Одаренная - Мари Лу

Затем Дэй дотрагивается до моего плеча и указывает на один из экранов.

КАРАНТИННУЮ ЗОНУ В ЛОС АНДЖЕЛЕСЕ РАСШИРИЛИ ДО ЭМЕРАЛЬДА, СЕКТОР ОПАЛ

— Алмазный сектор? — шепчет Дэй. Я продолжаю смотреть на экран, не смотря на то, что заголовок уже сменился. — Разве там не богачи живут?

Я не знаю, что сказать ему в ответ, потому что я все еще стараюсь обработать эту информацию. Эмеральд и сектор Опал.... Может быть, это ошибка? Или чума в Лос- Анджелесе достигла такого опасного уровня, что эти новости транслируют даже в Вегасе? Я никогда не слышала, чтобы карантин объявляли в богатых секторах. Эмеральд граничит с Рубиновым сектором — значит ли это, что и в моем родном секторе объявят карантин? А как же наши прививки? Разве они не должны были предотвратить это? Я вспоминаю записи из журналов Метиаса. В одном из них он писал о новом вирусе, который никто не сможет остановить. Метиас описывал подземные заводы, распространение болезни... спланированное заражение чумой. Я чувствую, как по всему телу бегут мурашки. Лос-Анджелес уничтожит этот вирус, говорю я себе. Чума не распространится, так было всегда.

На экране появляются новые заголовки. На одном из них информация о казни Дэя. Появляется видео ролик, на котором солдаты стреляют в брата Дэя, Джона, и он падает на землю. Дэй опускает взгляд на дорогу.

Появляется другой заголовок.

ПРОПАВШАЯ БЕЗ ВЕСТИ

SS НОМЕР: 2001963034

------------------------

ДЖУН ИПАРИС

АГЕНТ ЛОС-АНДЖЕЛЕССКОГО ГОРОДСКОГО ПАТРУЛЯ

ВОЗРАСТ/ПОЛ: 15/ЖЕНСКИЙ

РОСТ: 164 СМ

ЦВЕТ ВОЛОС: ТЕМНО КАШТАНОВЫЙ

ЦВЕТ ГЛАЗ: КАРИЙ

ПОСЛЕДНИЙ РАЗ БЫЛА ЗАМЕЧЕНА ВОЗЛЕ БАТАЛЛА ХОЛЛА, ЛОС-АНДЖЕЛЕС, КАЛИФОРНИЯ

НАГРАДА НАШЕДШЕМУ 350 000 РЕСПУБЛИКАНСКИХ БАНКНОТ

УВИДЕВШИМ, НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЬ В МЕСТНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ПОЛИЦИИ

Вот, что Республика хочет, чтобы люди думали. Что я пропала, и что они надеются вернуть меня в целости и сохранности. О чем они не передают по новостям, так это о том, что скорей всего хотят видеть меня мертвой. Я помогла самому опасному преступнику избежать казни, помогла Патриотам устроить диверсию в военной штаб-квартире и повернулась спиной к Республике.

Но они не хотят, чтобы эта информация попала в массы, поэтому делают вид, что ищут меня. На экране появляется моя фотография с идентификационной карточки — лицо в анфас, без улыбки, без макияжа, только на губах блеск, темные волосы собраны в хвост, золотая печать Республики сверкает на фоне черного плаща. Я рада, что сейчас татуировка феникса скрывает половину моего лица.

Мы доходим до середины главной улицы, когда из громкоговорителей снова раздается треск. Мы останавливаемся. Дэй снова спотыкается и едва не падает, но я успеваю подхватить его, чтобы удержать в вертикальном положении. Люди на улице поднимают головы, чтобы посмотреть на Информщиты (кроме солдат, патрулирующих улицу и контролирующих, чтобы все внимательно слушали). Экраны начинают мерцать. Затем все пропадает и через какое-то время на экранах появляется фотография Электора Примо.

Я произношу клятву верности...

Мне почти нравится произносить эти слова вместе со всеми людьми на улице, по крайней мере, до тех пор, пока я не напоминаю себе, что все изменилось. Я вспоминаю тот вечер, когда я поймала Дэя, как Электор и его сын пришли, чтобы лично поздравить меня за поимку опасного преступника. Я вспоминаю, как Электор выглядит в жизни. На фотографии на Информщитах изображены те же зеленые глаза, крепкая челюсть, завивающиеся пряди черных волос... но на фотографии не передать холодность в выражении его лица и болезненный цвет кожи. На экране он выглядит по-отечески добрым, а на щеках виднеется румянец. Совсем не таким, как я его запомнила.

...флагу великой Республике Америки...

Внезапно вещание прерывается. Тишина на улицах, затем недовольное перешептывание в толпе. Я вздрагиваю. Я никогда не видела, чтобы прерывали клятву, до этого момента. А сбой системы на одном из Информщитов не должен влиять на остальные.

Дэй смотрит на погасший экран, в то время как я не отрываю глаз от солдат на улице.

