Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин

Не пресекли, хотя Иван и участвовал в многочисленных кампаниях по подавлению Венгерского восстания в 1848-49 годах, в Крымской войне 1853-56 годов и пр.

Во время передислокаций полка судьба свела саратовского солдата первый и уж точно последний раз с братом, сумевшим получить вольную и выслужиться в важного чиновника в одном из городков на бескрайних просторах империи. Как рассказывал Иван сыну, обрадованный известием о том, что отыскал родного брата, по возвращении из Венгерского похода Иван прибежал на квартиру, где тот жил, в надежде обнять родную кровь. У того был званый обед. Однако брат побрезговал выйти поручкаться с «серой скотинкой», пусть даже родной, а его супруга в покои не пустила, вынесла тарелку харчей на кухню — негоже с суконным рылом в калашный ряд, веселись, мужичина, в людской.

Иван плюнул на барский пол, хлопнул дверью и забыл, что у него когда-то был брат.

Кстати, потомки брата живы до сих пор. Его внук всю Великую Отечественную войну прослужил в контрразведке СМЕРШ, а младший брат того служил потом в КГБ. Слово «репрессии» в боковой ветви Деникиных знали с другой стороны.

Следует заметить, что Иван, вероятно, был парень не промах, ибо, в отличие от простых крестьянских парней, умел читать и писать, да и силой с крестьянской сметкой Бог его не обидел, поэтому именно грамотного саратовца выдвинули в чин унтер-офицера. А в 1856 году, выдержав экзамены по знанию Закона Божьего и воинского устава, чтению, письму и арифметике, произведен из фельдфебелей в прапорщики и назначен на службу в Калишскую (затем Александровскую) бригаду пограничной стражи в Польше.

Получив первый офицерский чин, Иван уже имел право на отпуск и мог бы вернуться в Ореховку к жене, однако, надо полагать, сладость семейной жизни с соседкой Машей явно не привлекала его. Напротив, он стал добиваться церковного развенчания и, что не менее удивительно, добился-таки его — жена не явилась в суд, и батюшка махнул кадилом — с освобождением, ваше благородие. Интересную историю об отце рассказывал сам генерал Деникин: «В 1863 году началось польское восстание. Отряд, которым командовал отец, был расположен на прусской границе, в районе города Петрокова (уездного). С окрестными польскими помещиками отец был в добрых отношениях, часто бывали друг у друга. Задолго перед восстанием положение в крае стало весьма напряженным. Ползли всевозможные слухи. На кордон поступило сведение, что в одном из имений, с владельцем которого отец был в дружеских отношениях, происходит секретное заседание съезда заговорщиков… Отец взял с собой взвод пограничников и расположил его в укрытии возле господского дома, с кратким приказом:

— Если через полчаса не вернусь, атаковать дом!

Зная расположение комнат, прошел прямо в зал. Увидел там много знакомых. Общее смятение… Кое-кто из не знавших отца бросился было с целью обезоружить его, но другие удержали. Отец обратился к собравшимся:

— Зачем вы тут — я знаю. Но я солдат, а не доносчик. Вот когда придется драться с вами, тогда уж не взыщите. А только затеяли вы глупое дело. Никогда вам не справиться с русскою силой. Погубите только зря много народу. Одумайтесь, пока есть время».

Зато малознакомых поляков подпоручик Деникин явно не жаловал. Отряд под его командованием громил шайки Мирославского в лесах в районе деревни Крживосондзе, Юнга — у деревни Новая Весь, Рачковского — у пограничного поста Пловки и т. д. Как-то его пограничники мылись в бане, когда прибежал вестовой доложить Деникину, что к их деревне приближается конный отряд повстанцев-косиньеров (крестьяне с косами на длинных пиках). Солдаты в мыле, не успев надеть рубахи (а то и порты), похватали шашки и ружья, прыгнули в седла и двинулись навстречу врагу. Селяне кинулись врассыпную, узрев апокалипсическую картину «коня бледного», когда полуголые, закопченные, пыльные всадники с шашками наперевес несутся по деревне. За это Иван Деникин был произведен в чин капитана и награжден орденом Станислава III степени с мечами и бантом и бронзовой медалью «За усмирение Польского мятежа. 1863–1864».

Впрочем, зверем капитан Деникин никогда не был. Поймав повстанческий молодняк (гимназистов, студентов, недорослей, крестьянских парней), предпочитал всыпать им горячих, чтоб неповадно было лезть в игры взрослых дядей. Отправив их в штаб, была реальная опасность того, что там никто особо разбираться не станет, вздернут как пойманных с оружием в руках на ближайшей осине или отправят в Сибирь, куда сослали массу гоноровых шляхтичей охладить буйные головы. Возможно, и не одну жизнь спас бывший крепостной таким нехитрым образом. При этом никто из его сотни ни разу не донес на командира, отпускавшего очередного сопливого жолнера на все четыре стороны пинком под излупленный зад.

В 1869 году Иван Деникин вышел в отставку в чине майора после 35 лет беспорочной службы, имея 62 года от роду и ни кола, ни двора за душой. Только нехитрый пенсион в 36 рублей в месяц. С ним негоже было возвращаться в Россию, поэтому он и решил остаться на месте, во Влоцлавске, в центре одноименного воеводства, где находился штаб 11-й Александровской бригады Пограничной стражи. Еще одной причиной для пожилого отставного майора при выборе места поселения стал весьма романтический факт. Там ему приглянулась не особо молодая (28 лет) полька Айжбета Вржесинска, чья мать давно умерла, а отец, мелкий землевладелец, разорившийся после аннексии Пруссией родного городка Сгрельно, перебрался в империю, в пограничный Петроков, и перебивался случайными заработками. Фактически семью содержала именно она, подрабатывавшая шитьем. Набожная Айжбета поначалу покочевряжилась, упорствуя в католичестве, но, верно оценив, что с ее шитьем они с отцом скоро Богу душу отдадут с голоду, согласилась принять православие, стать Елизаветой Федоровной и супругой пышнобородого отставного майора.

«Молодожены» вместе с тестем предпочли перебраться из относительно дорогого Влоцлавска за реку Виступа в относительно дешевую деревню Шпеталь-Дольний, где клиентуры у швеи уже не было, однако майорского пенсиона хватало на скромную жизнь.

Сил же старого вояки хватило также на то, чтобы 4 декабря 1872 года супруга произвела на свет сына Антона, будущего главкома ВСЮР.

Теперь уже на 36 рублей пенсиона жили впятером (плюс нянька Аполония, или Полося, как ее называли в семье).

Как вспоминал потом генерал: «В первый год моей жизни, в день какого-то семейного праздника, по старому поверью, родители мои устроили гадание: разложили на подносе крест, детскую саблю, рюмку и книжку. К чему первому дотронусь, то и предопределит мою судьбу. Принесли меня. Я тотчас же потянулся к сабле, потом поиграл рюмкой, а до прочего ни за что не захотел дотронуться.