Всем смертям назло - Титов Владислав Андреевич

Шахтная клеть зависает на тросе и плавно ползет вверх. Набегающая струя воздуха шепеляво свистит в железном козырьке клети, врывается внутрь и брызжет мелкими каплями дождя. Капли пахнут весной и пылью околоствольного двора. Коля Гончаров стоит на коленях и осторожно поддерживает голову друга.

Сергей открывает глаза и смотрит на склоненные к нему лица.

«Почему они молчат? Что случилось? Неужели это явь? Там же шесть тысяч вольт. Если не сон, то я мертв. Разбудите же меня!» Сергей пытается приподнять руки и морщится от боли. На мгновение к нему возвращается ясное сознание. «Неужели со мной?..» По телу пополз страх, сердце сжалось и вдруг упало. «Молчат…»

Когда в шахту приходит беда, шахтеры угрюмы и молчаливы.

Клеть остановилась у приемной площадки. Яркий весенний свет слепит глаза, давит в уши, щекочет в носу. В открытую дверь Сергей видит машину с красным крестом на боку. Крест, как огромный паук, неуклюже ворочается, тянет беспалые красные лапы к лицу и хрипло скрипит: «По-о-пал-ся-а-а…»

— Чга-чга-чга… — визгливым скрежетом хохочет вверху.

Сергею хочется сделаться маленьким-маленьким и убежать, спрятаться от красного паука и страшного металлического хохота.

Паук схватил за руки, больно придавил глаза, бешено завертелся сплошным красным колесом.

— Петров, Петров! — донеслось откуда-то издалека, и колесо стало черным.

— Какой молодец!.. Отключил!.. На верную смерть шел… Руки, руки… осторожней… — Голоса слились и потонули в красно-черном тумане.

Шофер «скорой помощи» резко хлопает дверью, бегом направляясь в кабину. Машина срывается с места и мчится от шахты через поселок по хрупким весенним лужам, брызгаясь мокрым снегом, прозрачной талой водой.

Девчушка в распахнутом пальто по-прежнему стоит на дороге и смотрит в небо. Машина с красным крестом гудит, и девчушка, посторонившись, смотрит ей вслед: в глазах у нее возникает встревоженность, а губы еще продолжают улыбаться…

В небе звенит жаворонок. Лужи раздаются по сторонам я после долго волнуются разбитыми осколками солнца.

На чистом бланке истории болезни несколько строк: «Петров Сергей. Электроожог 4 — 5-й степеней обеих верхних конечностей и правой стопы. Доставлен каретой „скорой помощи“ в глубоком шоке».

Срочно созванный консилиум заседал недолго.

— Надежды мало. Положение больного почти безнадежное… Смерть может наступить каждую секунду. Это чудо, что после поражения током в шесть тысяч вольт человек жив. Наш долг — сделать все от нас зависящее… — Главный врач больницы отодвинул бланк истории болезни и тихо добавил: — Будем надеяться… Лечащим врачом назначаю Валерия Ивановича Горюнова.

Весть о несчастье поползла по палатам. Сделались сосредоточенно-суровыми лица больных, словно все они нечаянно заглянули в пропасть и она грозно, гипнотически поманила их.

За окном капелью звенела весна, обиженно стучала по окну голой веткой сирени, будто хотела сказать: «Что же вы, люди, забыли обо мне?»

А людям стало не до весны…

4

Таня стоит у окна и смотрит, смотрит…

Цепочка людей, растянувшаяся от шахты до поселка, заметно редеет и через несколько минут совсем обрывается. На руке тикают часы. Таня сердится:

«Опять, у Сергея какое-нибудь заседание!»

На дороге появилась группа людей. Шли, размахивая руками. — вероятно, сварили. Тане показалось, что среди них Сергей. Рассмотрела лучше и рассердилась еще больше: Сергея нет. Люди прошли, и дорога опять опустела.

Из окна квартиры виден террикон. По нему вверх медленно ползет вагонетка. Доезжает до вершины, останавливается на миг и перевертывается ввepx дном. Из вагонетки высыпаются крупные куски породы, катятся вниз и плюхаются в лужу, разлившуюся у основания террикона. Летят брызги, а вагонетка торопится вниз, за новой партией камня.

