Девушка и вампир - Петер Европиан

Через день Анастасия привела Наркиза к своим единоверцам. Их было не очень много, двадцать два человека. Почти все моложе тридцати. По очереди они подходили к Наркизу, говорили «Здравствуй, брат», и обнимали. То, что новоявленный брат много старше их и пьет кровь, их ничуть не смущало. Они даже были готовы установить ежедневную очередность сдачи собственной крови, но Наркиз пресек их энтузиазм, сказав, что каждый день — это много, и в конце концов они сошлись на одной порции в неделю. Бармалейцы возражали, что крови им не жалко, что скоро она совсем не понадобится, ведь до конца — до Конца — осталось всего ничего. А Наркиз отвечал, что тем более может продержаться на скромной диете. Хотя на самом деле раз в неделю — это не так уж и скромно.

Время шло, десятое августа приближалось. Из столицы, где жили пятеро из семи Избранных, и где располагался самый главный центр бармалейцев, приходили грозные послания, предвещавшие в назначенный день человечеству неисчислимые беды. Все больше времени бармалейцы проводили на улицах: останавливали прохожих, демонстрировали сабли и рассказывали о скором конце. Прохожие опасливо косились и ускоряли шаг, но проповедников это ничуть не смущало. Наркиз на улицы не ходил. Он не особенно и рвался, но все были уверены, что он очень хочет, и старательно его утешали. Говорили, что Господь Бармалей совсем не требует, чтобы мучились те его адепты, которые плохо переносят солнечные лучи. А во всех книжках про вампиров про солнце сказано ясно. Руководствуясь книжками про вампиров, в спальню Анастасии доставили настоящий гроб: обшитый красным сукном, с металлической инкрустацией, но без крестов, и в добавок ко всему полный свежей рыхлой земли. Гроб поставили под кроватью, чтобы ненароком не заметил кто-нибудь из посторонних. И Наркиз, не желавший обижать собратьев по вере, в нем спал. Хотя идея насыпать землю внутрь гроба казалась ему весьма странной. Не иначе, расстарались господа литераторы…

Наркиз наблюдал, как его собратья по вере все больше и больше проникаются духом близкого Будущего. Все меньше они вели себя как обычные люди, реже обижались друг на друга, реже спорили из-за бытовых мелочей. Они вообще стали не слишком разговорчивы — часто общение сводилось к обмену взглядами. Много времени они проводили в молитвах, на их лицах все больше проступало выражение отрешенности. Единственное, что их продолжало по-человечески волновать, это процедура Конца Света: следует ли бармалейцам оставаться при этом событии зрителями, или нужно что-нибудь делать? За отсутствием конкретных указаний надеялись, что в последний момент от Господа придет откровение. Но на всякий случай перечитывали священные тексты и послания Избранных — а вдруг там найдется какое-нибудь руководящее указание? За три дня до назначенной даты к столице потянулись кучки молодых людей все в в серых накидках, перепоясанные саблями (иногда бутафорскими, а иногда и не очень), с бородатыми портретами на груди. Великое событие было решено встречать месте.

По причине намечающегося Конца Света, сабель и сомнительных перспектив власти перехватывали прибывающих на подступах к городу и тихо изолировали от общества. Поэтому большая часть бармалейцев встретила десятое августа в камерах. В том числе и Наркиз. Он конечно мог бы избежать ареста, но не хотел разлучаться со своими.

А дальше… Органы очень заинтересовались Наркизом в связи со всплывшей информацией о регулярных кровопусканиях. Наркиз на контакт со следователем идти не собирался, но тот не терял надежды. И однажды произошел несчастный случай, в ходе которого следователь и еще несколько человек были загрызены, а Наркизу пришлось подумать о бегстве. Известный итог разбитое стекло и крылатая тень, легко проскользнувшая между железными прутьями.

Оборачиваясь маленькой серой зверушкой, он время от времени наносил визиты своим прежним собратьям. Присматривал, как у тех шли дела, но ни во что не вмешивался. Даже в работу профессиональных психологов, возвращавших бармалейцев к активной общественной жизни и высказывавших весьма убедительные доводы против существования Наркиза, Бармалея и некоторых других сверхъестественных сущностей. По-видимому, у психологов имелся специальный реестр, в котором четко и недвусмысленно указывалось, кто есть, а кто нет.

Те, кого нет, продолжали жить собственной жизнью. Наркиз вновь добывал себе пропитание, а Бармалей… Бармалей стоял на берегу своего туманного моря и ласково смотрел на Наркиза.

— И что? — спрашивал Наркиз. — Это и есть Конец? — Да, — отвечал Бармалей. — Для них — это он. — А что после? — А что может быть после? Конец света у каждого свой, Наркиз. — Но мир продолжает жить своей жизнью? Бармалей согласно кивал.

— А как же смерть грешников и воскресение праведников? — Что ты хочешь услышать? — тихо спросил Бармалей. — Хочу услышать, кому это нужно… — Им, конечно. Они жаждали святости, ведь так? И получили. Ты же видел. — Тогда почему все в конце концов… так вышло? — Эта жажда сдвигает горы, но не терпит соседства, — сказал Бармалей. Нет ничего более возвышенного и более достойного, только… Можно стать подобным божеству — но чтобы быть им, нужно совсем ничего не иметь. Но они ведь и другие тоже, на самом-то деле. — И конец света… — Конец света реален. Даже для тебя, Наркиз, хотя твой — неизвестно где и когда. Он есть у каждого. И посмотреть ему в лицо — это можно сделать даже до срока. — Как недавно? — спросил Наркиз. — Как недавно, — кивнул Бармалей. — А вся атрибутика, священное имя, вызывающее смех, и прочее? — Лучший способ отбросить прошлую жизнь — во-всеуслышанье объявить себя изгоем. Поэтому — и имя, и все остальное. — Взять разгон? — спросил Наркиз. Бармалей кивнул. — А почему ты раньше говорил совсем другое? — Если по-разному спрашивать, то и ответы получаются разные. — А правда? Или сейчас я тоже спрашиваю как-то не так? — Спроси еще раз лет через двадцать, Наркиз, — улыбнулся Бармалей. — Через двадцать спрошу… А что мне делать теперь? — вздохнул Наркиз. Но на этот раз ответом ему была тишина.

— А с Настей что делать? — продолжил он. — По-моему она сейчас даже в вампиров не верит. А я ведь ей должен. Только никак не пойму, что именно. То ли явиться и продемонстрировать, что в мире есть кое-что, о чем она позабыла, то ли наоборот, оставить все как есть… — А тебе чего больше хочется? — поинтересовался Бармалей. В ответ Наркиз хмыкнул.

Двое в серых капюшонах сидели на берегу моря тумана. С тонкими полупрозрачными удочками. У одного — седая борода-веник, у другого бледное лицо и холодные глаза, спрятавшиеся в тени глубоких глазниц. Иногда кто-нибудь вздергивал удилище вверх и снимал с невидимой лески маленькое сияющее создание, больше всего похожее на китайский фонарик с рыбьим хвостом. Полежав на ладони, создание подпрыгивало вверх и бесшумной яркой дугой уходило обратно в туман.