Дуэль со смертью - Чиж Антон

– Если правда, что говорят о клубе… Как бы я мечтал стать его членом.

– Вам для чего? – спросил Ванзаров, помня, что Уверский овдовел года два назад.

– Отменное приключение! Члены клуба устраивают игры, в которых надо проявить смекалку и сообразительность. Подробности неизвестны, одни слухи, но кажется, нечто новое, волнующее кровь. Куда сильнее бильярда или карт. Как раз для поднятия тонуса в нашем тусклом и сыром климате. Обещайте рассказать, если что-то узнаете конкретное…

Ванзаров пообещал. Он подошел к дверям зеркального зала, тоже зеркальным. Перед ними возвышался столик с плоской медной чашей, в которой горел огонь. Метрдотель Мельпе поклонился, спросил приглашение. Ванзаров протянул карточку. Мельпе взглянул и бросил в огонь. Картон вспыхнул. Вокруг пламени лежали три бумажных огарка.

– Зачем сжигаете приглашения? – спросил Ванзаров.

– Таково условие хозяина вечера.

– Кто хозяин этого вечера?

– Прошу простить, но мы не раскрываем такие сведения. – Мельпе распахнул дверь. – Добро пожаловать, постараемся приложить все усилия, чтобы праздник стал незабываемым. Позвольте заметить, что меню составлено исключительно. Несколько перемен блюд: заливное из севрюги, «Сюпрен де войяльс» с трюфелями, волован «Тулиз Финасвер», рябчики, мороженое-шербет и свежие фрукты.

У гурмана должны были потечь слюнки. Ванзарову мешал смокинг.

Зеркальный зал представлял собой вытянутое помещение, стены которого покрывали сводчатые зеркала. Самое большое располагалось у задней стены, рядом с входной дверью. Небольшая сцена находилась на противоположном конце зала. Перед ней пылала медная жаровня, отчего в зале было чрезвычайно жарко. Ванзаров ощутил себя и в тисках, и в печке.

Он поклонился гостям. Собрались три семейные пары. Мадам Половцева взглянула и глазом не повела. Как будто не узнала в смокинге. Мучения Ванзарова были напрасными: из мужчин парадно одет был только он. Прочие обошлись удобными пиджаками. Дамы тоже не отличались праздничными туалетами. Скорее скромными, для семейного ужина, а не банкета. Мадам Половцева была в черном платье, не слишком вызывающем, без украшений. Только рубиновые капельки в ушах.

Банкет был накрыт на восемь персон. Таблички с фамилиями указывали порядок рассадки. Ванзарову досталось место в начале стола, почти у двери. Напротив него стояла табличка, которую можно было прочесть отражением в зеркале. Отраженные буквы сообщили о господине Одиссее. Кроме тарелок и приборов, в чашах с колотым льдом стояли кувшины лимонада. Ванзаров сдержал порыв налить бокал и жадно выпить.

За стол не садились. Гости держались у зеркальных стен. Представить Ванзарова было некому. Он взялся сам. Господину Половцеву, который оказался ближе всего, представился полным чином. Тот приподнял брови и церемонно пожал руку. Следующим оказался господин Щедрин с супругой. Новый знакомый чинов не назвал, сообщив, что «служит в министерстве». Последним Ванзаров познакомился с господином Сердечковым, который рекомендовал себя как помещик. Супруга его, не слишком привлекательная, была вполне жива. Скорее молчалива. Впрочем, как и мадам Щедрина.

Мадам Половцева держалась в стороне, у сцены. Ванзаров подошел, поклонился.

– Вашу просьбу исполнил, – тихо сказал он.

На него взглянули так, будто он ляпнул несусветную глупость.

– Простите, не понимаю, о чем вы.

– Не позволю вас убить.

– Меня? Убить? Да о чем вы говорите?

– Примерно пять часов назад в сыскной полиции вы убеждали, что на вас готовится покушение…

– Вот как? Чрезвычайно странно, – сказала она неприязненно. – Не имею чести вас знать, господин…

– Ванзаров… – подсказал он.

– …Ванзаров. В мыслях не было ходить в сыскную полицию. Тем более что приехала с мужем несколько часов назад из Москвы.

– Прошу простить, значит, ошибся, – сказал Ванзаров и отошел. Находиться около жаровни было невозможно.

Распахнулась дверь. Вошел метрдотель.

– Господа, хозяин вечера просил передать извинения, что задерживается, просит начинать без него.