Сергей дебит смотреть на террикон и эту, как он ее называет, «трудягу-вагонетку». Таня улыбнулась. Вспомнила, как однажды зимой у мужа неожиданно испортилось настроение. Она волновалась, думала — неприятности на работе. А когда утихла вьюга, Сергей подошел к окну и рассмеялся, вагонетку свою увидел. Потом, посерьезнев, сказал: «Кажется, ничего нет примечательного. Гора изломанных камней — и все… Л вдумаешься… Это же сама жизнь! Мудрая, интересная и вечно живая. Прошли миллионы лет. Миллионы!.. Из питекантропа труд сделал умнейшее на земле существо. Миллионы лет… И как мизерно коротка наша жизнь в этой вечности. Одно мгновение… А у вас вчера целый час не работала лава из-за нерасторопности одного шалопая. Вот и войдет этот час пустым местом в вечность. Обидно!»

«Смешной он у меня», — подумала Таня.

Таня не заметила, как к дому подъехала голубая «Победа». Хлопнули дверцы, она увидела людей, торопливо идущих от машины к их дому.

«Это ж Сережкин начальник… И дед с их участка. Где Сергей?» Таня почувствовала, как мозг царапнула мысль, от которой кровь прилила к лицу, часто-часто застучало сердце и вдруг упало, сжавшись в болезненный комок.

«Может быть, не к нам. Чего ж я боюсь?»

В дверь лостучали. Стук грохотом ударил по комнате. Таня подняла руки к похолодевшим щекам и села. «Не открою!» — мелькнула безрассудная мысль.

Стук робко повторился. Послышались приглушенные голоса.

«Надо открыть». Руки дрожат, никак не могут найти задвижку от двери. И когда медленно, словно в квартире покойник, сшвв шапки, вошли Петр Павлович и старый мастер, дед Кузьмич. Таня без слов поняла: случилось что-то ужасное.

— Что с Сережей? — И заплакала.

Метнулась к шкафу за косынкой, но ноги подломились, в глазах пошли черные круги.

— Не плачь, дочка, бог даст, все обойдется, — У Кузьмича срывается голос, старчески дрожит, и нельзя понять, надежда в нем или соболезнование Большая шершавая ладонь неуклюже гладит щеку. — Ничего… там. хорошие врачи, организм у него молодой, крепкий… не плачь… Что ж теперь делать… всякое бывает… такую уж мы выбрали себе долю — на работу, как в бой… Случаются и шальные пули — Спохватившись, что сказал лишнее, заторопился: — Поехали, дочка, одевайся…

Машина едет бесконечно долго. Тане кажется, что они заблудились среди этил многочисленых улиц, переулков и, когда найдут правильную дорогу, будет поздно: Сережка умрет.

— Сейчас приедем, — говорит Кузьмич и весь съеживается.

Какая-то неизвестнаая сила рванула Таню из машины, заставила пробежать по длинному коридору больницы и остановиться именно перед теми дверьми, за которыми был он, ее муж, Сергей Пeтpoв. Толкнула дверь, сделала шаг в палату и застыла на месте.

Слева, на койке, закутанный в бинты, с бледным, осунувшимся лицом лежал Сергей. Таня боком подвинулась я иеете-ли и безвольно осела на пол.

— Сереженка, родной мой, как же ты так, а?.. — Рукой потянулась к лицу и вскрикнула отчаянно, страшно — Сережа!

Очнулась в пустой, просторной комнате. Посмотрела и удивилась: где эта она и что с ней? Вошла женщина в белом халате, что-то сказала и ушла. Когда закрыла дверь, до Taниного слуха, дошил звук ее колеса, а слов не разобрать. И вдруг обожгло: окровавленный бинт на груди мужа.

5

На вторые сутки утром Сергей открыл глаза. Таня сидевшая рядам на стуле, затаила дыхание. Тихонько позвала:

— Сережа!

Глаза повернулись к ней, я захрипел:

— Та-н-я, разбуди меня. Я не могу сам проснутся.

— Сереженька, тебе больно?

— Буди скорей!

— Ты не спишь, Сережа. Мы в больнице. Тебе руки током обожгло… немного…

— Неправда… меня убило… Там же шесть тысяч вольт… Таня молчала. Глотала комок, подступивший к горлу, и не могла проглотить. «Заговорил, заговорил, — значит, будет жить, будет!» А слезы заливали лицо.

— Почему ты плачешь?

— Я ничего… я так… я уже не плачу…

— Что в шахте?

— Ты спас людей и шахту от пожара… Там что-то могло взорваться…

— Кто подобрал меня?

— Коля Гончаров с проходчиками.