Кто в армии служил, тот в цирке не смеется - Александр Шемионко

Со временем из симпатичного мальчика Саня вырос в симпатичного юношу, хотя сам себя таковым не считал и с удивлением принимал знаки внимания от лиц противоположного пола. В школе он вообще ужасно комплексовал по поводу своей внешности, потому что когда объявляли «белый» танец, его никогда не приглашали девчонки, а он готов был танцевать даже с самой некрасивой конопатой рыжей простушкой. Правда выяснилась через много лет. Девчонки боялись отказа от такого симпатичного мальчика и выбирали партнёров, что называется, попроще.

Смугловатая кожа, мгновенно покрывающаяся загаром на солнышке, чёрные, волнистые, с шоколадным отливом волосы, густые чёрные брови, карие глаза под пушистыми ресницами и длинный прямой нос – благодаря своей яркой внешности Саня сразу становился «своим» у представителей многих южных национальностей. Армяне, грузины, чеченцы, евреи и даже цыгане пытались заговорить с ним на «родном» языке. В общем, он был, как сам себя называл, «дитя всех народов». Вот такой у русской матери и белоруса отца получился экзотический сын!!!

Сейчас «дитя всех народов», пригревшись в тёплом такси, вспоминал солнечный Киев, техникум и друзей, с которыми расстался. Годы учёбы пролетели быстро, беззаботно и весело. Именно в техникуме обнаружились Санины таланты. На лекциях он порой, вместо того чтобы записывать в тетрадь полученные знания, рисовал в ней забавные карикатуры.

Однажды он по просьбе своего одногруппника, забавы ради, нарисовал цветным карандашом на тетрадном листе в клеточку денежную купюру достоинством в десять рублей. Причём до окончания лекции Саня успел нарисовать только одну сторону «денежки». А балбес одногруппник, будучи на каникулах в родном городе, решил посмешить своих друзей и этой купюрой расплатился в пивбаре. «Десятка» была принята в оплату, и даже выдана сдача. Лишь когда кассир положила купюру в кассу, она увидела, что десятка нарисована только с одной стороны. Был жуткий скандал с привлечением милиции, и неизвестно, чем бы закончилась эта история, но, на их счастье, начальником милиции оказался отец одноклассника этого балбеса. По тем временам за подобное деяние можно было схлопотать достаточно большой срок и провести лет этак восемь в живописных лесных уголках нашей бескрайней Родины. Но дело, слава богу, замяли, а нарисованную десятку начальник милиции взял себе на память. Балбеса же он вывел за порог райотдела милиции и, поставив его лицом к улице, сильным пинком в заднее место отправил назад в техникум получать оставшееся образование. После этой истории Белозёров дал себе слово никогда не рисовать денежные знаки, даже смеха ради, как бы его ни уговаривали!

На лекции по предмету с романтическим названием «Распространение радиоволн» Санька по просьбе своего закадычного друга Александра Стёпкина рисовал однажды Венеру Милосскую. Преподаватель долго смотрел на его манипуляции карандашом в тетрадке, а потом спросил:

– Белозёров, а что это ты там делаешь?

– Вашу лекцию записываю! – невозмутимо ответил Саня.

– Как-то странно ты её записываешь, ну-ка, дай-ка мне свой конспект!

«Съесть это невозможно, – подумал Саня, взглянув на конспект, и послушно понёс его преподу. – Теперь точно выгонят, не рисовать же на ходу Венере купальник!»

Преподаватель долго смотрел на рисунок, а потом сказал:

– После лекции все свободны, а вас, Штирлиц, – преподаватель указкой показал на Саню, – я попрошу остаться!

«Отыгрался кот на скрипке, не пожрёшь теперь сметаны! – мысленно сказал Белозёров и тут же себя успокоил: – Ничего, надо ведь кому-то и в армии служить. Так что придётся продолжить военную династию».

Когда все покинули аудиторию и преподаватель остался с Белозёровым один на один, он опять достал Санину тетрадь и вновь, как в первый раз, стал внимательно разглядывать рисунок злополучной Венеры.

– Ты что делаешь в нашем техникуме, Белозёров? – тихо спросил преподаватель «распространения радиоволн».

– Учусь… – боязливо сказал Саня, готовясь к самому худшему.

– Зачем?

– Мама хочет, чтобы я стал связистом, говорит, что сейчас это самое перспективное направление. Всегда можно найти работу.

– Не слушай маму и бросай ты всё это! Лучше быть плохим художником, чем плохим связистом. Я сам творческая личность, в ансамбле на гитаре играл. Знаешь, Белозёров, как я играл! – преподаватель мечтательно закатил глаза. – Тоже послушал маму, и что получилось? Вместо того чтобы писать музыку, учу вас, дураков, всякой хрени! На, забери свою тетрадь и никому больше не показывай, а над моими словами подумай!

