Защитнику — два миллиона, а может, и чуть больше - Хэролд Мазур

Возбуждение подзащитного постепенно передалось и Робинсону.

Эшли привстал и перегнулся через стол:

— Половина на половину, — хрипло проговорил он вполголоса. — Все, что у меня есть, — на две равные части. Половина тебе, половина мне. Два миллиона долларов вознаграждения, Марк. Всю оставшуюся жизнь будешь экономически независим. Суммочка, скажу тебе, незаурядная… Но я хочу тоже немалого: я хочу, чтобы меня оправдали!

— И ты можешь подтвердить свое предложение письменным обязательством? — оживился Робинсон.

— Ну, разумеется!

Адвокат достал из портфеля чистый лист бумаги и быстро, в четких, недвусмысленных выражениях написал то, что нужно. Затем он протянул листок Эшли. Тот бегло прочел текст, вынул авторучку и размашисто подписался. Робинсон трясущимися пальцами сложил расписку и спрятал ее в портфель.

— Есть у тебя какие-нибудь идеи, Марк?

Адвокат, казалось, застыл в глубокой задумчивости. На его сухощавой физиономии не отражалось никаких эмоций. Да, у него была идея, притом появилась она далеко не сию минуту. Эта блестящая мысль пришла к нему в одну из предыдущих ночей, когда его мучила бессонница. Робинсон тут же ее обдумал, взвесил все открывавшиеся возможности, а затем громко расхохотался в темноте…

В ту ночь идея показалась ему оригинальной, даже захватывающей, хотя и жутковатой, однако практически неосуществимой. Но теперь образ мыслей Робинсона резко изменился, все препятствия казались ему ничтожными. Магическая цифра 2 000 000 взывала к немедленному действию. Ведь люди и не за такие деньги идут на более крупные преступления и даже совершают убийства…

Теперь перед Робинсоном четко вырисовывались заманчивые перспективы, открывавшиеся в случае осуществления его замысла. Конечно, полной гарантии успеха не было. Могли возникнуть некоторые непредвиденные обстоятельства, зависящие в основном от мнения двенадцати мужчин в ложе присяжных.

— Давай пока не будем говорить об идеях, — сказал Робинсон, внезапно поднявшись со стула. — Успокойся, Ллойд, и предоставь все мне. Попытайся сегодня выспаться.

Начальственным жестом адвокат подозвал охранника и направился к двери.

Солнце садилось, становилось прохладно. Робинсон бодро шагал по улице, вновь и вновь прикидывая в уме все детали предстоящей операции. Этично ли то, что он намерен сделать? М-м-да-а… Слово «этика» для данного случая, пожалуй, не подходит…

Впрочем, деликатные соображения из области морали меньше всего беспокоили Робинсона. Успех — вот к чему единственно сводились все помыслы этого законника.

Чего стоил один лишь голос Марка Робинсона! Он заключал в себе целый спектр оттенков: от мягко-благожелательного до ядовито-презрительного. Молодые адвокаты, подвизавшиеся при Суде по уголовным делам, до сих пор обсуждали подробности последнего процесса, который Робинсон вел в качестве обвинителя — помощника прокурора округа, с восхищением вспоминая, какой «допрос с пристрастием» он учинил подсудимому, обвинявшемуся в вооруженном ограблении. И Робинсон добился своего: обвинение в его лице одержало полную победу. Подсудимый, осужденный «на всю катушку», повернулся к обвинителю и во всеуслышание поклялся отомстить. Позднее Робинсон не раз получал от родственников заключенного письма, полные угроз.

В связи с этим ему ничего не оставалось, как приобрести лицензию на ношение пистолета и ежегодно ее продлять. Она постоянно лежала у него в бумажнике.

В этот вечер, по пути в свой офис, адвокат зашел в маленький оружейный магазинчик на Центр-стрит, неподалеку от Управления полиции: Робинсон внимательно изучил ассортимент, долго и тщательно выбирал и наконец приобрел автоматический кольт, карманную модель тридцать второго калибра, а к нему — коробку патронов. Владелец магазина проверил разрешение и упаковал покупку.

В свою контору Робинсон приехал на такси. Секретарша, мисс Грэм, оторвавшись от пишущей машинки, подала ему список клиентов, звонивших в его отсутствие.

Мисс Грэм хотела было спросить шефа, как идет процесс, но, заметив отсутствующее выражение его лица, не решилась.

Робинсон прошел прямо в свой кабинет, который недавно был заново обставлен в полном соответствии со вкусами хозяина. На дальней стене, обращенная к рабочему столу, висела картина, на которой были изображены девять главных судей Верховного суда Соединенных Штатов. Во всей обширнейшей судебной практике этих почтенных джентльменов вряд ли встречалась когда-либо аналогия с тем экстраординарным событием, невольно свидетелями которого им предстояло стать.

