Багровый молот - Алекс Брандт

Поворот улицы. Черный силуэт церкви Святого Мартина. Телега, выставившая вперед две оглобли, похожие на древки алебард. Открытое место, здесь его легко могут заметить. Нужно держаться ближе к стенам домов.

Обернувшись, он увидел, как в дальнем конце улицы прыгают злые факельные языки. Выругавшись, изо всех сил побежал вперед.

Насмешливый голос, точно удар в спину:

— Стойте, господин советник!

И другой:

— Иначе спустим собак. Вас потом жена не узнает. Да и в гроб будет нечего положить.

Грубый хохот, пропитанный дешевым вином. От преследователей его отделяет не больше сотни шагов.

Подняв голову, Хейер вдруг увидел на месте луны огромное бледное лицо. Белоснежная, куда белее, чем у викария, кожа. Белые, точно выкрашенные известью губы. И — странная, страшная деталь! — полностью залитые чернотой глаза. В них нет зрачков, одна только густая черная слизь. Лицо дьявола, лицо ангела смерти. Белый рот треснул, губы расплылись в злобной улыбке. По алебастровой коже жирной смоляной каплей скатилась слеза.

— Вот упрямый урод… Ральф! Спускай своих крошек!

Наверное, это страх. Страх сводит его с ума, морочит, сбивает с толку. Даже небо обратилось теперь против него. Святая Дева, молю, дай мне сил… Река совсем близко. Ветер уже доносит до него запах бегущей воды, и вязкого ила, и мокрого дерева мельничных колес. Всего минута — и он сумеет уйти от погони. Что потом? Можно проплыть несколько миль вниз по реке, найти безопасное место, причалить, спрятать в камышах лодку и уже потом выбраться на Нюрнбергский тракт. Вода сама унесет его из города, даже не нужно будет грести. Как просто, как заманчиво просто! Но риск слишком велик. Течение Регница сжато с двух сторон выступами крепостной стены, на которой дежурят с зажженными факелами часовые. Они заметят его с высоты, поднимут тревогу. Или же его сбросит в воду шипастая железная цепь, натянутая поперек… Нет, нельзя, он не станет так рисковать. Переплывет на ту сторону. Затаится. Выждет, пока преследователи побегут к ратушному мосту — в воду ведь точно не захотят лезть! — а затем тихо и незаметно вернется на то же место, откуда уплыл.

Воздух вокруг сделался плотным, густым, насквозь пропитался жаром слюнявой собачьей пасти.

Вот и река — наконец-то! В масляной черной воде плескалась луна. Острые башни церквей на том берегу втыкались в ночное небо, словно осколки надгробий.

Не думать, не оборачиваться назад. Где же лодка?!! Вниз по течению выстроились дома рыбаков. Сушатся сети, берег засыпан мутными блестками чешуи. Вот первая лодка. Черт!! Прикреплена цепью к столбу. Вторая — без весел. Третья — хвала Небесам!

Не попадись ему эта лодка или стой она чуть дальше от кромки воды, псы растерзали бы его. Но он успел. Изо всех сил уперся руками, закряхтел, столкнул лодку на воду и тут же — откуда только взялась эта юношеская ловкость! — запрыгнул в нее. Уже обернувшись, увидел, как вспыхивают у воды желтые угольки звериных глаз и толпа стражников вываливает на берег, гогоча, размахивая дымящими факелами. Один из псов с рычанием бросился в воду, но Хейер ударил его веслом по плоской, похожей на камень башке, отпихнул назад.

Стражники не сразу сообразили, что происходит. Оторопело уставились на тающий впереди силуэт, запоздало пальнули из пистолетов. Псы разбивали лапами воду, бесновались, рвали глотки яростным лаем, угольками глаз жгли насквозь темноту. Крики:

— Хватай лодки, поплыли за ним!

— Ополоумел? А если перевернемся?!

— Уйдет!!

— Никуда не уйдет… его мать! Возьмем!!

Преследователи разделились на две группы. Одна бросилась по течению вниз, другая — к мосту возле ратуши. Должно быть, через несколько минут уберут цепь, отправят вниз по реке сторожевой баркас, станут прочесывать улицы на Соборном холме. Значит, время возвращаться обратно, на правый берег. Куда? Дома появляться нельзя. Найти какой-нибудь старый сарай, переночевать там? Есть риск, что кто-то заметит его и донесет… Нет, нет, сейчас ему нужно укрытие понадежней. Надо добраться до дома Альфреда. Особой помощи от бургомистрова племянника, конечно, не дождешься, но можно быть твердо уверенным, что молодой Юниус не откажется спрятать его у себя на одну ночь и не выдаст людям викария. Решено!

Несколько минут спустя Хейер уже был на нужной улице. Остановился, взялся рукой за дверной молоток. Предательская, скользкая мысль вдруг промелькнула в его голове: что, если его здесь уже ждут? Что, если викарий предусмотрел и эту возможность? Дверь откроется — и крепкие, мускулистые руки рывком втащат его внутрь, начнут скручивать вокруг запястий веревочную петлю… Что ж, может, и так. Но выбора уже нет.

Стиснув рукоять ножа, Хейер постучал в дверь.

Глава 2

Альфред Юниус, личный секретарь его высокопревосходительства канцлера Георга Адама Хаана, снимал комнату на втором этаже дома Кристофа Франка, гильдейского старшины. Платил за жилье и стол по шести гульденов серебром, жениться не собирался.

— Семейные обеды, сытая скука — все это не для меня, — говорил он. — Я создан для дела, а не для пуховых перин.

Зная о его отношении к женитьбе, многие отцы семейств в Бамберге все же приглядывались к молодому человеку, строили планы выдать за него одну из дочерей. Не из-за богатства — по смерти родителей молодой Юниус унаследовал только долги. И не из-за должности — ранг секретаря совсем немного значил в светской и духовной иерархии Бамберга.

Причин, по которым молодого человека считали в городе выгодной партией, было три.

Первая из них: Альфред Юниус, как это принято говорить, подавал большие надежды. Изучал право в Болонье, знал итальянский, греческий и латынь, пользовался доверием канцлера и часто выезжал в Нюрнберг и Мюнхен с дипломатическими поручениями. Никто не сомневался, что в ближайшее время он займет иной, более соответствующий своим дарованиям пост: в епископской канцелярии, или в бамбергском Сенате, или — чем черт не шутит! — при дворе курфюрста Максимилиана[6].

Причина вторая: род Юниусов с давних пор принадлежал к числу наиболее влиятельных и богатых семей Бамберга. Дядя Альфреда был членом городского совета, дед состоял гофмаршалом при дворе князя-епископа, прадед заседал в коллегии Имперского камерального суда. Доброе имя на деньги не поменяешь, но к такому имени, случается, сами собой прилипают нужные связи, и доходные должности, и благосклонность сильных мира сего.

И, наконец, третья причина: молодой Юниус был довольно хорош собой. Бледное худое лицо, густые темные волосы, большие, чуть навыкате, внимательные глаза. Многие считали его человеком высокомерным, но при этом сходились во мнении, что Альфред Юниус заслужил право смотреть на людей свысока. В конце концов, если юноша, шесть лет назад оставшийся сиротой, сумел без чужой помощи пробиться наверх и к тому же оплатить отцовские векселя, значит, Господь отметил его, предопределил быть не таким, как другие. Поэтому — пусть глядит свысока. Пусть ходит, гордо вздернув мраморный подбородок. Пусть! Лишь бы не подличал, не обращал яркого своего ума во вред ближнему. Лишь бы не уничтожил зажженную в его душе светлую Божью искру.