Цена свободы – любовь (СИ) - Флёри Юлия

– За этот отказ он поплатился жизнью. – Продолжил глава, вопрос опуская. – В ту же ночь. И через неделю мальчишка посватался вновь.

– Не слишком ли скоро? А как же скорбь по усопшим? – На этот вопрос, заданный слишком колко, глава лишь устало прикрыл глаза.

– За следующий отказ Алия лишилась сестры. Потом другой. Из рассказов, что принесла молва, мне известно, что от мысли взять её в жёны мальчишка не отрёкся, но уже несколько лет его в селении не было. Поговаривают, что разбойничает где-то. То тут, то там слышно его имя, но за ней не возвращается, уж не знаю почему.

– Свободна, значит? Я знаю ваши обычаи и знаю, что если к девушке посватался кто-то другой, ты вмешиваться не имеешь права. Но она свободна? – Искандер свой вопрос повторил с нажимом, с давлением и глава вынужденно кивнул.

– Нет того, кто захотел бы лишиться жизни за одно лишь грешное желание.

– Отчего же грешное? Аллах назвал брак священным. Это продолжение рода человеческого и нет ничего в этом мире более значимого.

– Грешно мечтать о недосягаемом, Искандер. – Хитро ухмыльнулся глава, но тут же готов был язык прикусить.

– Сделай так, чтобы моей была. – Проговорил командир сквозь зубы и глава покорно согласился.

– Твоя воля, Искандер.

– Что хочешь на выкуп предлагай. – Не уступал мужчина. – Хоть баранов, хоть верблюдов, хоть золото с неё весом.

– Золото с неё весом? – Прозвучало с недоверием, и Искандер зло резанул рукой по воздуху.

– Я тебе не бродяга-солдат. – Выплюнул ядовитые слова и отвернулся, напряжённо всматриваясь в темноту ночи.

– И то правда. – Прилетели в спину тихие слова. – Таких, как ты, издалека видно.

– Как я?

– Тех, которые что в жизнь, что в войну, словно в игру играют.

– И предпочитают выигрывать. – Подсказал командир и ушёл, оставляя главу наедине со своими мыслями.

Русский настроен решительно. Слишком решительно. И эти его слова… «Я заберу её…» – они не были пустым звуком. Та самая граница, когда желание побеждает здравый смысл… она близка. Русский почти переступил её. Как бык, гонимый азартом, он сейчас бьёт копытом, втаптывая эту границу всё глубже, пытаясь сровнять её с землёй. И не отступит. Потому придётся использовать всё своё красноречие, любые блага сулить, но отдать за него девушку. Пусть как откуп. Пусть как жертву, но отдать! Ведь он глава. Он должен думать о своём народе. А пока эти русские здесь, местные не по земле – по острию лезвия ходят.

Глава 2

– Алия! Алия, ты где?! – Пронёсся по дому зловещий шёпот.

Прислужница стрелой ворвалась в кухню и одёрнула девушку за руку.

– Допрыгалась, змея?! Доигралась?!

Алия свободно улыбнулась и посмотрела на прислужницу свысока.

– Чего тебе? – Неторопливо проговорила, забавляясь тем, как та раскраснелась от злости и возмущения.

Чужие руки с себя резким движением сбросила, а свои скрестила на груди, принимая невозмутимый вид. Улыбаться она перестала и теперь сверлила девушку твёрдым, как сталь, и острым, как меч, взглядом.

– Что случилось? Ну! Говори!

– Тот русский, что мы видели на базаре. Он пришёл за тобой. – Выкрикнула прислужница и будто в приступе ужаса закрыла ладонями лицо.

Алия подошла к крохотному кухонному окошку и одёрнула занавеску. Отец во дворе старательно отвешивал поклоны перед сельским главой и тем самым солдатом.