Гости расселись, вошли официанты с большими подносами. На столе появились холодные закуски: грибы, огурцы, помидоры, пахнущие густым и крепким маринадом со специями. За ними – бутыли шампанского. В довершение перед каждым гостем поставили порционное блюдо с заливной севрюгой и соусник со сметаной. По взмаху метрдотеля на сцену вышел ансамбль венгерских цыган-скрипачей: восемь крепких мужчин с роскошными черными бакенбардами, в белых чулках и болеро, обшитых ярко-красными шнурками и разноцветным орнаментом. Дирижер, господин Риго, одетый не менее броско, с сильным акцентом пообещал сделать вечер незабываемым. Официанты наполнили гостям бокалы и удалились.

Оркестр заиграл бравурную венгерскую мелодию. Никто не решался поднять бокал. Рядом с Ванзаровым оказался господин Щедрин. Между ним и господином Половцевым сидела мадам Сердечкова. На другой стороне стола господин Сердечков оказался между дамами: по правую его руку – Щедрина, по левую – Половцева. Елизавета Андреевна сидела наискосок от Ванзарова и напротив мужа. Она положила в тарелку горку грибов и соленых огурцов и принялась поглощать так жадно, будто не ела с самой Москвы. Глядя на нее, прочие гости стали накладывать маринады и ковырять вилками в севрюге. Ванзаров налил себе фужер соблазнительного лимонада, но не притронулся. Атмосфера за столом мало походила на дружеский банкет. Если бы не цыганские скрипки – скорее поминки, а не новогодний праздник.

Севрюга призывала насладиться ею, но Ванзаров посматривал на гостей. Зеркала позволяли следить не только за теми, кто сидел перед ним, но и за соседями. Как вдруг Половцева подмигнула ему. Ванзаров ответил прямым взглядом. Она подмигнула еще раз, что можно было расценить как извинение. И благодарность за помощь. Молчаливую, но искреннюю. И за подвиг в смокинге.

Посреди популярной мелодии Штрауса распахнулась дверь, в зал быстрым шагом вошел моложавый господин. Щеки его раскраснелись, прическа слегка потрепана, как будто он взъерошил волосы.

– Лиза! – вскрикнул он. – Наступает Новый год, и я, Арнольд Кошляков, не желаю больше лжи и фальши! Нашу любовь нельзя скрывать! Я хочу, чтобы все знали: я люблю тебя, как солнце! Ты моя и будешь принадлежать только мне!

Челюсть господина Половцева отвисла, он замер с вилкой, на которую нацепил кусок севрюжины. Мадам Половцева выронила салфетку, привстала и рухнула на пол. Ванзаров подоспел к ней, потрогал шейную вену. Пульс был. Елизавета Андреевна находилась в обмороке.

– Нашатырь! – крикнул Ванзаров растерявшемуся официанту, который вносил новое блюдо. И, не дожидаясь, применил верное средство от обмороков: отшлепал по щекам. Половцева вздрогнула, открыла глаза.

– Спасибо, – одними губами произнесла она. – Впереди самое интересное.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Ванзаров, помогая ей встать.

– Благодарю вас, – ответила она, садясь на стул.

– Налить лимонада?

– Нет-нет, не нужно. – Половцева оправила сбившееся платье.

Никто из гостей не покинул мест. Господин Половцев напряженно разглядывал тарелку. Виновник обморока стоял в некоторой растерянности среди зеркальных отражений.

– Господин Кошляков, прошу вас покинуть зал, – сказал Ванзаров.

Любовник схватил фужер, наполнил до края лимонадом и проглотил залпом.

– Я жду тебя, Лиза, в небесах нашего счастья! И готов ждать вечно…

Сделав столь важное заявление, он пробежал мимо официанта, который принес пузырек нашатыря.

– Господа, продолжайте играть, – сказал Ванзаров дирижеру по-немецки. Господин Риго кивнул, взмах его палочки запустил венский вальс. Никто не вышел из-за стола.

Ванзаров вернулся на свое место, зачерпнул ложкой сметану, поместил на заливное, отломил вилкой кусочек и положил в рот. После чего тщательно вытерся салфеткой и отложил ее комком в сторону.

Он наблюдал за Половцевой. Обморок не прошел бесследно: Елизавета Андреевна была бледна, покачивала головой. Она поглощала маринады, будто заглушая лютый голод. Как вдруг дернулась, съежилась, вскрикнула и повалилась на пол. Выскочив в большой зал, Ванзаров подал условный знак тревоги. Чтобы не пугать гостей полицейским свистком.