Забытый - Москва - Владимир Кожевников

* - Да ты меня хоть со старшими моими угости.

* - Ну, о вас какой разговор! - Тупяк вмиг повеселел, обернулся к своим, - А ну давай, мужики, мечи из заднего погреба.

Те вытаращили глаза (Дмитрий заметил и смекнул: погреб, видать, был не для всех) и без звука кинулись выполнять.

За столом, уставленном так густо, что лишней миски не воткнуть, отхлебнув душистого московского меда, отведав икры, вязиги и копченой гусятины, волынцы мигом разговорились и подружились со сторожами.

* - А что ж на Волынщине, знать, не сладко, коль к Москве потянулись?

* - Ну, нам-то вовсе неплохо жилось. Да за князя нашего обидно. Знаете - каков?! - и дружинники пригибали головы и понижали голос. - Под землей видит! Колдун!

* - Ну-у-у ! - отворяли рот слегка захмелевшие сторожа.

* - Вот вам и "ну"! Сами видели, как он старшого вашего... Да это что! Каков воевода! Немцев бил! Татар разбил! Про поляков уж и говорить нечего, он их за людей не считает.

* - Татар?!!

* - Татар!

* - Что-то, брат, ты загибаешь...

* - Да вы что, про Синюю Воду не слыхали?!

* - Про Синюю слыхали, так ведь это когда было?

* - Три года как.

* - Дак ведь и командовал там этот главный ваш, как его?..

* - Знамо, главный. Да наш-то командовал как раз тем флангом, который татар переломил и погнал!

* - А из вас был там кто?

* - Все до единого.

* - Ух ты! - сторожа по-новому взглядывают на своих гостей: с уважением и завистью.

* - Потому мы за ним и пошли - с ним не пропадешь. Умница, храбрец! Своих в обиду ни за что не даст! и того...

* - Чего?!

* - Ну... колдун... - рассказчик переходит на шепот, - глаз у него тяжелый и вообще...

* - Так чего ж он с Волыни-то подался?

* - С Олгердом, Великим князем, чего-то не поделил. По нашему разумению, тот побаиваться нашего стал, ревновать. Придираться начал, прижимать. Вот наш и решил сюда, к шурину.

* - Да, к Москве ноне многие тянутся. И всякому находятся привет и место. Не хватает народу. Самого бедного мужика бояре наши привечают. А уж такого филина, как ваш, князю нашему во как надобно! Как он нас скрутил - я и понять ничего не успел!

* - На это он мастер.

* - Наш-то князь, вишь, молод очень. Ему бы таких воевод побольше. Ведь прут и грозят со всех сторон!

* - Таких, как наш, много не бывает. Такой, может, он один и есть!

* - Ну уж ты расхвастался.

* - Вот те ну! Слушай, случай расскажу...

* * *

Тупяк сидел подле князя, ревностно следил, чтобы у того не пустела кружка, доливал, потчевал любимыми закусками, отвечал на вопросы. Вопросы сыпались на него во множестве. И простые, и сложные. Неожиданные.

- Сколько точно поприщ до Москвы? Какие еще ведут в Москву дороги? А в Смоленск? Самого Великого князя видел ли? Каков он? Был ли уже князь в каком деле или еще не обстрелян? А сам ты много ли бился? С кем? Когда в последний раз? Застав много еще до Москвы? Одна?! И такая же? А сама Москва как укреплена?

Василий явно не справлялся. Отвечал, что мог. Но чувствовал: гостю этого мало, а что рассказывают - то ему уже известно.

"И чего пытает? Через два дня на месте будет, сам все увидит. Или задумал чего?.. А вдруг недоброе?! Что-нибудь на нынешнее похожее... Как я тогда? Голову потеряю! Но вроде не похоже... Если б замышлял, вряд ли тогда нас так быстро отпустил. Да ведь и предупреждали, что зять князев поедет. Такому как не ответить? Крут, стервец, шустр. А так, вроде, и ничего: простой, не чинится..."

Все, что знал и мог сказать, выложил Тупяк безбородому. Расстались друзьями. И давно уже скрылся в лесу последний волынский всадник, разбрелись кто куда напившиеся и наевшиеся сторожа, а Василий, вернувшись за стол, сидел в одиночестве, отхлебывал из жбана, смотрел в одну точку и раздумывал, как переделывать заставу, потому что с появлением этого человека (он как-то естественно, сразу, как данность, ни на миг не засомневавшись, принял это) по-старому в их укладе остаться уже ничего не могло.

