Джонни Мнемоник - Уильям Гибсон

– Военные штучки, – сказала она. Её улыбка сверкнула в темноте. – Военные штучки. У меня есть друг, там внизу, который служил в армии, зовут Джонс. Я думаю, тебе стоит с ним встретиться. Он сидит на игле. Так что придётся ему что-нибудь принести.

– Он наркоман?

– Он дельфин.

Он был больше чем дельфин, хотя с точки зрения другого дельфина он мог бы показаться чем-то меньшим. Я видел, как он лениво кружит в своей оцинкованный цистерне. Вода плеснула через край, замочив мои туфли. Он был реликтом последней войны. Киборг.

Он поднялся из воды, показывая нам покрытые налётом пластины вдоль своих боков, ещё один визуальный трюк; сила и лёгкость его движений были скованы чешуёй из нелепой доисторической брони. Две выпуклости по обе стороны черепа были созданы для помещения в них сенсорных устройств. Серебристые рубцы поблёскивали на открытых участках его серо-белой шкуры.

Молли свистнула. Джонс мотнул хвостом, и ещё один каскад воды хлынул через край цистерны.

– Что это за место? – Я разглядывал смутные очертания в сумраке, ржавые цепи и хлам под брезентом. Над цистерной висела уродливая деревянная конструкция, увешанная рождественскими гирляндами.

– Парк Развлечений. Зоопарк и карнавальные аттракционы. «Поговори с боевым китом». И всё такое. В каком-то смысле Джонс, конечно, кит…

Джонс снова поднялся над водой и уставился на меня своим печальным древним глазом.

– Как он разговаривает? – Мне вдруг захотелось уйти отсюда.

– В этом весь трюк. Скажи «Привет», Джонс.

И сразу все лампочки вспыхнули одновременно. Они светились красным, белым, синим.

КБСКБСКБС

КБСКБСКБС

КБСКБСКБС

КБСКБСКБС

– Хорошо разбирается в символах, но набор кодов ограничен. Военные подключали его к аудиовизуальному дисплею. – Она вытащила узкий пакетик из кармана куртки. – Чистая дрянь, Джонс. Хочешь? – Он замер в воде и сразу начал погружаться. Я слегка встревожился, вспомнив, что он не рыба и может утонуть. – Нам нужен ключ к банку данных, Джонс. Срочно.

Огни вспыхнули, погасли.

– Ищи, Джонс.

    С

ССССССССС

    С

    С

    С

Синие лампочки, крестом.

Темнота.

– Чистая! Очищенная. Ну давай, Джонс.

БББББББББ

БББББББББ

БББББББББ

БББББББББ

Белое матовое зарево высветило черты её лица; монохром, тени на её скулах.

К   ККККК

К   К

ККККККККК

    К   К

ККККК   К

Лапы красной свастики искажались в её зеркальных линзах.

– Отдай ему, – сказал я. – Ключ у нас.

Ральфи Фэйс. Никакой фантазии.

Джонс перекинул половину своего бронированного туловища через край цистерны, и я подумал, что металл может не выдержать. Молли ткнула в него большим шприцем, вводя иглу между двух пластин. Поршень заскрипел. Цветные узоры взорвались, судорожно прыгая по раме, потом угасли.

Мы оставили его дрейфовать, вяло покачиваясь, в тёмной воде. Может, ему снилась война на Тихом океане, роботы-мины; он выводил их из строя, мягко прощупывая их электрические цепи Спрутом, тем самым, который сейчас использовал для взлома жалкого кода Ральфи в микросхеме в моей голове.

– Я могу понять промашку, которую они сделали, позволив ему демобилизоваться с этим устройством, но как кибернетический дельфин пристрастился к лекарству?

– Война, – сказала она. – Они все были такие. Как ещё можно их заставить работать на тебя?

– Я не уверен, что мне нравится это дело, – сказал пират, набивая себе цену. – Спецификация цели на спутнике – это не по правилам…

– Если будешь впустую тратить моё время, ты вообще окажешься не у дела, – сказала Молли, наклонившись над исцарапанным пластиковым столом и направив на него свой указательный палец.

– Хочешь попробовать купить свои микроволны где-то ещё? – Крутой паренёк – несмотря на свою Мао-работу. В Ночном Городе с самого рождения, наверное.

Её рука превратилась в размытое пятно на фоне его куртки, полностью отрезав лацкан и даже не распустив срез ткани.

– Ну так что, по рукам или нет?

– По рукам, – сказал он, пытаясь сделать вид, что разглядывает свой изуродованный лацкан только из вежливого интереса. – По рукам.

