Операция «Дар» - Александр Лукин

Но, разумеется, следили мы теперь за Винницей с особым вниманием. Вспомнили, как еще летом бежавшие из фашистского плена красноармейцы рассказывали, что где-то под Винницей немцы вели большое строительство. Что там строили — никому не было известно, даже охране. Знали твердо только одно: из многих тысяч советских военнопленных, отправленных под Винницу, обратно в лагеря не вернулся ни один. Ходили жуткие слухи, что их всех расстреляли.

Вот теперь уже получалась цепочка подозрений. Строить какое-либо секретное оборонительное сооружение под Винницей в то время, когда немцы еще наступали и кричали на весь мир о приближающейся «окончательной победе над большевиками», они вряд ли бы стали. И, конечно, всем было ясно, что ставка Гитлера должна быть не заурядным бревенчатым блиндажом, а мощным оборонительным сооружением, способным обеспечить безопасность фюрера и при бомбежках с воздуха и в случае нападения партизан.

Подозрения эти перешли почти в твердую уверенность после очередного приезда из Ровно «Грачева».

Нашему замечательному разведчику, чье имя теперь уже стало легендой, шел в ту пору тридцать второй год. Он родился 27 июля 1911 года в маленькой деревушке Зырянка ныне Свердловской области, в крестьянской семье и был назван Никанором. Мальчика в детстве звали Никой. Уже юношей Кузнецов сменил свое имя официально на Николай. В 1926 году он окончил школу-семилетку в Талице, а затем поступил в Талицкий лесной техникум. К этому времени юноша уже был комсомольцем. Учиться ему было нелегко: после смерти отца на его плечи легли заботы о семье. В 1929 году Николай убедил мать Анну Петровну и брата Виктора вступить в числе первых в только что организованный колхоз «Красный пахарь». Все лето семья добросовестно трудилась на колхозном поле, а осенью на Николая обрушился тяжелый и несправедливый удар: нашлись бесчестные карьеристы, по чьим клеветническим наветам он был исключен из комсомола и техникума как сын… кулака! Но убежденность в своей правоте, глубокая вера в партию, в ее справедливость придали Николаю Кузнецову мужества. Юноша, воспитанный в беспредельной преданности делу коммунизма, не пал духом, выстоял перед нелегкими и для взрослого человека испытаниями.

Николай Кузнецов переезжает в город Кудымкар Коми-Пермяцкого национального округа и несколько лет работает здесь чертежником и техником-лесоустроителем топографического отряда при окружном земельном управлении. Уже в эти годы проявились его исключительные лингвистические способности. Он быстро овладел коми-пермяцким языком, хорошо изучил и немецкий — у бывших германских военнопленных, которых много осталось жить в этих местах после первой мировой войны.

В середине тридцатых годов Николай переезжает в Свердловск, работает в конструкторском отделе Уралмашзавода. Здесь в многотысячном рабочем коллективе окончательно формируется и зреет его характер. Работает много, напряженно, одновременно учится на вечернем отделении индустриального института и на курсах немецкого языка. Немецкие специалисты, работавшие на Уралмаше, уже тогда поражались, насколько свободно молодой человек владеет их языком. Выпускная комиссия индустриального института в 1936 году была поражена не только глубиной знаний Николая Кузнецова, но и тем, что дипломный проект он защитил на безукоризненном немецком языке!

Великая Отечественная война застала Николая в Москве. Он рвется на фронт, но получает один отказ за другим. Инженер одного из заводов, он даже в самые тяжелые месяцы войны не подлежал призыву в армию.

Наконец Николай прибегает к последнему аргументу: он свободно владеет немецким языком. В конце концов просьбу советского патриота удовлетворяют и после некоторой подготовки его командируют в распоряжение нашего отряда.

Летом 1942 года вместе с другими разведчиками Кузнецова перебрасывают в глубокий тыл врага. Но с парашютом приземляется уже не Кузнецов. Еще в Москве мы решили, что его главным оружием во всенародной борьбе с гитлеровскими оккупантами будут безукоризненное знание немецкого языка и мундир фашистского офицера. Знать об этом могли лишь считанные люди, этого требовала конспирация. Поэтому в списки отряда уральский инженер был внесен под именем Николая Васильевича Грачева.

Долгие недели Николай готовился войти в свою новую роль. А когда все было готово, из отряда разведчиков-чекистов выбыл Николай Грачев, а в городе Ровно появился обер-лейтенант Пауль Зиберт.

