Зной пустыни - Александра Торн

Ей очень не хотелось отходить от двери, однако поток посетителей иссякал, гости входили все реже, и упрямое стояние в дверях становилось подозрительным. Увидев, что одну из картин Алана внимательно разглядывает богатая чета коллекционеров из Нью-Йорка, Лиз поспешила к ним. Говард Лундгрен сделал миллионы на очистке металлургических отходов и теперь превращал шлаки в произведения искусства, которые собирал с неимоверной жадностью.

— Рада видеть вас снова, — сказала Лиз. — Надеюсь, путешествие было приятным?

Скип Лундгрен явно стремилась выставить напоказ состояние мужа. Юбка с пуфами выглядела бы просто божественно, будь Скип моложе и стройнее. Несмотря на теплую погоду и духоту переполненного помещения, плечи миллионерши покрывал дорогой мех.

— Скип, дорогая, вы, как всегда, сказочно выглядите, — произнесла Лиз, прежде чем обратить внимание на Говарда. — Как это на вас похоже. Не успели войти и сразу остановились у лучшего полотна.

К ее изумлению, слова прозвучали не слишком фальшиво.

— Чертовски приятно слышать. Но у меня уже есть три картины Долгой Охоты. Не уверен, что захочу купить еще. К тому же вам известно мое правило. Прежде чем достать чековую книжку, я люблю пообщаться с художником, узнать, как он сам оценивает свое творение. — Говард оглядел помещение выставки. — Куда, черт побери, запропастился Долгая Охота? Когда я звонил вам из Нью-Йорка, вы сказали, что он будет.

— Мы ждем его с минуты на минуту.

Сердце у Лиз готово было выпрыгнуть из груди, во рту стало сухо, как в пустыне.

— В этом индейце есть, je ne sais quoi…[2] — Скип мучительно подыскивала подходящее слово.

— Фунт изюма. Кажется, ты всегда мне так говоришь? — Взгляд Говарда вспыхнул негодованием. — Честное слово, по-моему, ты приехала сюда только затем, чтобы полюбоваться на Долгую Охоту.

— Гови, ты вгоняешь меня в краску!

По своему обыкновению, Говард проигнорировал протесты жены.

— Надеюсь, Лиз, вы нас извините, но мы еще не обедали.

Она едва сдержала возглас удивления. Лундгрены прилетали на выставки раза два в год, и всегда Говард экономил на обедах. Он и Скип оставались в зале до тех пор, пока не иссякали «Дом Периньон» и черная икра. Они уходили позже всех, потратив на картины пяти- или шестизначную сумму.

Лиз изобразила на лице улыбку.

— Почему бы вам не вернуться после обеда? К тому времени Алан обязательно будет здесь. Он очень расстроится, узнав, что вы ушли.

— Посмотрим, — уклончиво ответил миллионер.

Лиз проводила супругов до дверей, чувствуя себя так, словно галерея сейчас рухнет, и торопливо вышла на улицу. Неужели Алан не придет? Она вдохнула холодный ночной воздух и подняла лицо к небу. Но звезды не уняли ее смятения. Светящиеся точки так далеки, так равнодушны. Они никогда не оправдывали ее надежд, нечего ждать от них и теперь.

Не в силах противиться искушению, Лиз оглядела Мэйн-стрит, надеясь увидеть знакомую фигуру. Улица заполнена медленно движущимися машинами, парковки у домов забиты до отказа, по тротуару идут пешеходы, с любопытством заглядывая в окна выставочного зала, где видна толпа разодетых посетителей.

Вероятно, с точки зрения прохожих, вернисаж имел оглушительный успех. Но Лиз-то знала, что неудача хищной птицей уже обрушилась на ее плечи. Сделав еще один глубокий вдох, она повернула обратно.

И в этот момент увидела его.

Облегчение растопило ледяной ком, стоявший у нее в горле, заставило сразу подумать о том, что сказать ему, когда они окажутся наедине. Ему оставалось пройти до галереи еще полквартала. Алан шел стремительно, ветер играл его пышными волосами цвета эбенового дерева. Грация походки казалась еще совершенней, потому что он не осознавал этого. К счастью, Алан не успел ее заметить, а Лиз не могла доставить ему удовольствие увидеть, как она, словно пятнадцатилетняя влюбленная дуреха, подстерегающая эстрадную поп-звезду у выхода из мужского туалета, ждет его на улице.

Лиз поспешила скрыться в галерее, хотя сердце гнало ее на улицу — бежать навстречу и броситься Алану на шею.

Оказавшись в безопасности, она взяла бокал шампанского у проходившего мимо официанта, сделала большой глоток, потом придала лицу деловое выражение, пробралась сквозь толпу к столику в дальнем углу зала и, схватив блокнот, стала изучать пустые страницы.

Алан должен был появиться через полминуты. Мысленно отсчитав тридцать секунд, Лиз положила блокнот на стол и оглянулась. В этот момент Алан переступил порог выставочного зала.

Лиз безотчетно шагнула навстречу. Строгий костюм оттенял бронзу экзотически красивого лица, а красная повязка воина, вышедшего на тропу войны, придавала некую дикость его вполне цивилизованной внешности.

Толпа встрепенулась и двинулась к своему любимцу. Вскоре Алан был в плотном кольце поклонников. Он не относился к числу людей, спокойно выносящих общество полоумных фанатов, но Лиз все же приучила его быть любезным с коллекционерами. Теперь должно пройти какое-то время, пока он будет пожимать руки и подписывать автографы.

Но сегодня было по-другому. Алан врезался в толпу, как горячий нож в масло. Все почувствовали что-то необычное, и Лиз, с преувеличенным вниманием изучавшая блокнот, кожей ощущала на себе любопытные взгляды.

Наконец она выпустила из рук блокнот и обернулась.

Алан стоял рядом, губы сжаты, чувственный рот превратился в узкую полоску. А глаза! Боже милостивый! В них не было ничего, кроме неистовой враждебности.

Толпа затихла. Казалось, немая сцена продлится целую вечность. Алан молча смотрел на Лиз тяжелым взглядом, словно у него в душе боролись противоречивые чувства.

Она шагнула было вперед, чтобы обнять его, но ненавидящие глаза приказали ей остановиться.

— Добрый вечер, Алан, — отважно улыбнулась Лиз. — Видишь, все ждали только тебя.

Мышцы бронзового лица напряглись, и ей показалось, что сейчас он улыбнется в ответ. Но вместо улыбки в гнетущей тишине раздались слова:

— Сожалею, Лиз. Ничего не получится. Все кончено.

Глава 2

23 июля 1988 года

Мэйн-стрит казалась вымершей. Солнце жадно вылизало тротуары огненным языком, и единственным звуком, доносившимся из окон немногочисленных работающих учреждений, был монотонный шум кондиционеров. Окна закрытых галерей, ювелирных и антикварных магазинов безучастно взирали на пустынную улицу. Смятый клочок бумаги, подхваченный порывом горячего ветра, лениво поднялся в воздух и аккуратно лег на верхушку пальмы, лентовидные ветви которой свисали, казалось, прямо с раскаленного неба.