Котильон - Джорджетт Хейер

Предложенный лордом Бидденденом «Специальный» сорт в изящной эмалевой табакерке он неблагосклонно отверг, мистер Пениквик сообщил, что уже много лет пользуется сортом «Нат Браун» и ему не нужна ничья новомодная подделка. Наконец с помощью двоих из своих оруженосцев он высвободил табакерку из кармана, заявил, что комната холодна, как гроб, и обвинил кругом лакея за то, что тот развел слишком слабый огонь в очаге. Лакей, из вновь нанятых, оказался настолько глуп, что напомнил мистеру Пениквику, что точно выполнил его приказание.

— Вот идиот! — воскликнул мистер Пениквик. — «Слабый огонь», черт подери! Но не тогда, когда я сам здесь сижу, тупица! — Мановением руки он отослал слуг и кивнул молодым родственникам. — Как правило, я сижу в библиотеке, — объявил он, — но не хотел, чтобы вы все там толпились. — Оглядев комнату, которая явно нуждалась в отделке (но не тратить же деньги на помещение, где ты не бываешь годами!), он выпил две пилюли и накапал сердечное. После этого угостился внушительной понюшкой табаку, который, казалось, освежил его, и начал: — Я вызвал вас сюда с определенным намерением, и если кому-нибудь наплевать на собственные интересы, я отвращаю лицо от него. Вы уже получили дневную отсрочку, вот и довольно! Держать вас здесь вечно, чтобы вы объедали меня, ради удобства парочки отъявленных нахалов не собираюсь! Заметьте, у меня нет намерений лишать их шанса! Они этого не заслужили, но я обещал, что Китти будет иметь выбор, и я человек слова.

— Предчувствую, сэр, — вкрадчиво вмешался Бидденден, — что мы имеем лишь слабое представление о ваших намерениях. Но вы не можете не признать, что один из нас отсутствует не по своей вине.

— Ты имеешь в виду своего брата Клода? Я рад, что его здесь нет, — отрезал мистер Пениквик. — Ничего не имею против мальчика, но ненавижу военных. Если он захочет, пусть сделает предложение Китти, но я предупреждаю: ей нечего ему ответить. С чего бы? В глаза его не видала несколько лет! А теперь вы все помолчите и послушайте, что я скажу. Я долго все обдумывал и пришел к выводу, что нашел верный выход. Сейчас все объясню попроще. Долфинтон, ты меня слышишь? — Лорд Долфинтон, который сидел, бессильно опустив руки между колен, с выражением крайней подавленности на лице, вздрогнул и закивал. — Полагаю, он ничего не понял, — произнес мистер Пениквик, понизив голос. — Его мать может говорить все что угодно, но я всегда подозревал, что у него чердак не в порядке. Однако он — мой внучатый племянник, как и вы все, и я решил, что не буду делать различий между вами. — Он помолчал и торжественно оглядел аудиторию, довольный отсутствием вопросов и возражений. — Согласно моему завещанию… — продолжил он с надрывом в голосе. — Я уже старый человек и, смею утверждать, не проживу особенно долго. Не то чтобы я очень о том печалюсь — я свое прожил… Не сомневаюсь, каждый из вас ряд был бы свести меня в могилу… — Здесь возникла еще пауза, и «дрожащая рука преждевременной старости» угостила его новой понюшкой табаку.

Однако великолепная сцена вызвала почему-то слабый отклик в зрительном зале. Долфинтон и преподобный Хью, разумеется, внимательно смотрели на престарелого родственника, но глаза Фостера совсем потускнели, а взгляд Хью выражал откровенный скепсис. Бидденден очень тщательно протирал свой лорнет. Конечно, мистер Пениквик не был столь обременен годами, как могло показаться несведущему наблюдателю и как говорили об этом его слова и сморщенное лицо. Он действительно остался последним из старшего поколения семьи, о чем любил сообщать своим посетителям, но поскольку четыре его старших сестры предшествовали ему и в земном мире, и в ином, это не казалось таким уж из ряда вон выходящим явлением, каким он любил его представлять.

— Я последний в роду, — произнес он, горестно покачивая головой. — Пережить всю семью! Никогда не быть женатым, не иметь брата!

Эта исполненная трагизма тирада неожиданно возымела действие на Долфинтона, который обратил на Хью понимающий взгляд. Хью поощрительно улыбнулся ему, но вслух бесстрастно произнес:

— Именно, сэр!

Увидев холодность аудитории, мистер Пениквик внезапно сменил патетику на свою обычную резкость:

— Не то чтобы я обливался слезами, когда мои сестры умерли. Ничего подобного! Вы, двое! Это я о вашей бабушке говорю! Не очень-то она меня трогала. Бабушка Долфинтона — моя сестра Корнелия — глупейшая женщина, но не важно! Вот Роузи лучше всех. Черт, я любил Роузи и люблю Джека! Копия она! Не пойму, почему разбойника нет сегодня здесь? — С мыслью о Джеке жалобные ноты вновь зазвучали в голосе старшего в роду. Он просидел одну-две минуты молча, раздумывая об отступничестве своего любимца. Бидденден бросил на брата взгляд долготерпения, но взгляд Хью остался прикованным к лицу мистера Пениквика, он учтиво ждал, пока тот закончит свою речь. — Ну, да это не имеет значения, — брюзгливо бросил наконец старик. — Вот что мне нужно вам сказать. Я не вижу, почему бы мне не оставить деньги, кому хочу. Ни у кого из вас нет права на них, так что и думать об этом нечего. В то же время я никогда свою плоть и кровь не забывал. Никто не посмеет меня упрекнуть, что я не исполнил долг перед семьей. Вспоминая те времена, когда я позволял вам сюда приезжать… Мерзкие сорванцы вы были, кстати сказать! Не говоря уж о советах, которые я давал матери Долфинтона, хотя она и не моя племянница, и которым она последовала, когда мой племянник Долфинтон умер, и правильно сделала… Нет, я выполнил свой долг. Ясно, и у меня есть чувство родной крови. И в Джордже она течет: это единственное, что мне в тебе нравится, Джордж. Поэтому, естественно, я решил, что мои деньги должны перейти к одному из вас. В то же время существует Китти. Не стану отрицать: если бы не чувство долга перед семьей, я оставил бы все ей, и точка! — Он перевел взгляд с Биддендена на Хью и внезапно радостно фыркнул. — Держу пари, вы часто спрашивали себя, уж не моя ли это дочка, а? А вот и нет. И даже не родня. Китти — дитя бедного Тома Чаринга, и все здесь чин чинарем, что бы вы там ни подозревали. Мы дружили с Томом, но его отец оставил ему воду в лукошке, а мой мне — набитый карман. Том умер, когда Китти еще под стол пешком ходила, и больше никаких Чарингов не осталось, кроме парочки старых прокисших кузин. Вот я и удочерил малышку. Никаких шахеров-махеров здесь нет, и, ясно, девочка может войти в любую семью, в какую захочет. Словом, я решил, что один из вас возьмет ее в жены — и мое состояние в придачу.

— Должен заметить, что это странный, фантастический план, — вступил Бидденден. — И тот, кто…

— Фантастический! — воскликнул Хью с омерзением. — Я скорее назвал бы его бесчеловечным!