Николай вернулся в отряд для доклада. Последнее время он внимательно изучал все, что относилось к рейхскомиссару Украины, личному другу Гитлера Эриху Коху. Для этого он завязал обширный круг знакомств среди сотрудников рейхскомиссариата. Один из них обмолвился как-то, что Кох на несколько дней срочно уехал в Винницу.

Что за странная тяга к Виннице, тем более со стороны Коха, не любившего выезжать даже в Киев? К этому времени мы узнали и о поездке в Винницу из Луцка генерального комиссара Шене, а из Киева — генерального комиссара Магуниа.

Отправился в срочную командировку на несколько дней в Винницу и Житомир один из близких друзей обер-лейтенанта Зиберта и сотрудник СД майор фон Ортель. Перед отъездом он проговорился как-то о приезде рейхсфюрера[2]. Это означало многое. Петлицы с шитьем рейхсфюрера СС в фашистской Германии носил только один человек — Генрих Гиммлер! Но Гиммлер мог быть в Виннице только в одном случае: если там находился и Гитлер.

Собственно говоря, цепь умозаключений была уже замкнута. О простых совпадениях теперь не могло быть и речи. Никто из нас, чекистов, больше не сомневался, что ставка фюрера в Виннице или поблизости от нее. Оставалось лишь определить ее точное местонахождение, выяснить, что она собой представляет и как охраняется.

Для решения этих задач окольные пути уже не годились. Нужно было захватить человека, имеющего доступ в ставку Гитлера, иными словами, добыть «длинного языка» — хорошо осведомленного фашиста. Но как это сделать?

Легче всего такого человека можно было захватить в Ровно. Но легкое в разведке далеко не всегда означает лучшее. Брать «языка» в этом городе не стоило по многим причинам. Во-первых, вывезти пленника из города было бы очень сложно, много сложнее, чем взять. Малейший промах поставил бы под удар наших лучших разведчиков, а только им можно было поручить столь ответственную операцию. Во-вторых, похищение видного офицера сразу привлекло бы внимание местного гестапо, неминуемо навело бы на мысль, что в городе действует не только партизанское подполье, но и специально заброшенные советские разведчики. «Языка» следовало взять так, чтобы у немцев не возникло и тени подозрения, кому и для чего он потребовался.

Задачу эту обдумывали долго и тщательно. К решению ее пришли коллективно. Так возникла вначале смутная, а потом выкристаллизовавшаяся до мельчайших деталей идея подвижной засады.

Группа партизан, переодетых полицаями, должна была ехать на нескольких фурманках по оживленному участку шоссе Киев — Львов, изображая собой гитлеровских заготовителей продовольствия в окрестных селах. Командовать колонной, разумеется, должен был немецкий офицер. Эта роль возлагалась на Николая Кузнецова. Подвижная засада должна была высмотреть на шоссе штабной автомобиль, подорвать его и захватить пассажиров и документы. Налет с внешней стороны обставлялся так, чтобы гестаповцы пришли к выводу, что это дело рук одного из местных партизанских отрядов, совершившего обычное нападение на оккупантов.

Обстоятельства, однако, сложились так, что на помощь строгому расчету, не исключавшему, впрочем, и элемента случайности, пришла вовремя добытая информация.

В начале декабря Кузнецов-Зиберт побывал с очередным визитом в Ровно. Там он встречался со многими сотрудниками фашистской администрации.

Обер-лейтенант Пауль Зиберт всегда располагал большими суммами денег (об этом мы особо заботились), и не только оккупационных, но и рейхсмарок, на которые в специальных магазинах, предназначенных только для немцев, можно было купить что угодно, любые деликатесы и вина. Это делало Зиберта желанным собутыльником в любой компании фашистских офицеров.

Официально Зиберт числился чрезвычайным уполномоченным хозяйственного командования, в задачу которого входило использование материальных ресурсов оккупированных областей СССР в интересах гитлеровской армии. Ведомство Зиберта по-немецки называлось «Виршафтскоммандо» (сокращенно «Викдо»). Его сотрудники обогащались различными способами, недоступными для обычных армейских офицеров. Поэтому наш разведчик мог быть богатым человеком, и это не вызывало подозрений. Набиваться в приятели к Зиберту не считали зазорным не только обер-лейтенанты, но и майоры и даже полковники. Как говорится, чины чинами, а деньги деньгами.