— Несчастный случай? — спрашивает он. Его тяжелое дыхание беспокоит меня. Продержись еще совсем чуть-чуть. Мы не можем останавливаться здесь.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Посмотри на солдат.

Я незаметно киваю в их сторону. Они сменили позиции. Винтовки не лежат на плечах — они держат их в руках. Они готовятся к реакции толпы.

Дэй медленно качает головой. Цвет кожи стал пугающе бледным.

— Что-то случилось.

Изображение Электора пропадает с Информщита, после чего сразу же появляются другие серии фотографий. На них появляется человек, очень похожий на Электора — только гораздо моложе, едва достигший двадцати лет, с такими же зелеными глазами и вьющимися черными волосами. Я сразу же вспоминаю, как волновалась, когда он прикоснулся ко мне, когда я впервые встретила его на праздничном балу. Это Андэн Ставропулос, сын Электора Примо.

Дэй прав. Случилось нечто из ряда вон.

Электор Республики умер.

Из громкоговорителей раздается другой оптимистичный голос:

— Перед тем, как продолжит нашу клятву, мы должны донести до всех солдат и мирных жителей, что вам необходимо заменить портреты Электора в ваших домах. Вы можете забрать новые из ближайших отделений полиции. Инспекция будет проведена через две недели.

Голос из громкоговорителей объявляет о возможных результатах новых выборов. Но нет ни одного упоминания о причине смерти Электора. Или о продвижении на эту должность его сына.

Республика просто перешла к новому Электору, не задумываясь, как будто Андэн был тем же человеком, что и его отец. Я пытаюсь вспомнить, что я узнала в школе о выборе нового Электора. Электор всегда сам выбирал себе приемника, а общенациональные выборы подтверждали это. Не удивительно, что Андэн следующий на очереди, но наш Электор стоял у власти несколько десятилетий, задолго до моего рождения. Теперь он мертв. Наш мир изменился всего за одну секунду.

Так же как я и Дэй, люди на улице понимают, что нужно сделать: и как по команде мы все склоняемся перед Информщитом и проговариваем слова клятвы, которые появились на экране.

— Нашему Электору Примо, славному государству, союзу против Колоний, нашей грядущей победе!

Мы повторяем это снова и снова, пока слова высвечиваются на экране, никто не смеет останавливаться. Я смотрю на солдат. В руках они держат винтовки. Кажется, проходит целый час и слова, наконец, пропадают с экрана. Все возвращаются к своим делам, как будто ничего не произошло.

Дэй снова спотыкается. В этот раз, я чувствую, как он дрожит, и мое сердце сжимается как от боли.

— Останься со мной, — шепчу я. К своему удивлению, я почти что сказала: Останься со мной, Метиас. Я пытаюсь удержать его, но он падает.

— Мне жаль, — бормочет он в ответ. Его лицо покрыто испариной, в глазах боль. Он поднимает два пальца ко лбу. Стоп. Он больше не может идти.

Я оглядываюсь по сторонам. Слишком много солдат, а нам еще долго идти до конца улицы.

— Нет, ты можешь, вот так сдаться, — говорю я твердо. — Останься со мной. У тебя получится.

Но в этот раз, это не помогает. До того, как я успеваю поймать его, он падает на землю.

Глава 2

Дэй

ЭЛЕКТОР ПРИМО МЕРТВ.

По-моему, вся эта демонстрация выглядит смешно. Люди представляют себе смерть Электора так: грандиозный похоронный марш, паника на улицах, траур во всей Республике, солдаты, марширующие по улицам и выстреливающие залпы в небо. Званые обеды, белые знамена, висящие над каждым домом и развевающиеся на ветру флаги. Ну или еще что-то с таким же размахом. Но за свою короткую жизнь, я еще не был свидетелем смерти Электора. А вместо всего этого нам просто объявляют о приемнике, которого выбрал сам Электор и о поддельных народных выборах.

Я думаю, что Республика просто сделает вид, что ничего особенного не произошло и передаст власть в руки нового Электора. Теперь я вспоминаю, что читал об этом в одном из учебников в начальном классе. Когда приходит время нового Электора, страна должна сделать так, чтобы люди сосредоточились на положительных эмоциях. Ведь траур может принести только хаос и слабость. Единственный выход — двигаться дальше. Да. Правительство не может показаться слабым перед своим народом.

Но у меня всего секунда, чтобы подумать об этом.

Мы едва закончили проговаривать клятву, когда мою ногу снова пронзило болью, и я падаю на землю, опираясь на здоровое колено. Несколько солдат поворачиваются в нашу сторону. Я смеюсь так громко, насколько хватает сил, притворяясь, что плачу от смеха. Джун притворяется вместе со мной, хотя я и вижу страх в ее глазах.

— Пойдем, — шепчет она мне на ухо. Одной рукой она обхватывает меня за талию, а я стараюсь дотянуться до другой ее руки, которую она протягивает, чтобы помочь мне подняться. Люди вокруг начинают обращать на нас внимание. — Ты должен встать. Давай же.