Задумавшись о чём-то своём, преподаватель вдруг сорвался с места и быстрыми шагами вышел из аудитории.

Об этом разговоре Белозёров никому ничего не рассказал, отделавшись дежурной фразой: «Повезло, он никому докладывать не будет. Простил».

После их разговора преподаватель «радиоволн», всякий раз входя в аудиторию, всегда задавал один и тот же вопрос: «Белозёров здесь?» – и, получив утвердительный ответ, неизменно говорил: «Ну и дурак!»

Все присутствующие в аудитории ничего не понимали и недоумённо смотрели сначала на преподавателя, потом на Саню.

На техникумовских вечерах Белозёров пел в качестве солиста в ансамбле, созданном студентами техникума. Сане даже предлагали тогда заняться пением профессионально. Ансамбль назывался «Интерина», и песни они тогда исполняли разные. Смешно сказать, но «иностранные» песни из репертуара запрещенных тогда «Битлов» приходилось петь, спрятавшись за занавесом, во избежание всякого рода инцидентов с начальством. Типа, никто никого не видит и поэтому не знает, кто поёт, и как бы непонятно, кого наказывать. Вот как витиевато получилось, но это истинная правда.

Однажды Саня вышел на сцену с собственной песней:

Летний дождь стучит по крышам,По стеклу слезинки льются,И о чём ты плачешь, дождик,Знаем только ты да я.И живёт на свете чудо —Эта розовая птица,Эта розовая птица,Под названием любовь.

За горами, за долами,Обручилась ночка с утром.Сколько дней гуляли свадьбу,Знаем только я и дождь.И живёт на свете чудо —Эта розовая песня,Эта розовая песня,Под названием любовь.

Все ручьи стремятся к речке,А река впадает в море,И от этого хочу яПревратиться в летний дождь.И когда-нибудь ты в мореОкунёшь свои ладони,И тогда к ним прикоснусь яСвоей хладною рукой.

Летний дождь стучит по крышам,По стеклу слезинки льются,И о чём ты плачешь, дождик,Знаем только ты да я.И живёт на свете чудо —Эта розовая птица,Эта розовая птица,Под названием любовь.

Песню приняли на «ура», хоть и была она, как определил сам Белозёров, «из дворового репертуара». Но говорят, что некоторые девчонки даже плакали при её исполнении… А ребята переписывали слова и пели на разных посиделках. В общем, песня «ушла в народ».

Потом, много лет спустя, Белозёров узнал, что эту его песню исполняет один знаменитый российский певец, выдавая Санины стихи за стихи другого поэта. Ну да бог с ним, пусть живёт и поёт, как ему позволяет совесть…

Телецентр

«Неужели опять опаздываю?» – Белозёров, как мог, ускорял шаг, но идти вверх по склону сопки Варничной было нелегко, очень уж крутой подъем. Там, на самом верху, располагается Мурманский телецентр, где теперь Саня работал техником АСК, что в переводе на нормальный человеческий язык означает – аппаратно-студийный комплекс.

Белозёров взглянул на руку, где должны были быть часы, и опять подумал: «Ну вот, ещё и часы забыл дома. Неужели опять опаздываю? Ведь точно опаздываю, а ноги уже не бегут. Неужели опаздываю? У-у-у?»

А опаздывал он практически каждый день…

Наконец, махнув удостоверением перед носом сонного охранника у входа на территорию телецентра, Белозёров подбежал к большому зданию, где располагалась центральная студия.

Второй охранник находился внутри здания. Опять взмах корочками удостоверения – и бегом на второй этаж! Ну вот, ещё один пролёт лестницы, потом направо, и Саня почти на месте. И если его никто не заметит, значит, он и не опоздал! Вот и славно, трам-пам-пам!

Белозёров практически взлетел на площадку второго этажа и с ходу наткнулся на толпу народа. Здесь собралась добрая половина телецентра. Начальник зала передатчиков, Степаныч, мужчина небольшого роста и достаточно плотного телосложения, внимательно посмотрел на часы на своей пухлой руке и произнёс:

– Ну вот. Сегодня он опоздал ровно на семь минут! Кто ставил на семь минут? Дамы и господа, прошу расплатиться с победителем!

– Я! Я! Я! Я ставила на семь минут! – запрыгала от радости молодая девчонка, кажется, из редакционного отдела, внешне напоминающая сигарету – такая же маленькая, худенькая, с бледным, как бумага, лицом и волосами цвета сигаретного фильтра. А чего тут удивительного, если в обед она всегда брала только стакан кефира и две пачки сигарет!