Пока я проверял два купленных нами рекордера, она вытащила из-под молнии на запястье куртки лист бумаги, который я ей дал. Развернула его и прочитала, молча шевеля губами. Потом пожала плечами.

– Это оно?

– Начали, – сказал я, одновременно вдавливая на двух деках кнопку «ЗАПИСЬ».

– Кристиан Уайт, – прочла она, – и его Арийское Рэггей Бэнд.

Преданный Ральфи, фанат до самого последнего дня.

Переход в режим идиот-всезнайка всегда оказывается менее резким, чем я ожидаю. Фасадом для пиратской радиоустановки служил офис загнувшегося турагентства – куб, окрашенный в пастельные тона, где были выставлены стол, три стула и выцветший постер швейцарской космостанции. На полке близ плеча Молли две игрушечные птички дутого стекла с оловянными лапками монотонно прихлёбывали из стиропластовой чашки с водой. Я достигал нужной фазы, и они постепенно ускорялись, пока венчики их фосфоресцирующих перьев не превратились в сплошные цветные дуги. Светодиоды в настенных пластиковых часах стали бессмысленными пульсирующими ячейками, и Молли, и Маолицый парень обернулись пятнами тумана, их руки иногда расплывались в призрачных быстрых насекомообразных движениях. Затем всё это перешло в холодный белый шум, бесконечную модулированную поэму на искусственном языке.

Я сидел и пел украденную покойником Ральфи программу целых три часа.

Навес простирается от края до края на сорок километров, – превратившееся в лохмотья перекрытие из куполов Фуллера над тем, что некогда было пригородной артерией. Если в ясный день отключить осветительные дуги, серая аппроксимация солнечного света будет фильтроваться через слои акриопластика: пейзаж, напоминающий тюремные наброски Джованни Пиранези. Три самых южных километра покрывают Ночной Город. Ночной Город не платит налогов и коммунальных сборов. Неоновые дуги безжизненны, и геодезика закопчена десятилетиями обеденных костров. В почти полной тьме полудня Ночного Города кто обратит внимание на несколько дюжин сумасшедших детей, затерявшихся среди балок и стропил?

В течение двух часов мы карабкались вверх по бетонным ступеням и стальным лестницам из перфорированных балок; мимо заброшенных платформ и покрытых пылью механизмов. Мы стартовали в месте, которое выглядело как покинутая ремонтная база, уставленная треугольными сегментами каркасов. Там всё было покрыто слоем уже надоевшего пульверизаторного граффити: названия банд, инициалы, даты примерно от начала столетия. Граффити следовало за нами вверх, постепенно редея до тех пор, пока только одно имя не стало повторяться через интервалы. ПРИМ ТЕХ. Стекающими чёрными заглавными буквами.

– Кто такие Прим Тех?

– Не мы, босс. – Она вскарабкалась по шатающейся алюминиевой лестнице и исчезла в дыре, проделанной в листе гофрированного пластика. – «Примитивная техника, примитивная технология». – Пластик приглушал её голос. Я последовал за ней вверх, стараясь быть поосторожнее с больным запястьем. – Прим Техи, они бы сочли бездарным твой трюк с дробовиком.

Часом позже я протиснул себя через ещё одну дыру, на этот раз небрежно выпиленную в перекосившемся фанерном листе, и встретил своего первого Прим Теха.

– Всё в порядке, – сказала Молли, её ладонь опустилась мне на плечо. – Это всего лишь Пёс. Эй, Пёс.

В узком луче от её фонаря он рассматривал нас своим единственным глазом, медленно высовывая длинный серый язык и облизывая огромные собачьи клыки. Я удивился, почему они называют трансплантацию челюстной ткани добермана примитивной технологией. Иммуноподавители на деревьях особенно не растут.

– Молл. – Увеличенные зубы мешали его речи. Ручеёк слюны стекал с его искривившейся нижней губы. – Услышал твоё приближение. Давно. – Ему должно было быть пятнадцать, но клыки и яркая мозаика шрамов складывались с пустующей глазницей в абсолютно звериную маску. Требовалось время и художественный вкус, чтобы создать такое лицо, и, как сообщало мне его позёрство, он за ним наслаждался жизнью. Он носил истлевшие джинсы – чёрные, покрытые глубоко въевшейся грязью и лоснящиеся на складках. Грудь ничем не прикрыта, ноги босы. Он изобразил что-то своим ртом, что должно было обозначать ухмылку. – Шёл за вами следом.

Далеко внизу послышались крики разносчика воды.

– Прыгаешь по струнам, Пёс? – Она направила свой фонарь в сторону, и я увидел тонкие канаты, привязанные к крючьям-болтам, тянущиеся к краю платформы и исчезающие за ним в темноте.