Проект "Третий Рим" - Константин Утолин

Выползая на кабанью тропу, которая приметными рытвинами спускалась к озеру из леса, Мерлин звериным чутьем уловил дух погони. Но перед ним была священная дорога его тотемного знака- вепрей, приходивших к озеру напиться. А следовательно, его тропа! Он сразу же ощутил прилив тотемной силы! И подумал о магических тайниках. Самое время было начинать уже устраивать их, да похитрее, чтобы надолго запутывать врага, ищущего свою святыню. Это будут ложные наживки.

И лишь потом, окончательно уйдя от преследования, можно будет спрятать реликвию в надежном месте. Нести с собой ее было опасно! Но спрятать нужно было так, чтобы не потерять таинственную вещицу навсегда.

Глава 1. Срыв операции

Предутренние часы выдались холодными, как и подобает при звездном небе. Сумерки еще не рассеялись, но здесь, у верхушки хребта, тумана не было. Он лежал густым маревом внизу, вдоль шумливой речки и разбитой снарядами дороги, затрудняя видимость; клубился среди кустарника и хрупких деревьев в лощине, стекая с обрывистых холмов. На каменистой площадке, где сосредоточилась перед атакой бойцы- группа огневой поддержки во главе со своим командиром, Дмитрием Одиновым, было ветрено и неуютно.

Специальный отряд глубинной разведки Северо- Кавказского военного округа под командованием майора Одинова должен был выполнить задачу по уничтожению особо опасного лидера боевиков. Два дня тому назад в горное селеньице, лежащее сейчас в каких- то ста пятидесяти метрах перед ними внизу, пожаловал сам Осман Ичкеров — главарь бандформирования, известный в среде профессионалов тем, что именно он планировал громкие теракты, проведенные в Москве и в других крупных городах России. За ним разведчики охотились не один месяц. И, как часто бывает, на след его вышли почти случайно — перехватили и сумели дешифровать радиограмму.

Со стороны селения изредка доносился хриплый лай собак, но не злобный, а ленивый, сквозь дремоту, — незваных гостей кавказские овчарки еще не учуяли.

— С нами пойдешь, Саид? — спросил Одинов, пытливо вглядываясь в мрачное лицо проводника- осетина, одетого в замусоленные джинсы и куртку.

Тот нервно дернул головой, показав ястребиный профиль:

— Нет, командир. Здесь подожду. Не забудьте про пленников. Моего шурина Григорием зовут. Фамилия- Шаталов, — напомнил он майору.

Григорий был выкраден чеченцами несколько месяцев назад из казачьего поселка, расположенного в окрестностях Владикавказа. Мусульманские законы не осуждали работорговлю, давая возможность доходному промыслу пышным цветом расцвести в Чечне, мгновенно отбросив ее к временам дикости. Только из- за своего родственника проводник и вызвался вывести отряд тайными тропами к селению.

С виду вражеский лагерь не представлял собой ничего особенного: кусок плодородной земли среди гор с редким лесочком, жилища из саманного кирпича, разумеется, еще старой закваски. Когда- то здесь коротали досуг пастухи, выгонявшие тонкорунных овец на высокогорные пастбища, поближе к целебным травам и родникам. А теперь в селении боевики устроили свою временную базу. Антураж дополняли армейские палатки, натянутые так, что казалось, брезент вот- вот треснет. Да азиатские печи в каменных закутках, пока еще не растопленные: возня с едой обычно начиналась через час. Солнце еще только осветило пики видневшихся вдали гор.

Одинов оглядел свой отряд, вернее, часть его, успевшую занять удобные позиции. Остался доволен- молодцы, ребята, вжались в камни, слились с землей, замаскировались. Парни что надо! Смелые, обученные, сметливые. Пойдут за командиром в огонь и в воду! И не просто пойдут, а умеючи.

— Иволга, Иволга, я Синица! — раздался в портативной рации веселый, как всегда перед боем, голос командира штурмовой группы Семечкина. — Подвода доехала.

Это означало, что они вышли на исходный рубеж. Группа старшего лейтенанта Семечкина пробиралась к лагерю противника со стороны ущелья — по узкой тропе, местами осыпавшейся от времени. Чуткий слух Одинова улавливал легкое шуршание сползающих камешков, иногда прорывающееся сквозь тишину. Но тревогу бить было некому: охранные посты чеченцев были уничтожены, грамотно и бесшумно, как и полагается работать опытным разведчикам.

— С богом, — сказал майор, отключая связь.

Его внимание привлекло какое- то движение между палатками в лагере. Приглядевшись, он понял: на ветру шевелятся развешанные пятнистые комбинезоны, точно такие же, какие были на его ребятах.

