Под знаком Меркурия - Владимир Георгиевич Босин

чужое тело – это и ежу понятно. Судя по рассказам своих новых родственников, я жил с родителями в усадьбе неподалёку от Кинешмы. Отец умер лет пять тому назад, и ведь подлец такой пустил нас с матушкой по миру. Спустил отцовское состояние, стало быть. Хорошо, успели меня отучить, я окончил гимназию и непонятно какое-то ещё учебное заведение. Вернулся в родные пенаты несколько месяцев назад и угораздило же меня влюбиться в Людочку Белявскую, дочь нашего соседа, которая не нашла ничего лучшего, как оттачивать свое девичье оружие на мне, что б ей икалось до конца дней. Как я понял, Николаша, в чьём теле я оказался, влюбился в семнадцатилетнюю девицу. А та по малолетству решила сначала меня в себя влюбить, а потом типа бросить на растерзание более ретивым ухажёрам. Ну и я не нашёл ничего лучше, как с горя попытаться утопиться в проруби на реке, где деревенские бабы бельё полощут. Усугубилась ситуация тем, что накануне умерла матушка. И как раз на девятый день после смерти матушки, недоросль, в чьём теле я оказался - решил, так сказать, наказать девушку. Тётушка, которая находилась у нас после смерти сестры, надо же, именно в этот день отлучилась в город по надобности.

Меня вытащили из воды мужики, как-то растёрли, переодели и послали в город за тётушкой. Та, сразу же вернулась и повезла меня к себе. Почти месяц я лежал без сознания. Метался в бреду, горел в жару, приглашённый доктор, конечно, боролся с болезнью, но всё бесполезно. Собирались уже посылать за батюшкой, когда я неожиданно пришёл в себя.

Ну приблизительно так я скомпилировано, отбросив лишние эмоции, получил выжимку нескольких последних лет своей жизни. Ну хоть что-то проясняется.

Нужно, конечно, пользоваться ситуацией и впитывать жизненно необходимую мне информацию. Я ведь не могу правильно говорить, естественно писать, а может и читать. Не умею молиться и не знаю многих элементарных вещей. От тётушки мне много пользы не будет, от сиделки тоже. А вот молодняк в лице Петрухи и Анны надо припрячь. Без них я не смогу быстро влиться в местную жизнь. Но как объясняться, если мне не получается пока говорить. Вернее, хрип потихоньку начал преобразовываться в членораздельную речь. Но пока Марфа меня почти не понимает. А может она тупая, ну крепостная, наверное, забитая. Века угнетения, моя - твоя, чего изволите, не более. Нет, нужно постепенно разрабатывать голосовые связки.

Со следующего дня я перед сном, когда оставался один, начал тихо разговаривать с собой. Дня три ничего не получалось толком. На четвёртый, я отхаркнул в тряпку какие-то сгустки и сразу стало легче. Петь конечно не смогу, а тихо говорить получалось. Афишировать это не стал, рано ещё.

На следующий день, пришел незабвенный Карл Иванович и после быстрого осмотра предложил мне подняться.

-Ну-с молодой человек, залежались Вы. Давайте-ка попробуем подняться. Милочка, помогите нам.

Так, поддерживаемый с двух сторон Марфой и доктором, я сделал первый шаг. Ноги будто чужие, с усилием начал переставлять сначала одну, потом другую ногу. И так несколько раз от стены до стены. Ноги начали предательски дрожать.

-Всё, на сегодня хватит. Завтра, дорогуша продолжайте с Николаем Васильевичем (ага, батюшку звали Василий) заниматься, как сегодня.

С того дня я начал вставать, а это было чрезвычайно важно для меня. Что бы самостоятельно исполнять свои интимные потребности в ночную вазу. Через три дня я уже прогуливался с Марфой по дому, пока только по второму этажу. Домина приличный, на втором этаже было четыре спальни, кабинет и небольшой холл с диванчиком. Вот он и был моей целью. Пол часа шорканья по этажу и приземление на диван. Дети составляли мне компанию, развлекали меня — это они так думали. А я внимательно выслушивал их, одобрительно кивал, а вечером анализировал всё сказанное. С тётушкой встречался реже, обычно она приходила с утра, вместе с Марфой. И пока та меня кормила, Мария Александровна рассказывала, как она видит моё будущее. При этом жалостливо посматривала на меня, явно переживала за племянника. Мне кажется, она была очень дружна с матушкой. Именно от неё я узнал много нового о моей семье, родителях. Слушать её было интересно, натуральная блондинка, лицо, усыпанное веснушками (теперь понятно в кого Петенька пошёл) живо рассказывала про нашу семью. Периодически всплёскивала руками, когда увлекалась подробностями. Звать меня оказывается Басов Николай Васильевич. Папенька, Василий Андреевич Басов, отставной поручик лейб-гренадёрского полка, был серьёзно ранен в битве при Лубино в 1812 году. Вернувшись домой, батюшка пустился во все тяжкие. Вместо того, чтобы наладить и так уже пошатнувшиеся благосостояние семьи, он начал пить, поигрывать в карты. В результате наша фамильная усадьба в селе Никольское была перепродана богатому соседу. И это бы полбеды. Но вместе с усадьбой ушло и само село, весьма богатое по тем временам, приносило неплохой доход от дерево распиловочного цеха и рыбной ловли. Более трёхсот душ крестьян проживало в том сельце.

И только преждевременная кончина предка не дала пойти нам с матушкой по миру. В результате у нас осталась старая усадьба в деревне Селезнёво, аж в двадцать дворов и восемьдесят душ крепостных, еле сводящих концы с концами. И то, только благодаря супругу моей тётушки, купцу второй гильдии Курлину Георгию Ивановичу, который выкупил у банка заложенную деревеньку, мы с матушкой смогли как-то существовать. Я окончил местную гимназию и реальное уездное училище. Вот что я смог почерпнуть из нескольких встреч с тётушкой.

Через неделю я с помощью верной сиделки довольно шустро передвигался по дому семьи Курлиных. По утрам, пока детвора ещё спит, после плотного завтрака я читал местную прессу. Вначале сильно мешали лишние буквы типа Ъ и других. Постепенно привык и не замечал. В первую очередь меня интересовало время, в которое я попал. Свежая газета была датирована 13 февраля 1828 года. Третий год уже на российском троне младший брат Александра I – Николай I. Живём мы сейчас в уездном городе Кинешма Костромской губернии. Хозяин семьи - Георгий Иванович Курлин в данное время отсутствовал, уехал по делам в губернский центр. Всем заправляла тётушка. Кроме двух детей в доме была куча дворни, перед глазами мелькали какие-то тётки, из мужчин в дом заходил только дворник и по совместительству истопник Прокоп. Ну да, две серьёзные русские печи, обогревавшие каменную домину, надо было протапливать, чем и занимался сей индивид. Одна из печек было обложена изразцовой плиткой и смотрелась