Не искушай меня - Лоретта Чейз

«Таинственная молодая женщина», – прочитал он вслух, – «прибыла в Лондон ночью понедельника вместе с лордом Уинтертоном… Предупреждённые заранее, члены семьи собрались в Лексхэм-Хаус и приготовились встретить и выдворить очередную самозванку… и так далее, и так далее». – Он покачал головой, пропуская строчки. – «Читатель может вообразить слёзы, пролившиеся при радостном открытии» – герцог закатил глаза. – Меня сейчас стошнит. Кто пишет эту чушь?

Он продолжил с выражением:

– «Но, в самом деле, это была она, вернувшаяся, наконец, в лоно семьи после двенадцатилетнего заключения во дворце Юсри-паши». – Он пропустил ещё пару абзацев. – «Шокирующее преступление… Лексхэм… старинный баронский род… младшая дочь похищена и продана в рабство на невольничьем рынке Каира…»

Со смехом он уронил газету на стол.

– Безмерно занимательно. Вы, случаем, не обратили внимания на дату?

– Мне ни к чему было замечать, – сказал Аддервуд. – По дороге сюда всякий пострелёнок сообщал мне, что мой платок свисает из кармана. Есть ли первоапрельская шутка старше этой? Клянусь, её испытали ещё на Сократе. Первое апреля было первым, о чём я подумал, увидев газету. Однако в чём именно здесь розыгрыш?

– О ней все забыли, – сказал Алванли. – О чём тут шутить? Почему бы не выбрать более злободневную тему?

– Вы видели, кто привёз её домой, – сказал Беркли.

– Уинтертон. – Второй в Англии циничнейший из циников. Первым считался герцог Марчмонт. – Даже если бы я не заметил дату, это имя бы меня возбудило бы мои подозрения.

Хладнокровный и прямолинейный, Уинтертон был не из тех, кто спасает отчаявшихся девиц.

– Однако как гласят факты, девушка обратилась к Лексхэму, назвавшись его младшей дочерью, – сказал Уорчестер. – Эта часть не является первоапрельским розыгрышем.

– Вы видели её?– спросил Марчмонт. Он снова взял газету. В этом не было никакого смысла, разве что Уинтертон пострадал от сотрясения мозга в ходе своих путешествий по Востоку.

– Никто не видел её, кроме тех, кого она считает своей ближайшей роднёй, – сказал Алванли. – А они хранят молчание. Последнее, что я слышал, они уединились в Лексхэм-Хаус и не принимают посетителей.

Несмотря на упорные попытки подавления, интерес герцога Марчмонта стремительно возрос. Выражение его лица оставалось обманчиво безмятежным.

– Начинаю понимать, почему Аддервуд помешался на идее выловить меня, – сказал он.

– Ты член семьи для Лексхэмов, – сказал Аддервуд.

Это была не шутка. Марчмонт знал своего бывшего опекуна гораздо лучше, чем его собственные дети. Этот человек дураком не был.

Тем не менее, эта молодая женщина сумела одурачить его, очевидно, так же как и Уинтертона.

В этом не было никакого смысла.

Герцог Марчмонт, как бы то ни было, никогда не проигрывал. Если он и ощущал беспокойство, сомнение или замешательство, либо, как в данном случае, был полностью сбит с толку, то он пренебрёг этими ощущениями. И уж конечно не выказал своих чувств.

– Как член семьи, я заявляю, что эта девушка, кем бы она ни была, не может быть младшенькой Лексхэмов, – сказал Марчмонт. – Зоя была в гареме в течение двенадцати лет? Если её приковали к особо толстой стене, то все возможно.

– Она была сорвиголовой, как я помню, – сказал Аддервуд. Он часто присоединялся к Марчмонту в те давние летние каникулы с Лексхэмами.

– Беглянкой, – ответил Марчмонт.

Он отчетливо видел ее перед своим мысленным взором.

Хочу играть, Люсьен. Скажи им, чтобы взяли меня.

Девчонки не играют в крикет. Возвращайся к своим куклам и нянькам, надоеда.

Он засунул воспоминания обратно туда, откуда они вырвались – в кладовку памяти, и крепко захлопнул за ними дверь.

– Для блага Лексхэма я надеюсь, что женщина не окажется его дочерью, – сказал Алвэнли. – «Беглянка» будет самым мягким из эпитетов, которыми её наградит общество.

– Двенадцать лет в гареме, – сказал Беркли. – Всё равно что сказать двенадцать лет в борделе.

– Это не одно и то же, – заметил Аддервуд. – Совсем наоборот, на самом деле

– Всем безразлично, так это или не так, – сказал Марчмонт. – Никто не позволит фактам стать на пути отличного скандала.

Ситуация была того сорта, о каком мечтали сплетники, как алхимики о философском камне. История англичанки, дочери пэра, потерявшейся на двенадцать лет на экзотическом Востоке среди язычников и многожёнцев, была праздником для грязных умов.

– Подождите, пока не увидите гравюры, – сказал Уорчестер. – Подождите, пока толпа не соберётся перед Лексхэм-Хаусом.

– Они уже собирались, когда я ехал домой сегодня на рассвете, сказал Беркли. – Площадь выглядела как ярмарка святого Варфоломея.

– Клерки, молочницы, продавщицы, разносчики, воришки и пьянчуги, все жаждут увидеть Деву Гарема, – сказал Уорчестер.

– Слышал, что они вызвали войска, чтобы рассеять толпу, – сказал Ярвуд.

Марчмонт посмеялся бы над последним примером человеческой нелепости, если бы Лексхэм не был в центре событий.

Лексхэм, чьё доброе имя будет запятнано скандалом и дурной славой. Лексхэм, один из самых преданных и трудолюбивых членов Палаты Лордов, чьи суждения окажутся под вопросом. Лексхэм, который станет предметом насмешек.

Герцог Марчмонт мало о чём беспокоился в этом мире, и это малое начиналось и заканчивалось лордом Лексхэмом. Долг герцога перед бывшим опекуном было трудно облечь в слова, и определённо невозможно было погасить.

Эта бессмыслица должна прекратиться. Немедленно. И, как обычно бывало в случаях, связанных с Зоей, Марчмонт обязан был заняться этим.

– Запиши за мной тысячу фунтов, Аддервуд, – сказал он. – Не знаю, кто она, но не Зоя Лексхэм. И я докажу это до конца дня.

Через час с небольшим после своей ставки герцог Марчмонт обозревал море людей на некогда мирной Беркли Сквер. Над их головами громоздились серые тучи, принеся дню раннюю темноту.

Никого не заботила погода. И землетрясение не отпугнуло бы эту толпу, как он знал. Ожидание появления главных действующих лиц последней драмы из высшего света было прекрасным развлечением для общественного времяпровождения.

Только человек, проживший год отшельником в пещере, мог бы удивиться этим волнениям.

Нация провела зиму, оплакивая горячо любимую принцессу Уэльскую. Для простого люда, принцесса Шарлотта была ярким, счастливым образом среди унылой компании, которую представляла собой в настоящее время королевская семья. История Девы Гарема не могла сильнее угодить общему настроению и вкусу, даже если бы была придумана специально: Отважная Англичанка (как и покойная принцесса) преодолевает немыслимые преграды, перехитрив кучу простофиль-язычников. Более того, история Зои Лексхэм была не только героической, но и приятно возбуждающей. Образ Саломеи танцевал в их головах.