А отличники сдохли первыми - 2: летние каникулы - Рик Рентон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подскочив, я обхватил её одной рукой за трясущиеся ноги и приподнял. Дотянувшись до ремня ножом, быстро перепилил его и опустил скулящую девчонку на ковёр.
Ослабев, кожаная петля соскользнула с её посиневшей шеи. Девчонка рефлекторно сделала глубокий хриплый вдох и, согнувшись пополам, закашлялась, лёжа на боку.
— Кто это сделал? Они ещё тут? — Я дотронулся до её плеча и оглянулся, пытаясь разглядеть,что происходит в соседних комнатах.
Но тут же получил от неё звонкую оплеуху.
— Какого хрена?! Не трогай ме... — Подавившись, она снова закашлялась и отползла к батарее, прошипев уже немного потише, но всё так же злобно. — Даже сдохнуть нормально не дадут, суки...
Продолжая часто и хрипло дышать, девчонка вытерла выступившие слёзы и присмотрелась ко мне сквозь упавшие на лицо чёрные волосы:
— Ты... Ты из этих что ли? Из позёров, которые под Шутника косят?
Я убрал нож за спину и покачал головой:
— Нет, что ты. Мне мама не разрешает.
Прислушавшись к голосу из-под маски, брюнетка подозрительно сощурилась:
— Да ладно... — Прочистив горло, девчонка сплюнула мне под ноги. — Видела я таких дебилов... Нарисуют себе на марле такой же рот лесенкой и думают, что их все тоже ссать будут, как Шутника... Пока на шмелей не нарвутся...
— Ну... Сегодня я нарвался на семерых. — Прежде чем подняться с пола, я присмотрелся к носку ботинка и стёр с него засохшую кровь. — Пятеро из этих полосатых больше не жужжат. А двое так вообще — теперь всегда улыбаются.
Девчонка тоже покосилась на ботинок и вновь подняла взгляд. Потирая шею, она присмотрелась к арбалету, торчащему из-за плеча, и медленно проговорила охрипшим, но приятным голосом:
— Чё... Хочешь сказать, что ты прям в натуре... Шутник?
Я склонил голову набок и пару секунд молча скалился на неё своей нарисованной улыбкой от уха до уха. Больно надо мне тебя убеждать, суицидница малолетняя...
— Ну и иди тогда куда шёл, Шутник! — Неожиданно резко рявкнула хмурая брюнетка и угрюмо вытерла аккуратный носик рукавом олимпийки. — Нефига было мне мешать! Я тебя ни о чём не просила!
Я присмотрелся к юной самоубийце. Волосы хоть и спутанные, но более-менее чистые. Одежда тоже новая — и спортивная куртка и джинсы. Даже боты не особо пыльные. Сейчас не проблема менять шмотки хоть каждую неделю. Стирать без водопровода сложно, а магазины с тряпками до сих пор полные. Но опустившиеся личности не заморачиваются даже этим.
Покрасневшие от слёз тёмно-зелёные глаза смотрят ясно и уверенно. Нет той обречённости и мутной поволоки, как у тех, кто уже устал от полуголодного существования и не видит ни малейшего просвета в своём будущем. Как у тех, для кого жизнь превратилась в медленный суицид. Плотно сжатые губы и упрямо выпяченный узкий подбородок говорят, скорее, о твёрдости характера. Или наглости.
— Ты вроде не похожа на тех, кто с голодухи и депрессухи в петлю лезет... — Я подтолкнул к ней разрезанный ремень. — В твоём случае, кстати, лучше с крыши спрыгнуть. Ты слишком лёгкая для виселицы.
— Высоты боюсь. — Буркнула брюнетка в ответ.
— Чё ж такое случилось-то?
— Вот это всё случилось! — Выпалила девчонка, вскинув руки, словно указывая на мир вокруг. — Чё, не видишь что ли под своей тряпкой?
— И ты только сейчас решила, что тебе это всё-таки не вполне по душе?
— Да пошёл ты... Шутник, вот в натуре... Не смешно! — Всхлипнув, она поджала колени и, уткнувшись лицом в рукав, мелко затряслась от немого плача.
Нет. Если я сейчас уйду, то почти ничем не буду отличаться от этих зверёнышей с полосатыми повязкам. Но и успокаивать её, как малое дитя — тоже не дело. Только ещё сильнее обозлится. Это я хорошо знал на практике.
Шагнув ближе, я присел перед ней на корточки.
— Ладно. Знаешь, если бы не одно незаконченное дело, то я бы и сам, наверное, о таком варианте подумал... Давай так. Если мне понравится твоя история, то я тебе даже помогу. У меня есть пистолет. Это быстрее и надёжнее, чем петля или высота. Как тебя зовут?
Из-под спутанной чёлки выглянул один зелёный глаз, немного припухший от слёз:
— Кира. — Шмыгнув, девчонка мотнула намокшей чёлкой в сторону соседней комнаты и снова спрятала взгляд. — Вон там, в комнате моя история лежит...
Я быстро поднялся и заглянул в указанный дверной проём.
На полу спальни, спиной к входу, в луже крови валялся какой-то лохматый парень. Тоже в чистой и новой одежде. Хотя сейчас она наполовину пропиталась густеющей кровью. Судя по её количеству, у него вскрыто горло. Осмотрев комнату, я заметил подтверждение этой версии — за кроватью валялся перемазанный кровью небольшой восточный меч. Катана что ли? Не особо хорошо в них разбираюсь.
— Это ты его так?
— Я.
— Нахулиганил?
— Он... — Плечи девчонки снова затряслись от судорожных всхлипываний. — Он... Жорой стал...
— Твой друг? — Я, наконец-то, сложил два и два.
— Угу...
Что ж... Я уже успел увидеть несколько молодых жор раньше. Похоже, что эта участь рано или поздно ждала всех, кто всё-таки доживал до восемнадцатого дня рождения. И это мне теперь многое объясняло.
— А тебе сколько лет?
— Скоро восемнадцать... — Кира подняла заплаканный взгляд. — И я... И я не хочу тоже вот так... Вот так же сдуреть. И ходить по улицам...
— Да... Я бы тоже не хотел. Это должно быть очень скучно.
Брюнетка продолжала внимательно смотреть на моё нарисованное лицо, словно пытаясь определить, улыбаюсь ли я на самом деле под этой жуткой мордой или говорю серьёзно. Что ж... Это как раз одна из причин, по которой я никогда не снимаю её на людях. Я не умею скрывать свои эмоции. А маска справляется с этим просто безупречно, всегда демонстрируя моим собеседникам лишь жуткую улыбку, наспех нарисованную поверх светло-серой ткани.
Перестав всхлипывать, девчонка нерешительно спросила:
— А... А тебе вообще сколько?
— Вообще уже давно больше восемнадцати.
— Хм. Думала, что это из-за тряпки у тебя голос такой... Значит правду про тебя говорят. А почему ты жорой не стал? Я не верю в эти россказни о