Силиконовые горы - Маша Царева

У меня есть кожаные мотоциклетные штаны в заклепках и нет мотоцикла.

Штаны я купила в секонд-хенде – потертые, кое-где порванные, навеки пропитавшиеся запахом машинного масла и дорожной пыли, с морщинками чужих путешествий и аварий. Сданный в утиль символ чужой свободы.

Кто-то колесил в этих штанах многие мили, сжимая дрожащими от адреналинового возбуждения коленями мотоцикл. А вот теперь их ношу я, ни разу в жизни не видевшая моря.

Мечта о мотоцикле стала единственный предметом багажа, который я принесла из детства в новую жизнь. Мечта-о-мотоцикле настолько вошла в привычку, что давно стала чертой моего характера.

Когда я впервые увидела фотографию Harley Davidson – в двенадцать, в тринадцать, в четырнадцать лет? Какая, собственно, разница. Всегда равнодушная к тривиальным женским слабостям – туфелькам, стразам, румянам с блестками, шляпам, чулкам, горжеткам, – я позволяла себе единственную мечту из material world.

В порыве мечтательности я даже обзавелась водительскими правами.

А что толку? Моя работа вряд ли позволила бы мне накопить на новенький Harley.

Может быть, хотя бы на подержанный?

Копилка – мещански глупая, несовместимая с любым интерьером, банальная до оскомины керамическая свинья – была спрятана в книжном шкафу. В ее глиняное нутро я прилежно складывала гроши, которые удавалось не потратить.

Может быть, когда-нибудь…

Иногда мне это снилось. Рев мотора, убегающая под колеса лента асфальтовой дороги, спутанные волосы, теплый ветер в лицо, в огромных мотоциклетных ретроочках я похожа на огромного нелепого жука. Жадно вбираю в широко распахнутые глаза каждую придорожную травинку, каждое проносящееся мимо деревце, и очередной пыльный километр приближает меня к осознанию абсолютной свободы.

И мчусь я, разумеется, к морю.

Экс-шлюха без эстетических претензий, экс-влюбленная балда без чувства собственного достоинства, экс-брошенная одиночка, обременная пудовым комплексом неполноценности, в настоящем – почти монашка.

Глумливый реверанс судьбы – ну куда я могла устроиться работать, кроме как в секс-шоп?

Получилось это случайно.

Безделье – не лучшая среда для депрессирующей девушки. Мне срочно требовалось приткнуть хоть куда-нибудь вереницу ничем не заполненных, улиточно-медлительных минут. Да и финансовый вопрос давал о себе знать: за полгода беспечного существования я и не подумала завести конвертик на черный день. Копилка-хрюшка не в счет – разбить ее ради покупки батона докторской колбасы было бы предательством по отношению к самой себе.

И вот, обивая пороги контор, которым могла бы понадобиться не имеющая опыта работы и образования бездельница, я наткнулась на объявление, криво прилепленное к двери полуподвального заведения с неоновой вывеской «Купидон»: «Требуется продавец-консультант, график работы сутки через двое». Ниже фломастером была приписана сумма, которая показалась мне весьма заманчивой.

Собеседование проводила владелица магазина – пегая бабенка лет пятидесяти пяти с кривыми варикозными ногами и неприятно бегающими глазенками. Даже странно, что такое асексуальное существо надумало развернуть торговлю игрушками для эротических шалостей.

Убедившись в моей вменяемости, она протянула мне бланк трудового договора.

С тех пор я и осела в царстве разнокалиберных фаллоимитаторов и похожих на гигантских морских устриц резиновых вагин. Довольно быстро я разобралась в ассортименте, научилась отличать потенциальных покупателей от зашедших поглазеть на чудо-инвентарь. Время шло, и поначалу веселившие меня цветные пенисы, латексные костюмы, кожаные плети и порножурналы на любой привередливый вкус перестали казаться чем-то из ряда вон выходящим.

Моя жизнь вроде бы немного устаканилась.

И была она такой же бессмысленной, как сувенирный гигантский презерватив с насадкой в виде головы Микки-Мауса.

Новая работа подарила мне новую (и единственную) подругу.

Никто не знал, как ее звали на самом деле. Ангелочек – так она представлялась окружающим. Причем в ее исполнении жеманный псевдоним не звучал нарочито. Даже учитывая тот факт, что ее наружность едва ли хоть на миллиграмм соответствовала контексту прозвища. Менее всего Ангелочек походила на ангела. Была она рослой девахой с кудрявой копной смоляных волос, крупными чертами лица, дымкой темных усиков над верхней губой и басовитым тембром голоса.

Ангелочек была продажной девушкой – не из самых дорогих, но и не шалашовка какая-нибудь. Пройдя сквозь огонь, воду и медные трубы (уличную «точку», замаскированный под стрип-клуб бордель и сауну с ярко выраженным порнографическим подтекстом), Ангелочек перешла на вольные хлеба. В крошечной съемной квартире трудилась она, не покладая рук и прочих частей закаленного на половом фронте организма. С конкурентными девами, коими Москва кишмя кишит, боролась с помощью изобретательности. Она была нашей постоянной клиенткой – так мы и познакомились. То прикупит латексный костюм в стиле садомазо (плети с инкрустированными черепами на рукоятке в комплекте), то легкомысленный фартучек медсестры и огромную клизму в виде женской груди, то массажное масло-афродизиак, сладковато благоухающее мускусом.

Мне нравилось с ней болтать. К тому же тесная дружба с проституткой так удачно вписывалась в маргинальность, взлелеянную мною.

Напряженный секс-график по системе freelance никак не повлиял на ее природную жизнерадостность. Обычно Ангелочек подтягивалась в самые скучные рабочие часы – предрассветные, когда я одиноко дремала над чашкой отвратительного растворимого кофе, уныло мечтая о пересменке.

Она врывалась в пахнущую сандалом и ванилью пещерку секс-шопа – отработавшая свою гортанно-влажную ночную смену, с непросушенными после душа волосами, без косметики, в простых дешевых джинсах и ангоровой кофте, небрежно наброшенной на плечи. Я здоровалась, ставила чайник, доставала из-под прилавка пачку шоколадных пряников. Ангелочек усаживалась прямо на пластиковую витрину, поджав мясистые ноги, и спрашивала:

– Ну, ты как?

– Да я все так же, – неизменно отвечала я, – лучше расскажи, как ты.

Вот тогда-то и начиналось самое интересное. Ангелочек была настоящей Шехерезадой, обладающей редким талантом ублажать слух самыми невероятными историями, случившимися с ней за ночь. Будь она чуть более предприимчива и грамотна, могла бы написать книгу мемуаров, которая стопроцентно стала бы бестселлером – если бы, конечно, кто-нибудь ей поверил.

Томно пришторив глаза длиннющими черными ресницами, она невозмутимо вещала о том, как некий Гога, благополучный торговец шаурмой и ее постоянный клиент, совсем свихнулся на почве трудоголизма и заставил ее обмазаться жиром, вываляться в перьях и изображать жареную курицу. Или о том, как из корыстных побуждений она рискнула подвизаться на обслуживание мальчишника и в итоге оказалась в компании отличнейших ребят, всю ночь поивших ее «Бейлисом» и возившим по казино. Или о том, как, преодолев брезгливость, она продалась лесбиянке и едва не влюбилась. От полной ломки ориентации Ангелочка спас только тот печальный факт, что любвеобильная дама под утро ухитрилась слямзить ее кошелек и позолоченные часики.