Не иначе как шайтан дёрнул в тот день посмотреть на русского дважды. Алия увидела его издалека. Он шёл по площади и сканировал происходящее вокруг ненавистным взглядом. По крайней мере, так ей тогда показалось. Сильный, крепкий, высокий. Он сразу выделялся между снующими туда-сюда местными людишками. Те по большей части спешно перебегали ему дорогу, рискуя вот-вот попасть в немилость, вжимали голову в плечи, будто кто грозился снести её. А он важно ступал, расправив плечи, точно мощные крылья какого-нибудь мифического бога. Без всякого интереса ворочал головой, будто с долей презрения скользил по бесчисленным лицам, фигурам. Он считал их всех низшим сортом людей. Он поставил себя выше остальных, а они, трусливые и мелочные, не имели и мысли этому его самомнению возразить. Приклонялись, подносили дары, а сами и не умели скрыть того, что, словно под гипнозом, глазели на его оружие. На кинжал, что был спрятан в ножнах, на рукоять пистолета, что прочно засел в кобуре. А русский оружие даже не прятал. Чтобы все знали: пришёл «хозяин». Только не для неё!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Внутри, словно неминуемое извержение вулкана, зрел протест. Такой, что самой в нём захлебнуться впору, если не выплеснет, если не выльет… если не выдавит из себя, точно занозу. И она пошла. Наперекор обычаям, ему наперерез! Как шальная торопилась, не понимая, что задыхается. Только бы заставить опомниться, заставить понять, что не ему одному подчиняется этот мир! Зубы стиснула, понимая, что не успевает, едва не бегом вперёд бросилась. И смогла, успела! Главной базарной площади достигла первой.

– Алия, ты с ума сошла? Куда бежишь? За кем гонишься? – Задыхаясь, проговорила Зулейка сдавленным шёпотом. Шею поверх платка растирала, по сторонам в поисках ответа на свой вопрос оглядывалась.

– Тише ты, тише, молчи! – Шипела в ответ Алия и прислужницу раз за разом одёргивала.

Она смотрела на русского. Тот сейчас оказался метрах в десяти от них. А потом один взгляд и ровный шаг сбился. Сквозь землю Алия пожелала провалиться тогда самой себе, ведь, в голубых, словно небеса, глазах, не было ни ненависти, ни презрения. В них тогда вообще ничего не было. Умиротворяющая пустота. И видела она, осознавала, как эта его пустота из глаз уходит, как в них разгорается огонёк. Огонёк интереса, азарта… желания… Дыхание спёрло, глаза неотвратимо жгло, и сердце застучало часто-часто. Никогда прежде она не видела таких красивых мужчин. Никогда прежде она не видела тех мужчин, что так умело выставляют себя напоказ. Никогда прежде она не видела мужчин, которые порождали желание взглянуть на них дважды…

Алия не придумала ничего лучше как бежать. Сейчас, немедленно! Сбежать, скрыться, исчезнуть, точно мираж в пустыне. И только в узкой улочке вдалеке от базара смогла опомниться. Или это сделала за неё Зулейка.

– Ты… ты что сделала, глупая?! – Зло кричала она, больно одёрнув Алию за руку. – Ты навлечёшь беду на всех нас! Выставлять себя напоказ, да перед кем?! Всё равного по нраву ищешь?! Так, бойся, глупая, что однажды ты его найдёшь! И вот тогда я буду смеяться, а ты плакать!

– Я ничего не сделала! – Задрала Алия подбородок, словно пыталась дотронуться им до небес. – И перестань кричать. – Добавила спокойнее, ровнее.

– Всё, всё отцу твоему расскажу!

– Я ничего не сделала. – Жёстко процедила Алия сквозь зубы и направилась в сторону дома, напрочь забыв о том, зачем из него уходила.

К шайтану всё! Зулейка потом купит овощи. А ей самой сейчас нестерпимо сильно хочется оказаться там, где не увидят чужие глаза, где не услышат чужие уши. Но и дома Алия места себе не находила. Приготовление обеда не привнесло спокойствия, и травяной чай показался пустой водой.

– Ты бледная. Ступай отдохни. – Махнула Зулейка на неё рукой и вытолкала из кухни.

Вскоре удалось уснуть, но сон был тревожным, слишком живым, что ли, наполненным, объёмным. С голосами и фигурами. Он мучил её, высасывая силы. Ниточку за ниточкой вытягивал энергию, чтобы потом опустошить вовсе. Проснулась Алия, когда первые сумерки опустились на землю. Осмотрелась по сторонам, обтёрла ладонью мокрый лоб.

– Не иначе, как шайтан выходил из тебя, Алия. – Недобро глянула на неё Зулейка. – То стонала ты, то плакала, то дрожала, точно окунувшись в горный ручей. – Поднялась прислужница и протянула чёрный балахон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Это ещё зачем?

– Русский приказал всем быть на своём празднике, Алия. – Покачала Зулейка головой. – Глава сказал надеть никаб. Чтобы у чужаков не возникло и мысли продемонстрировать свои тайные желания.