Украинское национальное движение. УССР. 1920–1930-е годы - Андрей Марчуков

Внутренний кризис и пересмотр прошлого породили многие негативные явления. В частности, его следствием стал всплеск национальных проблем, сыгравших далеко не последнюю роль в судьбе СССР. Ломка социально-экономического уклада, отказ от своего пути и «поклонение чужим богам» подтачивали духовное единство страны и населяющих ее народов, ставили под сомнение общность их целей и исторической судьбы, отношение к СССР-России как к своей Родине и тем самым провоцировали развитие центробежных тенденций, появление национальных и сепаратистских движений и рост этнократизма. С распадом Союза деструктивное действие национального фактора на постсоветском пространстве не прекратилось. Центробежные тенденции, явные и подспудно тлеющие конфликты продолжают ощущаться в некоторых регионах России и ряде бывших союзных республик и поныне.

Дело не только и не столько в «окраинных национализмах» и в межэтнических конфликтах на Кавказе и в ряде других горячих точек бывшего Союза. Главная проблема заключается в духовном и физическом самочувствии основателя и главного строителя российской государственности, ее стержня, носителя «генетического кода» России – русского народа. Именно он в наибольшей степени пострадал от революции 1989–1993 гг., именно он был насильно расчленен и подвергнут в ряде бывших советских республик национальной дискриминации. Именно его ценности и тысячелетний духовный опыт оказались не востребованы в постновейшем мире и постсоветской России. Именно внутреннее национальное единство Русского мира вновь оказалось поставлено под сомнение старыми и новыми течениями, отрицающими это единство.

Поясним, что под Русским миром в данном случае понимается определенный цивилизационный, культурно-психологический, религиозно-этнический и хозяйственный организм – сообщество, к которому принадлежат не только русские в современном понимании этого слова (или, по-старому, великороссы), но также белорусы и восточные украинцы. В силу множества факторов (о которых пойдет речь впереди) большинство этих людей продолжает сознавать (или ощущать подсознательно) свою принадлежность к этому миру и поэтому их социальное поведение и реакция на кризис конца XX в. во многом одинаковы[4].

В этом контексте на первый план выступает так называемый «украинский вопрос». В свете означенных событий абсолютно правильной представляется оценка, данная ему еще в период между двумя мировыми войнами виднейшим идеологом украинского национализма Д. Донцовым: «Как комета появляется… украинский вопрос на политическом небе Европы всякий раз, когда для России наступает критический момент»[5]. В настоящее время, после возникновения на мировой арене Республики Украины, этот вопрос как бы перешел во внешнеполитическую сферу. Однако это лишь видимая сторона проблемы. Хотя Украина стала самостоятельным государством, этот вопрос остается и будет оставаться в зримой перспективе внутринациональной проблемой этого Русского мира. Причем проблемой не сугубо «украинской» или сугубо «российской», а именно общей, поскольку от того или иного варианта ее развития будет напрямую зависеть облик и внутренний мир и России, и Украины, и русской, и украинской общностей. Более того, кризис России – это и кризис Украины. И преодоление этого кризиса возможно только одновременно и вместе друг с другом.

Не менее важным последствием воздействия национального фактора стал психологический синдром от крушения многонациональной сверхдержавы. Относительная легкость, с которой произошел политический «развод» республик, свидетельствует о том, что государственное единство страны в том виде, в котором оно существовало на момент ее распада, претерпело сильную эрозию и было подточено процессами, происходившими в СССР в последние годы его существования. Вместе с тем довольно продолжительное и непростое привыкание населения бывшего СССР к новым реалиям служит подтверждением того, что в Советском Союзе происходило складывание (хотя и не доведенное до своего завершения) некоей надэтнической национальной общности, разрушение которой оказалось более болезненным, нежели распад государственного организма. Впрочем, сознание сопричастности к этой общности не исчезло бесследно и продолжает сохраняться у довольно широких слоев населения как России, так и некоторых бывших союзных республик.

