Защитнику — два миллиона, а может, и чуть больше - Хэролд Мазур

Однако, вместо того, чтобы молить о пощаде, от страха Уорд, потеряв голову, кинулся на Эшли и вцепился в пистолет. Как клянется Эшли, пистолет упал на стол и случайно разрядился. Эшли в ужасе склонился над телом убитого, и в этот момент вошла секретарша.

Выслушав эту версию, окружной прокурор с издевкой в голосе немедленно объявил ее «откровенной фальшивкой». Государственному обвинению, настаивал Геррик, не составит труда докопаться до мотивов и средств преступления и доказать его возможность. После такого заявления у судьи-магистрата не оставалось выбора. Дело Ллойда Эшли было передано в высшую коллегию присяжных, которая незамедлительно вынесла вердикт о наличии умышленного убийства.

И вот теперь, на сессии Главного суда штата под председательством судьи Феликса Кобба, на пятый день слушания дела, Геррик лез из кожи вон, чтобы разрушить последние надежды Эшли. Он демонстративно крутил злополучный пистолет и так, и этак с тем, чтобы и Келлер, и присяжные видели эту маленькую вещицу, которая в мгновенье ока унесла человеческую жизнь.

— Вы хорошо знакомы с этим типом оружия, мистер Келлер? — осведомился Геррик.

— Да, знаком.

— Ваше мнение как специалиста по баллистике: может ли оружие такого типа, будучи поставленным на предохранитель, случайно разрядиться?

— Нет, сэр.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно.

— А может оно разрядиться, будучи предварительно поставленным на предохранитель, если его уронить с высоты нескольких футов?

— Нет, не может.

— А если его ударить о твердую поверхность?

— Нет, сэр.

— За всю вашу практику, за двадцать лет испытаний оружия и экспериментов с ним, вы когда-нибудь слышали о подобном случае?

— Никогда, сэр.

— Защита может приступить к перекрестному допросу, — сказал Геррик, направляясь к столу обвинения.

— Сейчас без пяти минут четыре, — вмешался судья, — я полагаю, что настало время сделать перерыв до завтра. — Он повернулся к ложе присяжных:

— Не забывайте моих инструкций, джентльмены. Вы предупреждены о недопустимости обсуждения данного судебного дела между собой, а также с кем бы то ни было в вашем присутствии. Вы не должны делать никаких преждевременных выводов, а тем более оглашать их, пока вашему вниманию не будут представлены все имеющиеся доказательства. В заседании суда объявляется перерыв. Слушание дела будет продолжено завтра, в десять часов утра.

Судья Кобб расправил свою черную мантию и направился к выходу. Все остальные оставались на своих местах, пока помощник шерифа выводил присяжных через заднюю дверь. Офицер охраны подошел к Эшли и тронул его за плечо.

Эшли повернулся к Робинсону. Он выглядел усталым и измученным. За последние несколько недель он сильно потерял в весе. Кожа на подбородке висела дряблыми складками. Белки ввалившихся глаз были в багровых прожилках, веки воспалились, на правом виске пульсировал вздувшийся сосудик.

— Завтра последний день, как по-твоему, Марк?

— Да, можно сказать, последний, — Робинсон прикинул в уме, не потребуется ли для развертывания полной защиты дополнительное судебное заседание. — Разве что придется собраться еще разок для подведения итогов и вынесения решения присяжных и судьи.

— Идемте, мистер Эшли, — вмешался охранник.

— Послушай, Марк, — с необычным жаром в голосе произнес Эшли. — Мне крайне необходимо поговорить с тобой. От этого разговора зависит моя жизнь.

Робинсон изучающе взглянул на своего клиента.

— Хорошо, Ллойд. Я подойду минут через пятнадцать.

Эшли и сопровождающий его охранник направились в дальний конец зала и скрылись в дверях за судейской ложей.

Последние замешкавшиеся зрители покидали опустевший зал. Робинсон собрал бумаги и сунул их в портфель. Затем откинулся на спинку стула, потирая пальцами уставшие веки. Перед ним все еще стояло лицо Эшли. Ллойд насмерть перепуган, решил про себя Робинсон, и с полным на то основанием. Несмотря на предупреждение судьи, запретившего присяжным принимать преждевременное решение, они, как подсказывало адвокату его профессиональное чутье, уже приняли его.

Робинсон имел возможность убедиться в этом по многим признакам: по тому, как присяжные гуськом потянулись к выходу; по тому, как они отворачивались, стараясь не глядеть на обвиняемого: в самом деле, кому приятно отправлять ближнего своего на электрический стул?

Что же касается самого Эшли, то он наверняка уже чувствовал себя обреченным.

