Цербер - Николай Полунин

У Михаила не было фотографии, позволившей бы попросту подойти к человеку на улице, спросить дорогу или извиниться, отдавив ему ногу в толпе.

Впрочем, он имеет несколько вариантов, продуманных заранее, применительных практически к любому случаю.

Они взялись за дело с двух сторон.

Высадив Михаила у «Гор. гостиницы» — так именовалось это учреждение на стеклянной «доске» при входе, — Алик отправился в центр, благо это было метров восемьсот, на рынок, где, как известно, продается и покупается все. Алик знал, как спрашивать, а о чем и о ком, Михаил его проинструктировал.

При упоминании банка Алик взглянул с новым интересом. Можно было угадать направление его мыслей.

Внешне гостиница имела точно такой же вид, как здание отделения банка, только без часового при входе. Михаил подумал, что опять промахнулся и лучше бы ему было идти на почтамт, но внутри не оказалось никого, кроме одинокой девушки за стеклянным барьером. Это несколько меняло дело.

— Нельзя ли у вас попросить книгу городских телефонов?

Равнодушие девицы было до такой степени наигранным, что он даже вздохнул. Про себя.

— Вам по городу?

— А что, есть еще и по району?

— Конечно. Но в ней только государственные, а вам, должно быть, частные нужны?

— Тогда, конечно, давайте по городу. Где у вас?..

Она, безусловно, очень хотела бы, здоровая пухленькая провинциалочка, подслушать разговор стильного парня, явно не из ее вдоль и поперек перепробованного Видова. Но Михаил отошел к аппарату у двери.

В городской телефонной книге он быстро отыскал телефон частной квартиры № 14 в доме 5а по улице Правды и добавил его, мысленно повторяя, к огненным строчкам. Добавил и еще один, из квартиры того же дома. Собственно, в последнем случае ему нужна была только фамилия.

Отозвались сочным баритоном.

— Слушаю вас внимательно.

Звук был так силен, что пришлось, делая вид, что поправляет трубку, заткнуть пальцем окошечко наушника. В микрофон Михаил усиленно сопел.

— Боровский слушает, говорите, — предложил баритон тоном выше.

Тогда Михаил, негромко, чтобы не донеслось до гостиничной толстушки, сказал с прибалтийским акцентом:

— До-прый день. Мне пош-жалуйста госпош-жу Иннгу Калявиене. Или я ошип-бся?

— Ошиблись. X… знает что, — сказал заместитель управляющего отделением банка Боровский, и Михаил услышал это, пока трубка на той стороне летела на рычаг, — спокойно отдохнуть не дают, козлы какие-то…

— Спасибо, Николай Степанович, с удовольствием расположусь у вас, — сказал Михаил в короткие гудки.

Когда он возвращал книгу, одинокая девушка за барьером вздохнула совсем не про себя.

С Аликом столкнулся нос к носу прямо на выходе, не пришлось даже ждать.

— Значит, так, — затрещал Алик, — я все выяснил, Боровских в городе три семьи, остальные по деревням в округе. Первый, самый главный, и который как раз нужен — Боровский Аркадий Сергеич, был директором РАЙ ПО, теперь в банке управляющим. Я на всякий случай и про других. Второй, Василий Сергеич, брат, раньше был директором совхоза, теперь в АТП, тоже директор. Третий…

— Да не тараторь ты. Машина где?

— Вон стоит, далеко, как положено.

— Хорошенькое далеко, если — вон.

— А тут все так.

— Поехали куда-нибудь, мне надо переодеться. Потом высадишь меня поближе к улице Правды, а сам отправляйся искать хату нам и машине на несколько дней, понятно?

— Понятно. Поехали, но куда-нибудь переодеться — это лучше всего за город. Три минуты. Вот только где тут гаишники обычно тормозят, я не успел…

В джинсовочке, с сумочкой через плечо, в простеньких кроссовочках Михаил звонил в дверь 14-й квартиры по улице Правды, 5а. От него изрядно попахивало спиртным.

Открыл ему обладатель сочного баритона собственной персоной, а не жена, о чем можно было беспокоиться. Ведь замуправляющего сегодня отдыхал, мог на звонок и не выйти. От него тоже попахивало спиртным.

— Вам кого, молодой человек?

— А это… а мне… а чего, Федоровы не здесь живут?

— Нет, молодой человек, ошибся.

— А… я извиняюсь… а это разве не двадцать четвертая квартира?

— Нет, молодой человек, двадцать четвертая — в следующий подъезд, Федоровы как раз там. А эта — четырнадцатая.

— Э! Ну, я извиняюсь. Ошибся, прошу прощения. Бывает, я извиняюсь.

