил. Она лишь недовольно поджала губы и привычно перекрестила меня вослед. Она всегда так делает.
Солнце только-только начинало подниматься где-то на востоке. Я навалился на руль и плавно покатил Мула в сторону оврага. Покатил потому, что в данной комплектации для езды он не приспособлен. Мощный задний багажник, на нём объёмный сумарь, по бокам колёс – два вместительных кофра из толстой кожи, прообразом которым послужили пехотные ранцы ещё аж 1812 года. Спереди – большая крепкая, мелкоячеистая металлическая корзина, с боков висят полуовальные эмалированные 12-литровые вёдра. И всё это забито до отказа. К раме плотно примотаны, так сказать, орудия производства. Да я и сам упакован неслабо: плотная футболка, сверху – «зимняя» тельняшка, подарок сына, потеплей иного свитера будет. Потом куртка со штанами, мой старый, но ещё ходить и ходить в нём, камок. Портупея. Под штанами – добротные трикошки, когда тебе за полтишок, они не лишние, знаете ли. На ногах, на плотный носок, крепкие, но разношенные берцы. Нигде не жмут, не давят. Завершает «ансамбль» просторная куртка из плотного брезента с капюшоном, ну и «балаклава» на голове. Казалось бы, с таким грузом и так одет – кабы не замариноваться в собственном соку, но тут всё рассчитано. Я всегда в утренний рейс по максимуму гружусь: по холодку, не спеша, с «перекурами», дойду до дачи и даже не вспотею. У нас в конце апреля другой раз и посерёд солнечного дня задубеть можно.
Когда я подкатил к краю Блудова оврага, выяснилось, что сегодня туман пребывает в своей плотной ипостаси. Ну что ж, не в первый раз такое. Потихоньку-помаленьку начал спускаться. И с этой, и с той стороны склоны были достаточно пологими, а кое-где люди слегка помогли природе лопатами. Далеко не один я здесь хожу.
С каждым шагом становилось всё темнее и «молочней», я будто реально погружался в топлёное молоко. Совсем скоро видимость упала до полутора-двух метров. По ощущениям, уже почти спустился, как вдруг колесо обо что-то стукнулось, руль мотнуло, и велик всей своей массой резво рванул вниз. С криком «Мля-а-а-а, стой, падла-а-а!» я, держась за руль, проскользил по склону метров пять и… – о чудо! – сумел не только остановить этот грёбаный тарантас, но и сам остановиться. Меня аж в пот бросило. Как я не навернулся со всеми вещами… уф-ф!!! Осмотрелся… Ну, это такая фигура речи – «осмотрелся». На самом деле: вытяни руку – пальцев не различишь. То есть ни шиша не видно. Стой не стой, а двигать надо. Но для начала хоть ногой впереди пошуровать надо. Я снял рюкзак, поставил, оперев о него велик, пошатал конструкцию – вроде не падает. Сделав несколько шагов, практически на ощупь, я чуть в воду не влетел, вовремя тормознул.
– Это что ещё за хрень, – пробормотал я, – откуда здесь столько воды?
Я прошёл немного вправо, потом столько же влево, ничего не поменялось – вода. Много воды! Откуда столько? Ещё этот туман гадский! В такой плотный я и правда ещё ни разу не попадал. Ни черта не видно.
– Эй! Алё! У вас тут что, бобры-стахановцы завелись?! – крикнул я в плотную сырую взвесь. – Или потоп местного разлива, э?!
Туман ответил мне мертвящей тишиной. Да что там, казалось, даже звук, сорвавшись с моих губ, тут же растворился без всякого следа.
Бр-р-р! Меня аж передёрнуло, то ли от холода, то ли от нервов. Что-то напрягать меня стало это «белое безмолвие». Вот насмотришься всяких нехороших фильмов, где из подобного, по сути, совершенно безвредного природного явления всякая страсть Господня лезет…
«Так, – сказал я сам себе, – надо вылезти наверх и слегка подождать».
Карабкаясь по склону, я якобы в шутку бурчал под нос: «Вот говорила мне бабушка Алевтина: не ходи, Петенька, в туман». А на самом деле мне было страшно, и неосознанным таким, иррациональным страхом.
Когда я вылез из оврага, у меня ещё заодно и глаза на лоб вылезли.
– Алевтина Петровна, дорогой вы мой человек, надеюсь на вас и уповаю! – Я прижал руки к груди в молитвенном жесте. – Очень хочется мне, чтобы это вы сегодня с утра, дабы проучить
