Похороны охотника - Евгений Мамонтов

– А когда заехать?

– Да когда хочешь, – ответил фотограф, – я тут все время.

– Заеду – сказал Антон и повесил трубку.

«Ну, вот, про деньги я его так и не спросил его», – подумал Прохоров.

«Я думал, он извиняться будет за долг или еще попросит», – подумал Антон.

– Дядя, Саша, вы деньги любите? – спросил Славка.

– Деньги… деньги… дребеньги…Нет, Славка, не люблю.

– Деньги все любят, – усмехнулся Славка, – Без них жить нельзя.

– Без воздуха тоже жить нельзя. А ты любишь воздух?

– Люблю! – твердо ответил Славка.

Прохоров засмеялся.

– Здесь раньше клад был зарыт. В подземном ходе. Пацаны рассказывали.

– Давай покажи мне свой подземный ход.

– Его еще китайцы строили, – сказал Славка.

– До самого Китая?

Они вошли в подсобку, узкую, темную комнату, где был свален хлам, оставшийся еще от прежних хозяев помещения. Квартирная хозяйка Прохорова, Марина Егоровна Люсина, пользуясь положением, тоже внесла свой вклад, затолкав сюда с полдюжины своих ящиков с хламом.

– Вот здесь, – указал Славка на пол, – Нужно только содрать линолеум и поднять доски.

– С чего ты взял?

– Я видел. Еще, когда здесь мастерская была, мне мастера показывали.

– И что они делали с этим «подземным ходом»? – спросил Прохоров.

– Ничего. Бычки туда кидали и бутылки, вместо мусорки был.

– Понятно, отличный подземный ход.

– Его можно открыть, вычистить и пройти по нему до конца, посмотреть, где он выходит. Пацаны говорили, что он идет до самого Русского острова.

– Нет, даже не надейся.

– Ну, хотите, я один пойду, вы мне только доски поднимите, а я с фонариком, я не боюсь темноты.

– Нет, Славка, не хочу.

– Почему?

– У тебя же нога болит. Ты даже на физкультуру не пошел, куда тебе по подземным ходам лазать, упадешь еще…

Славка с досадой промолчал.

– Почему не ходишь на физкультуру? – настаивал с шутливой строгостью фотограф.

– Физрук меня достал, придирается, – сердито ответил Славка.

– Как же он к тебе придирается? Отжиматься заставляет? – смеялся Прохоров.

Славка уже открыл было рот, чтобы ответить, но замер и побледнел.

– Ты чего? – приглядываясь, нагнулся к нему Прохоров.

Мальчик протянул руку, указывая в сторону окна.

– Он там был, смотрел сюда…

– Кто?

– Физрук наш, Гарольд Григорьевич… – прошептал мальчик. Прохоров обернулся, но никого за окном не увидел.

– Ну и что из этого? Может, он сфотографироваться хотел?

– Зачем? – шепотом спросил Славка.

– Ну, зачем люди фотографируются? Не будь ты дураком, Славка!

– Я его вчера ночью видел. У нас во дворе. Скажите – он туда тоже фотографироваться приходил?..

– Да может он живет рядом или в магазин шел коротким путем через дворы!

– Нет, он живет на Военном шоссе, – сказал Славка, – и ходит в магазин «Горизонт» напротив.

– Живет на Военном шоссе, ходит в магазин «Горизонт», бывает у вас во дворе, похоже, ты следишь за ним, – усмехнулся Прохоров.

– Он там секцию ведет рядом, хочет, чтобы я записался.

– Ну и запишись, Славка! Я в детстве во все секции ходил и на греблю, и на стрельбу, и на плаванье…

Славка смотрел на Прохорова кисло, как смотрят дети, когда видят, что взрослые, в сущности, непроходимо глупы.

Было уже далеко за полдень, когда солнце, наконец, пробило густой туман, и город засверкал голубыми лужами и влажной майской листвой. Через дорогу от ателье молодые деревья скрывали от глаз тротуар, и только иногда в просветах зелени остро блеснут спицы детской коляски, мелькнет светлое платье или кокарда на фуражке курсанта морского училища. До обеда у Прохорова было только трое посетителей, один сделал фото на права, двое других приходили распечатать документы на принтере. А потом за целый час никого. Но вот звякнул колокольчик, и в ателье вошла женщина в светлом платье с воланами, мужчина в костюме и девочка лет семи с двумя бантиками. Мужчина был энергичный, в светлом пиджаке, и все время делал такие движения плечами и шеей, как будто разминался; он с веселым интересом оглядывался по сторонам и что-то жевал. Женщина никак не могла решить головоломку, в какую руку ей переложить сотовый телефон, чтобы поправить девочке бантики и отобрать у нее эскимо на палочке, а девочка уронила кусочек мороженного на платье, и мама стала кричать на нее. Ребенок вытаращил глаза, раскрыл дрожащий, скривившийся углами книзу рот, но Прохоров вовремя выхватил из-за спинки кресла большую, шитую из пестрых лоскутов куклу с русалочьим взглядом огромных, синих глаз, пришитых по недосмотру на разной высоте. Косая кукла зачаровала ребенка. «Желаете художественный семейный портрет?» «Это долго?» – спросил энергичный мужчина. «Не хотите попробовать вот эту шляпку, только волосы с висков наверх, вот так, вам очень идет, а вы в четверть оборота и подбородок чуть вверх, нет, на меня…» Девочка никак не хотела расставаться с куклой, но для куклы нашлась коляска, которая замечательно вписалась на фоне декоративной гипсовой балюстрады, не дававшей тени в неком идеальном пространстве, в котором застыли белокурая девочка, похожая на овечку, чуть растерянная и этим особенно прелестная дама в винтажной шляпке и красавец отец, ставший похожим на молодого офицера с высоким лбом, твердо остановившимся, но приобретшим неожиданную, нежную глубину взглядом. «Я сделаю обычный и еще один в сепии, – сказал Прохоров, – Если захотите, могу сделать на твердом картоне».

Конец ознакомительного фрагмента.