Трава зелёная - Александр Валерьевич Решетников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помилуйте, сударь, а где же ваша шуба? — спросил гусар.
— Шуба? — удивился я и мысленно добавил: «Сроду шуб не надевал. Всегда в пуховике ходил».
— Ну, да, шуба… Или тулуп. В чём вы ехали?
— Ехал? — моё удивление росло, а внутренний голос раздражённо шипел: «Мля, никуда я не ехал! Я грохнулся в эту грёбанную оркестровую яму! Ну, Аня, спасибо, удружила! Кстати, а где она?» — я снова завертел головой.
Вскоре я увидел тройку лошадей, запряжённую в крытые сани. Рядом ещё лошади, телеги, снующие туда-сюда люди, тела, лежащие на снегу, пятна крови…
— Вон, Иван Тимофеевич! — радостно закричал «боярин» и отпустил меня. — Под деревом шуба!
Действительно, за моей спиной чернел лес, а у ближайшего дерева лежала… Шуба? Странная она какая-то, больше похожа на дублёнку или тулуп. Только сверху не замша или кожа, а материал, как у пальто. Весь мех смотрит вовнутрь, не считая воротника. Что это за мех, я не разобрал. Если честно, то вообще в данном вопросе не разбираюсь. Но когда «боярин» помог мне облачиться, то сразу стало теплее. Для кучи ещё и шапка нашлась. Тоже, на мой взгляд, странная. Про себя я назвал её «ушанкой». По крайней мене очень похожа.
— Скажите, месье Леон, — заговорил гусар, глядя на мои ноги, — неужели вы ехали прямо так, в туфлях?
— Ну, да, — кивнул я, проследив за его взглядом. — А что такого?
— Однако! — покачал он головой. — Нет, это никуда не годится! Хотите до поместья Белкиных добраться без ног?
— Почему, без ног?
— Потому, что отмороженные ноги обычно ампутируют. Я вообще не понимаю, как вы смогли проехать такой долгий путь в туфлях?
«Мля! — приступ возмущения снова накрыл меня. — Какая в задницу дорога? О чём лопочет этот блаженный? Я никуда не ехал, я упал! Упал!.. Упал?.. Почему мы тогда на улице, а не в театре? Может я ещё в отключке? Только отключка какая-то необычная. Цвета, запахи, звуки, тактильные ощущения — всё, как наяву. Обычно я сны по-другому воспринимаю. Да и мыслительный процесс выглядит чересчур критическим».
— Илья Тимофеевич, — отвлёк меня от размышлений голос «боярина», — а учитель-то молодец! Взобрался на дерево и сорвался оттуда на разбойничьего атамана, аки коршун. У Сеньки Рыжего шея сломана.
— Н-да, месье Леон, а вы не робкого десятка, — уважительно поглядел на меня гусар. — Но, если бы мы вовремя не подоспели, то Сенькины дружки порубили бы вас в капусту. Слава Богу, всё обошлось. Емельян, а ты найди для мсье учителя какую-нибудь обувку потеплее, — приказал неизвестный мне Иван Тимофеевич.
Я тем временем снова огляделся по сторонам. Смешанная группа вооружённых людей деловито шмонала тела, валяющиеся на дороге. Картина чем-то напоминала период войны 1812 года: гусары вместе с ополченцами дружно дербанят французский обоз. «Война и мир, вашу мать!» — язвительно пронеслось в мозгу, после чего мне захотелось узнать, который час на дворе? Похлопав себя по карману, вспомнил, что перед спектаклем оставил смартфон в гримёрке. Не дай Бог зазвенит во время акта. Считай, премьера сорвана. Часы тоже снял, чтобы не смешить народ иновременным аксессуаром. «А сейчас явно не вечер», — пришла в голову очередная мысль. Мозг упорно пытался совместить театральный банкет и моё нахождение на заснеженной дороге, из-за чего всё происходящее я воспринимал несколько индифферентно. Главное, что мне не угрожает никакая опасность, а «боярин» с разбойничьим именем Емельян, идёт в мою сторону с добродушной улыбкой и несёт в руках валенки. «М-да, — подсказала память, — давненько я не надевал валенок… С самого детства».
— Вот, месье учитель, надевайте, — страшно коверкая французские и русские слова, произнёс «боярин».
— Благодарю, Емельян, — высказал я бородачу свою признательность, после того, как он помог мне надеть валенки прямо поверх туфель. — А почему, ты называешь меня учителем?
— А кем же ещё? — бородач выпрямился и удивлённо уставился на меня. — Барин наш — Белкин Иван Данилович, сказал, что вы, месье учитель, приехали аж из самой Франции, чтобы учить его малолетнего сына, Степана Ивановича, наукам.
«О, как! — мысленно развеселился я. — Аж из самой Франции…» К сожалению, за границу я летал всего лишь раз, когда были живы мама с папой. И летали мы совсем не во Францию, а совершенно в другую сторону — в Турцию. Но помню я о той поездке мало. Много ли запомнит шестилетний пацан? Так что вся моя память базировалась на фотографиях, привезённых с курорта. Я их перебирал в часы грусти и печали. Там мама с папой были живые и счастливые. А вот финансовые возможности бабушки и дедушки, увы, не позволяли тратить деньги на иноземные курорты.
Поэтому летом я отдыхал на даче у дедушкиного друга, Михаила Петровича. Отдыхал вместе с его внуком Данькой, которого слишком занятые родители отправляли к деду на всё лето. Зато, благодаря Михаилу Петровичу, я со временем стал пользоваться успехом у прекрасной половины человечества. Нет, он не преподавал нам с Данькой уроки пикапа. Михаил Петрович вообще был далёк от этой темы. Работяга до мозга костей, он всю жизнь трудился на инструментальном заводе кузнецом. Просто один раз, глядя на мою длинную, худую тушку, дедушкин друг покачал головой и сказал: «Тебе, Лёня, греблей надо заняться». Естественно я поинтересовался: «Зачем?» Тогда он мне показал фотографии своей молодости. Оказывается, во времена СССР Михаил Петрович занимался греблей. А я-то всё думал, откуда у него такие красивые, накаченные мышцы? Седые волосы и морщинистое лицо совсем не сочетались с его фигурой, которой могли бы позавидовать короли стриптиза.
Мне тогда шёл четырнадцатый год. Интерес к девочкам неуклонно рос. Рос и я сам, причём стремительно. В классе на физкультуре стоял первым. А вот телесные пропорции подкачали. Про таких обычно говорят: «Хорошая палка дерьмо мешать». Поэтому, послушав умного человека, я занялся греблей и занимался ею до окончания школы. В колледже мои приоритеты поменялись. Насмотревшись по интернету роликов про айкидо, я и ещё несколько моих друзей, решили стать крутыми мачо. Но нет, не стали. Первоначальный запал быстро угас, и дальше мы занимались скорее не ради конкретных успехов, а чисто для поддержания тела в тонусе. К тому же я серьёзно относился к учёбе. Бабушка с дедушкой с каждым годом чувствовали себя всё хуже и хуже. Возраст давал знать о себе. Требовалось самому пробивать дорожку в жизни, больше положиться было не на кого. Спорт же отнимал только время, практически ничего не давая взамен. А вот курсовые работы и рефераты, что я делал за разных лентяев, предпочитавших заплатить деньги, чем напрягать собственные мозги, приносили мне реальную