Группа Семечкина, где по- пластунски, где короткими перебежками, прячась за выступами и естественными укрытиями, стала спускаться к лагерю. В бинокль майору было хорошо видно, как один из спецназовцев снял постового у ближайшей саманной сакли и в нее проникли трое разведчиков. По непроверенным данным, здесь должен был находиться чеченский склад с оружием, боеприпасами и провизией. Несколько бесшумных теней в это время уже ползком продвигались к ближайшей брезентовой палатке.

Майор повернулся к посыльному, веснушчатому парню с шрамом на щеке, отдал распоряжения, и посыльный побежал их исполнять. Через несколько минут солдаты на площадке зашевелились, и группа пошла вперед, создавая поддержку бойцам Семечкина. Но что- то во всей ситуации не нравилось майору, и он напрягался, пытаясь разобраться в своих ощущениях.

Рация засипела и неожиданно выплеснула закодированное сообщение:

— Иволга, я Сокол. Закат! Повторяю, закат!

— Как закат?! — Одинов остолбенел. — Не понял! Мы начали операцию! Бойцы уже в поселке!

В этот момент раздался первый выстрел. И началось! По лагерю заметались застигнутые врасплох чеченские боевики. Но они были достаточно хорошо подготовлены, и одиночные ответные выстрелы стали стремительно перерастать в злые, короткие очереди. Послышались первые крики: кого- то зацепило. Потом — отрывисто, командирским голосом, приказы на чеченском языке. И первоначальный хаос неожиданного боя стал перерождаться в упорядоченную систему: во вражеском лагере быстро и со знанием дела организовывали оборону.

«Что там стряслось?» — мелькнула у майора мысль.

Но тут снова ожила рация: на этот раз на связи был сам командир разведывательно- штурмовой бригады:

— Иволга! Я — Беркут! Подтверждаю: закат!

И, после короткой паузы, открытым текстом:

— Отводи отряд! Быстро!

От сакли, где, предположительно, должен был находиться чеченский склад, отделились две тощие тени и, пригибаясь к земле, побежали навстречу бойцам Одинова. Но бежали они плохо, спотыкаясь и падая, а порой и вовсе кубарем катились по гальке и траве: похоже, ноги их были скованы цепями. Проводник не выдержал, бросился к пленным, забыв об опасности, которая его могла поджидать впереди. Видимо, узнал среди них своего родственника.

— Беркут, Беркут! Я- Иволга! — кричал майор в рацию. — Что случилось?

— Отбой, Иволга! — повторили ему с командного пункта. — Немедленно отходи! Вариант по схеме три!

Майор вызвал на связь Семечкина:

— Синица, я — Иволга! Приказ Беркута — закат! По «трешке»!

Кто- то из спецназовцев перебил пулями цепи на ногах пленников, и они побежали уже легко, правда, один из них прихрамывал и заметно отставал. Саид подхватил его под мышку, подставил свое плечо — дело пошло быстрее. Одинов увидел, как из ближайшей к отходившим пленным сакли выкатился умелым броском «с подкруткой» человек и открыл огонь в спину беглецам. Майор тут же выстрелил в его сторону из подствольного гранатомета.

То там, то здесь падали и, дернувшись, застывали на земле чеченские боевики — это работали два штатных снайпера и еще один, приданный отряду для усиления. Бойцы группы Семечкина, прикрывая отход гранатами и огрызаясь автоматными очередями, начали растворяться в прилегающем к селению лесочке.

Между тем в лагере боевиков происходило нечто странное. Отступающих разведчиков никто не преследовал! Боевики плотным огнем лишь оттесняли группу Семечкина к той самой площадке, где находился Одинов с оставшейся частью своего отряда. А из глубины лагеря, за палатками, доносились непонятные вопли, похожие на страстный призыв и благоговейный восторг одновременно. Что за черт?!

Нехорошее чувство в груди майора усиливалось с каждой минутой. Спускаться отряду предстояло по глухим тропам, над которыми нависали громады отвесных скал с грозящими сойти в любой момент осыпями. Майор посмотрел пристально в бинокль на снежные вершины в посветлевшем небе, что- то прикинул в уме и заторопил отряд. Они перешли на бег, насколько позволяла гористая местность и присоединившиеся к отряду освобожденные пленники.

Тревога нарастала. Где- то в подсознании майора навязчиво пульсировал призывный ритм, который явственно слышался в криках чеченцев. Он так напоминал то, что Одинов не ощущал уже много лет — ритм Песни Смерти, ритм Ритуала Огня!