Робинсон развернул свой пакет, вынул пистолет и в раздумье несколько раз подбросил его на ладони. Затем уже без колебаний зарядил тремя патронами обойму и дослал ее в паз рукоятки. Стиснув зубы, он наставил пистолет на свою левую руку чуть выше локтя и нажал спуск.

Выстрел эхом отозвался у него в ушах. Робинсон не был стоиком. Почувствовав вспышку боли, подобную прикосновению раскаленного железа, он невольно вскрикнул, однако тут же овладел собой и, скрипя зубами, большим пальцем правой руки поставил оружие на предохранитель.

Спустя мгновенье, распахнулась дверь и показалась встревоженная физиономия мисс Грэм. Она испуганно смотрела на своего шефа, бледного, как полотно, на темное пятно, расплывавшееся по рукаву его пиджака, и едва сдерживалась, чтобы не закричать.

— Все в порядке, — отрывисто произнес Робинсон. — Это чистая случайность. Ну, что вы на меня глазеете? Вызовите-ка лучше врача. Это внизу, в холле.

Мисс Грэм кинулась за врачом. Вскоре в кабинете появился доктор со своим потрепанным черным саквояжиком.

— Ну-с, — сказал он, бросив короткий неприязненный взгляд на лежавший пистолет, — что здесь произошло? Еще один случай типа «…а я и не знал, что он заряжен»?

— Не совсем так, — сухо ответил Робинсон.

— Снимайте-ка пиджак! — доктор помог адвокату раздеться, разорвал рукав его рубашки от манжеты до самого плеча, обнажил рану и внимательно осмотрел ее. Пуля прошла через предплечье, вырвав порядочный лоскут кожи.

— Хм-м, — глубокомысленно произнес доктор. — Не так уж страшно, как кажется с первого взгляда. Вы счастливчик, дорогой мой. Артерия и главные мышцы целы. Правда, разорваны ткани и немного поврежден локтевой сустав…

Он полез в свой саквояж и достал оттуда какие-то пузырьки, очевидно, с антисептиками. Локоть Робинсона вновь словно обожгло огнем. Обработав рану, забинтовав ее и наложив бандаж, доктор отступил на шаг, чтобы полюбоваться делом своих рук.

Неожиданно на его лице появилось несколько смущенное выражение:

— К сожалению, это еще не все… Вы, адвокат, и не знаете законов. Когда вызывают врача и просят обработать огнестрельную рану, врач обязан поставить об этом в известность полицию. У меня просто нет иного выхода…

Адвокат с трудом сдержал невольную усмешку; даже если бы доктор оказался несведущим в законах, он, Робинсон, несомненно, тут же бы его просветил… Именно визит полиции был позарез нужен Робинсону, это было важной составной частью его плана.

В своем воображении он уже рисовал себе кипы завтрашних газет с вожделенными заголовками: защитник Робинсон получил случайное ранение при выполнении судебного эксперимента и последующим текстом: «Робинсон, пытаясь воспроизвести ситуацию, имевшую ранее место в офисе советника Уорда, поставил на предохранитель заряженный пистолет, а затем намеренно уронил его на стол».

На следующий день ровно в десять утра поднявшийся на помост в зале Суда-III служитель торжественно продекламировал традиционную фразу: — Всем встать перед его достопочтенством, судьей-председателем сессии Главного суда штата, а также именем графства Нью-Йорк!

Дверь позади судейского стола распахнулась, и из нее в развевающейся мантии, стремительно вышел Кобб.

— Прошу садиться, — сказал служитель и постучал молотком, требуя тишины. — Суд продолжает слушание дела.

Судья испытующе поглядел на Робинсона, левая рука которого висела на черной шелковой косынке.

— Пригласите свидетеля Келлера, — сказал Кобб.

Джейм Келлер был, как положено, приведен к присяге и занял свое место за свидетельской стойкой. Двенадцать присяжных ерзали от нетерпения на своих стульях, предвкушая сенсацию. Окружной прокурор Геррик восседал за столом обвинения, бдительно и настороженно следя за ходом дела. Робинсон невольно усмехнулся про себя, вспомнив, как сухо и недружелюбно прокурор поздоровался с ним нынче утром. Что-нибудь заподозрил? Вполне возможно.

— Защита может приступить к перекрестному допросу, — произнес судья.

Когда Робинсон поднялся с кресла, по рядам зрителей пробежал шепоток. Адвокат повернулся к залу вполоборота с тем, чтобы все могли видеть его раненую руку в шелковом бандаже. В первом ряду он заметил Еву Эшли. Ее глаза безмолвно молили о помощи.