Дверь скрывает от Михаила мужчину лет шестидесяти, с брюхом из-под растянутой тенниски и в очках в толстой оправе.

Они увидели друг друга, Михаил и этот грузный мужчина, который теперь обречен. Боровскому Аркадию Сергеевичу осталось жить дней десять, а то и меньше, потому что «информашки» определяют только самые крайние сроки.

Не только истинной, скрытой от всех и вся, но и самой конкретной, земной и обыденной причины смерти, неотвратимо ожидающей Боровского в ближайшие дни, Михаил не знал, как и всех кто был до него.

Чтобы существование Боровского прервалось, хочет ОНА — Сила, которой Михаил безрадостно, но покорно повинуется вот уже без малого пять лет.

Глава 2

— Небось думаешь, мы по банку прибыли ударить? — сказал Михаил, когда они подъехали к домику, где им согласились сдать половину на несколько дней.

Алик уклончиво подвигал плечами.

— Признавайся, признавайся. — Михаил был настроен дружелюбно.

— Не знаю я, шеф, ой, Михаил. Мы с вами во всяких делах бывали. И всегда было… непонятно. Мы едем, мы ищем, мы находим. И больше ничего. Уходим обратно на базу, уезжаем домой то есть. Нет, вы не подумайте, что я чем недоволен или что… Только странно как-то.

«Еще бы тебе не странно, — подумал Михаил. — Тебе и всем вам».

— Нет, я понимаю, если у вас, например, везде кто-то еще есть…

— Может быть, и так, — сказал Михаил, — может быть, и есть. А вот кое-где, например, на базе — дома то есть — у меня вполне может кое-кого и не быть. Например…

Он упер палец в грудь Алика. Тот нервно облизал губы.

— Понятно. Разрешите выполнять?

— Договорись с хозяйкой насчет молока, выполняла. Неизвестно еще, сколько нам тут жить.

В маленьком кособоком домишке с садом над тихой речкой Ужой им пришлось прожить всего два дня.

Глава 3

К кладбищу вели двести метров специально отведенного от шоссе асфальта. Сейчас по ним двигались два автобуса, открытый грузовик с гробом и так много легковых автомобилей, что хвост колонны еще съезжал с шоссе, а головной автобус уже докатил до первых могил.

В ярком солнце тень от громадных берез и лип покрывала только вершину холма. Могильные ограды расползлись по склонам вниз к оврагу и к реке, невидимой отсюда, с бетонки.

— Тьфу, — сказал один из двоих возле джипа «Турбо» на обочине шоссе, — я думал: «Главное! Главное городское!» — а тут так, пупочка.

Второй молча глядел на процессию и только хмыкнул, когда там нестройно грянул оркестр.

— Чего мы ждем-то?

Первый был одет в обтягивающий спортивный костюм, на руках тонкие кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Старший коротко взглянул на него. Тот было притих, но сейчас же отвлекся на проходящих мимо девушек в ярких майках и джинсах.

— Куда путь держим, девчата?

— А куда и вы — на кладбище.

— Не надо так шутить. Кого там хоронят?

— А тебе, московскому, не все равно?

— Почему ты… а, по номерам. Так ведь я их как прилепил, так и скину. Я, может, самый главный рэкетир.

— Уймись, — бросил старший. Молодому не терпелось.

— Все-таки, кого ж там в мать-сыру кладут-то?

— Банкира нашего самого главного, — ответила высокая полная блондинка с горячими глазами.

— Угу, понятно, теперь мода такая — банкиров стрелять.

— Сам помер. Говорят, взял — да и подавился за обедом. Костью. Вот как бывает.

— Ну, это врут, — уверенно сказал бойкий. — Банкиры у нас так просто сами не помирают. Хороший был человек?

— А я с ним на машинах не каталась, — сказала смелая блондинка, зорко стреляя глазами на старшего. — Колдун, говорят, был, умел кровь заговаривать и любовь ворожить. Мог и сглазить кого, если бы захотел.

— Небось врешь.

— Нужно мне врать-то.

— У него и дед такой был, — сказала вдруг маленькая и меланхоличная. — Боровские — они все такие.

— Ой уж и все.

— Люди просто так не скажут, — быстро вставила блондинка, почувствовав, что теряет инициативу.

— Про всех не знаю, — сказала меланхоличная, — а этот точно был. У него и в РАЙ ПО все по струночке ходили, потому что знали: чуть что — ни выговоров, ни лишений никаких, а — сглаз. Маньку Дробышеву приворожил да и сглазил, она в Уже утопилась.

— Да про кого такого не скажут, если девушка… того, неуступчивая. А вот…

— Это ты прав, — вмешался старший, высокий и светловолосый. — Все, перекурили, едем дальше.