Ты приезжай… - Надежда Воронова

"Где-то багульник на сопках цветет, кедры вонзаются в небо" – еще одна песня, продолжением предыдущей. В тундре много всяческих цветов, а возле площадки метеонаблюдений я увидела шикарную клумбу багульника. Однажды ночью его беленькие цветки вмиг стали вдруг розовыми – они озарились восходом солнца, которое буквально только что до этого зашло за горизонт. Конечно багульник, что растет в нашей ленинградской области не идет ни в какое сравнение с тем багульником, но когда я его вижу, то обязательно вспоминаю северную экспедицию. "Кажется, будто давно меня ждет край, где ни разу я не был…" Жаль, что мало где я побывала и, увы, время моих экспедиций похоже прошло. Только мои воспоминания о тех выездах, что были когда-то, словно костер, вновь одарят меня светом и теплом. Нынче у многих есть возможность побывать в любой стране. Иные мои ровесницы с удовольствием катаются по Европе, по Египту… Но меня такой способ путешествия не привлекает. Не по мне ни организованные туры, ни автопробеги, да, и с палаткой за спиной я уже тоже не ходок. Бывало, я останавливалась где-нибудь на два-три дня, но чувствую, что с каждым годом возрастает и возрастает сила притяжения моего домашнего комфорта. И потому, однодневный поход на лоно природы – пожалуй, самый оптимальный вариант для меня сейчас. Итак, я незаметно возвернулась в настоящее, в новогоднюю ночь. Народ веселится. Я попыталась включиться в гулянье – и подпевала, и поплясала, и с кем-то перекинулась несколькими фразами, но веселье даже своим дыханием не коснулось меня. Скучно! Обычная пьянка только в лесу. Очень часто в компании я чувствую себя неуютно, особенно, там где много пьют – со мной пить неинтересно, мне не удаётся дойти до такого состояния когда интересными становятся все темы разговоров. Я вновь и вновь приглядываюсь к очередной компании, но вскоре мне становится скучно, будто я не при деле, будто все чужие, или я почти всем чужая? Чья я? И надо ли быть чьей-то? Где "мои"? Нет любимого и многие друзья уже покинули этот мир, а с тем, кто жив часто не то что встретиться – поговорить по телефону и то не удается – физически не успеваем сделать то, что требует от нас суетная жизнь, – время обрело невероятное ускорение. И мчатся, улетают, словно искры костра минуты, дни, года. Как тесно на этом ночном пятачке, как будто на дне темного колодца переминаешься с ноги на ногу. Пытаясь расширить пространство ночи, я стала удаляться от общества. Как оказалось, мы расположились на своеобразном полуострове, слева струилась незамерзшая река, справа в нее впадал ручей. На том берегу реки в ярком лунном свете величественно и картинно высились могучие ели, они были похожи на те, что рисуют на новогодних открытках. Чуть в стороне деревья выглядели мрачными и почему-то напоминали мне декорации к балету "Лебединое озеро". Меня не покидало ощущение, будто я в театре – то на сцене, то в зале. Хотелось дотронуться до лап тех елей, может, тогда они бы стали для меня реальными, живыми. Но недоступен берег тот – нет моста, и речку не сковал мороз. Мне не слышны были голоса веселящихся, но был виден яркий свет костра, что аленьким цветочком из сказки пламенел во тьме. Не потому ли луна словно вопрошала, мол, не страшно? Конечно, нет. Легко представить, что у костра ждут меня двенадцать месяцев. Вот и все сказки этого места – грустно констатировала я. Моей подруге, как и мне жутко наскучило это однообразие. Наше желание покинуть "бал" разгоралось ярче пламени костра. Но все организованно уйдут отсюда не раньше чем через два часа. Что делать? Фонарика нет, а тропинку в лесу не видно.

– Да выведешь ты! Наощупь, наоступь – выйдем! – поддержала меня напарница. – Смотри, как ярко светит луна". Спешно подхватив рюкзаки, мы двинулись в обратный путь. Я так пристально вглядывалась в отсветы на снегу, как будто искала не тропку, а грибы в предрассветной полутьме. Вскоре мы вышли на поляну, сверкающую мириадами снежных искр. Вот он – праздник! И радость, разделенная на двоих сильнее вдвое. Не удержавшись от восторга, разбивая тишину, мы запели: "В лунном сиянье снег серебрится"… Зачарованные снежно-лунным пейзажем мы часто останавливались, подходили к соснам, подолгу любовались красотой природной, не рукотворной, слушали звон тишины, завитушки шума. Не то, что говорить, не смею думать, чтоб не нарушить эту тишину! Тропа привела нас к просеке. Мы остановились в оцепенении. На мгновенье стало жутко – показалось, что нам предстояло пройти сквозь строй суровых, мрачных судей. Где-то в верхушках елей пряталась луна, подглядывая за нами, как бы отстронясь от происходившего, мол, здесь владения не мои, а этих елей-старцев, что думы вековые думают. Что ведают они? И слышался в ответ негромкий их совет: без суеты живи, без суеты…Спасибо ели – мудрецы! Но уж как получится… И вот мы на шоссе. Простор дороги, словно широкий коридор, ведущий в цивилизацию. А вот и знакомая деревушка. Все также светят фонари, но близится рассвет. В подтверждение тому на задворках одиноко прокукарекал петух. Его бодрое "кукареку" разнеслось над спящей деревней. С новым годом! Удалось-таки устроить праздник для души! Эту новогоднюю ночь вряд ли заметет сугробом забвенья.

2005 г.

А Вы бывали в Приозерске?

Этот вопрос мне задала моя недавняя знакомая Елена Андреевна, руководитель краеведческого музея «Лесное» в Санкт-Петербурге.

– Бывала, – отвечала я, – раза два или три. Помню церковь в центре городка, пешеходный мост через Вуоксу. Знаю, что в Приозерске есть древняя крепость, но увидеть её мне не довелось.

– Приезжайте к нам на выходные, – пригласила меня Елена Андреевна. – Мы с мужем покажем Вам все достопримечательности нашего города.

– О! Спасибо. Приеду.

Мне давно хотелось не спеша осмотреть этот самобытный городок. Можно, конечно обернуться и за один день, но, если добираться электричкой, то до Приозерска не менее трёх часов пути.

Итак, от Финляндского вокзала электричкой на Кузнечное, поутру я отправилась в Приозерск. Оказывается, Приозерском он стал лишь в 1948 году. Изначально поселение называлось Карела, потом городом Кексгольм, одно время – Кякисалми.

Дорога до станции Приозерск была знакомой, и не только потому, что лет восемь назад от пристани Валаамского монастыря в Приозерске я отплыла на святой остров. Наплывали приятные воспоминания о походах выходного дня. Где мы только ни бывали. Но больше всего меня привлекала природа Карельского перешейка: "туда, где труженик-паук соединяет с явью сны. Туда, где перехватит дух от тишины. Озёра, дивные леса, болота с ягодой морошкой. Холмов песчаных высота, простор лугов, изгиб речушки. Порогов бешеная страсть, игривость ручейка. Тропинок призрачная вязь, дыханье ветерка". Признаюсь без затей: "Для меня заветной сушей был всегда сосновый бор".