Выйдя в коридор, Робинсон заметил Еву Эшли, сидевшую на скамейке возле эскалатора. Она выглядела маленькой и растерянной, вся ее фигурка, казалось, молила о пощаде. Адвокат двинулся было в ее сторону, но Ева, опередив его, вскочила и скрылась в толпе спускавшихся по эскалатору людей.

Поведение Евы вообще удивляло адвоката. Она тяжело переживала арест Ллойда и суд над ним; на нее явно нахлынуло мучительное раскаяние и самоосуждение. Робинсон вспомнил, как она пришла к нему в офис на следующий день после гибели Уорда.

— Я знала, что Ллойд ревнив, — с глазами, полными слез, сетовала Ева, заламывая руки, — но я даже предположить не могла, что случится нечто подобное… Никогда в жизни! Боже мой, Марк, они отправят его на электрический стул! Я знаю, что его ждет, и во всем виновата я…

— Послушай, — резко перебил ее тогда Робинсон, — ты же не могла всего предвидеть. Возьми себя в руки! Если ты даже разорвешь себя на куски, ты не поможешь ни себе, ни Ллойду. Ты не виновата.

— Нет, все равно, это моя вина, — повторяла она трясущимися губами. — Я должна была хоть чуточку предвидеть. Что я наделала! Два человека… Тома уже нет, а Ллойда скоро не станет…

— Сейчас же перестань! — он схватил ее за плечи.

— Ты должен выручить его, — неудержимо рыдала Ева. — Умоляю тебя, Марк! Если ты его не спасешь, я никогда себе не прощу того, что произошло!

— Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, — заверил ее адвокат.

Однако Робинсон хорошо знал судебные порядки. Позиция обвинения прочна: наличие мотивов, средств преступления и возможности для его совершения — вот и все, что обвинителю необходимо и вполне достаточно знать…

Робинсон спустился по эскалатору, завернул за угол и подошел ко входу в здание на Уайт-стрит, где находились камеры предварительного заключения. После обычной процедуры он получил допуск в комнату для свиданий. Минутой спустя туда же ввели Ллойда Эшли.

Они уселись по разные стороны стола, разделенного посередине перегородкой.

— Ну, вот что, Марк. — Эшли положил на стол руки со сцепленными пальцами. — Я хочу знать правду, какой бы она ни была.

Адвокат пожал плечами:

— Процесс еще не окончен. Никто не сможет предугадать решение присяжных.

— Слушай, Марк, перестань морочить мне голову. Я видел этих людей. Я всматривался в их лица.

Робинсон снова пожал плечами.

— Вот что я тебе скажу, Марк. Ты был моим адвокатом все эти годы. Каких только операций мы с тобой не прокручивали! Я видел тебя в деле и знаю твою светлую голову. Ты смекалистый, находчивый парень. Я в высшей степени уважаю тебя за твои способности, но я… видишь ли, я… — он замялся, пытаясь подобрать нужные слова.

— Тебе не нравится, как я веду твою защиту?

— Я этого не говорил, Марк.

— Ты считаешь, что я не использую всех возможностей?

— Да нет, почему же? Используешь, конечно… В допустимых пределах… Но я был свидетелем, как ты проводил предыдущие судебные процессы. Я видел, как ты умеешь обрабатывать присяжных. Ты проделывал прямо-таки маленькие чудеса! А теперь ты вдруг стал чертовски щепетильным. Я просто не верю своим глазам: ты ли это? В чем дело, Марк? Что с тобой случилось?

— Я не могу найти ни малейшей лазейки, Ллойд. Вот в чем вся загвоздка. Ни единого изъяна в построении обвинения. У меня связаны руки.

— Так развяжи их!

— Но как? — вкрадчиво спросил Робинсон.

— Хм-м… В таком случае, у меня есть кое-какие соображения, — пальцы Ллойда впились в край стола, — ты знаешь, Марк, мои финансовые дела почти так же хороши, как и я сам. Тебе известно, сколько я получил по наследству, «сделал» сам. На данный момент я «стою» около четырех миллионов. — Эшли сжал губы и сделал паузу. — Может быть, именно поэтому Ева и вышла за меня, — я не знаю. Так или иначе, это целая куча деньжищ, и я бы не прочь, если суд меня оправдает. — Он вытер пот, проведя ладонью по лицу, и продолжал: — К чему мне деньги, мертвому? А живой я смогу сделать все, что захочу, буквально все. Ели кто-нибудь и может вытащить меня из ямы — а ведь этот судебный спектакль зашел уже достаточно далеко, — так это ты, Марк. Не знаю, откуда, но у меня такое чувство, чутье, интуиция — называй это, как хочешь, — что ты что-то держишь «про запас». У тебя богатое воображение, и я уверен, что ты способен найти достаточно ловкий ход, чтобы спасти меня и выиграть процесс.