Советский Союз не был однородным образованием. Его регионы и республики отличались друг от друга в языковом, культурном, ментальном, цивилизационном отношении. Поэтому и степень ощущения сопричастности своей судьбы с судьбой СССР-России, осознания принадлежности к советской надэтнической общности в разных республиках и среди разных народов была неодинаковой. Прочнее всего это сознание утвердилось среди славянских народов, которые составляли ядро Русского государства и ядро советской общности, – у русских, украинцев и белорусов. Поэтому дезинтеграционные процессы наиболее болезненно воспринимаются именно этими народами. Несмотря на то что со времени крушения Советского Союза прошло уже более десяти лет и люди свыклись с новыми реалиями (а новое поколение вообще выросло в иных условиях), разрыв между Россией и Украиной остается чувствительным как для российского общества (которое, по существу, так и не примирилось с этим фактом), так и, во многом, для украинского[6].

Другой причиной, по которой современное состояние российско-украинских отношений беспокоит здравомыслящую российскую (и не только российскую) общественность, являются языковые, культурные, политические процессы, которые имеют место на современной Украине, и та политика, которую проводит в этих сферах украинское руководство. Надо открыто признать тот очевидный факт, что на протяжении вот уже более десяти лет мы являемся свидетелями постепенного, но последовательного, методичного и ясно ощущаемого дрейфа Украины в сторону прочь от России[7]. Конечно, на Украине изменили бы акценты и преподнесли это как исторически и политически закономерный поворот Украины в сторону Европы и США и олицетворяемых ими западных ценностей, как «нормальный» курс самостоятельного и независимого государства. Однако в силу объективных и субъективных причин (например, ментальности населения страны и ее политической и хозяйственной элиты), а также истории становления «Украины» (о чем и пойдет ниже речь), осуществлявшейся на отрицательной, а не положительной доминанте (здесь речь идет не о нравственной оценке, а о способе мироощущения и поведенческих нормах, которыми руководствуется какой-либо общественный коллектив), это движение является не движением «к чему-либо», а движением «от чего-либо».

Этот дрейф воспринимается широкими массами населения в России и даже на Украине с неподдельным удивлением и оборачивается не только непониманием причин, его побуждающих, но и отрицанием самого факта удаления Украины от России или, в лучшем случае, его неприятием. Истинное положение дел, зачастую весьма неприглядное, замалчивается и подменяется приятными на слух разговорами о дружбе и вечной преданности, обращениями к истории, где два брата – русский и украинский народы – вместе жили, строили, воевали, побеждали и т. д. Что самое интересное, все это имеет под собой неоспоримые исторические основания, ибо является правдой. Но подобный подход страдает одним существенным недостатком: он не позволяет трезво оценить современное состояние российско-украинских отношений и определить причины этого состояния. Елейные речи, заверения, экскурсы в прошлое, равно как и нежелание смотреть правде в глаза, призваны доказать (иногда другим, иногда самим себе), что в украинско-русских отношениях все хорошо, а негативные моменты, возникающие время от времени между Украиной и Россией, – дело временное и поверхностное, своеобразные игры политиков.

Оставим за скобками политиков России и Украины, их цели, тактику и стратегию (в том случае, если она есть), равно как и ответ на вопрос, насколько их курс отвечает интересам наших народов и в чем эти интересы состоят. Это особая тема, требующая серьезного осмысления. Но ради справедливости посмотрим на проблему с другой стороны. Понятно, что познания широких слоев общественности в отечественной истории весьма поверхностны и шаблонны. Здесь речь идет, конечно, не об элементарной исторической неграмотности или о заведомо фальсифицированном освещении прошлого. В самом факте шаблонности нет ничего дурного. Среднестатистический обыватель знает и должен знать своеобразный «краткий курс» из основных фактов, причинно-следственных связей и оценок, которые обязательно должны соответствовать государственной и общественной идеологии (в последнем случае речь идет о тех странах, где историческая роль государства не столь ярко выражена, как в России), служить ей историческим фундаментом и способствовать политической мобилизации населения. В соответствии с этой исторической мифологией (в данном случае этот термин употреблен без негативного смыслового оттенка) находила свое изображение и история Украины, отложившаяся затем в общественном сознании.