* * *

Насчет Москвы Дмитрий не понял. Сначала даже подумал, что перепутал дороги и выехал на какую-то людную бестолковую свалку.

Оказалось - на пожарище.

И не было никакой путаницы. Потому что Москвы - не было.

Вокруг кремля, по размерам внушительного, но выглядевшего ужасно (полуобвалившиеся башни, черные, изъеденные огнем стены), негусто, как пробивающаяся весенняя трава, торчали новенькие, небольшие домики (кто-то успел наспех отстроиться). Все же остальное было громадной жуткой (просто мороз по коже! слава Богу еще - снег белым прикрыл) свалкой обгорелых бревен.

Но народу копошилось множество! Расчищали места под новое строительство, везли лес, звенели топорами. В воздухе перемешались запахи старой гари и свежей душистой щепы. На площади перед кремлем бойко торговали.

"Где ж они живут? Зима ведь. В землянках, что ли? Или прямо у костров???"

Все, что слышал Дмитрий о Москве, как представлял этот богатенький, крепкий городок, не умевший воевать, но подгребавший под себя хитростью и ловким напором все больше и больше, покупавший за деньги мир и тишину своему люду, простой, но и себе на уме, гостеприимный, но и колючий, беззаботный, но и ухватистый, может, и такой, как представлял, а может, и другой, - все это разом рухнуло. Просто не оказалось этого ничего.

А встала перед лицом великая человеческая беда, но переживаемая без стонов и слез, проклятий и жалоб, однако и без щегольства, самолюбования, а деловито и обыденно. Достойно. Как будто все это в порядке вещей, так и надо, и дальше так же будет, и много всякого еще будет, но мы все переможем, пересилим, переживем, а по-своему все-таки устроим.

Как это - "по-своему", постороннему не понять, но мы-то знаем, да не скажем, да и кому какое дело! Москва свое не упустит, Москва свое дело туго знает!

"Настырный народ! Семь раз до тла горели, разорялись дочиста, а сколько другого всякого терпели - не перечесть, не запомнить! А вот не ломятся! И лезут на прежнее место, прут, как тараканы, - даже огонь их не берет! Пожалуй, с такими можно дел наделать..."

* * *

Приняли гостей приветливо, ласково, но тихо. Никого из московской верхушки в городе не было. Все уехали в Коломну на свадьбу. Там Великий князь Московский и Владимирский Дмитрий Иоаннович сочетался браком с дочерью Великого князя Суздальского и Нижегородского Дмитрия Константиновича Евдокией, приходившейся будущему мужу пяти-, а, может, и четвероюродной (до сих пор историки до конца не определили) сестрой.

Уехала в Коломну и Люба с детьми. Ну и с Юли, конечно. Встретил "бобров" один монах. Предупрежденный гонцами, он перехватил их на границе посада, где Дмитрий задумался над московской бедой. Облапил князя, поздоровался с Константином, поприветствовал дружинников. Дмитрий обомлел: монах был не в рясе, в светском платье.

- Ну как тебе вид, князь?

- Как обухом по голове. Особенно это... - князь ткнул пальцем в монахов полушубок.

- Об том после.

- А это? - князь махнул рукой в сторону пожарища, - И не предупредили. Где ж нам жить-то?

- Жить-то? Жить дома. Поехали! - и махнул рукой дружине. Поехали. Дмитрий не утерпел:

- А куда все-таки?

- Я ж сказал - домой. В кремль, в стены, - Ипатий указал рукой вперед. - Вон, видишь за стеной на холме, там, пожалуй, самое высокое место, - каменный храм?

- Вижу.

- Храм Спаса называется. При нем монастырек. Там и митрополит раньше жил. А от храма сюда к стене, ниже по склону, вон новые крыши виднеются. Видишь?

- Да.

- Вот это и есть наш... твой дом.

- Не сгорел, что ли?

- Ну да ты что! Все до тла погорело, в кремле только каменные храмы уцелели. Хотя и им досталось... Новое. Говорю ж: новые крыши. Княгиня расстаралась. Так что... Мы давно уж тебя дожидаемся. Соскучились, честно говоря. Да и дел накопилось!..

- Уже?!

- А как же ты думал?! И с каждым днем все больше. Ты это... Устал с дороги-то?

- Нет. А что?

- Тогда давай ребят разместим быстро - и ко мне. Говорить будем.

* * *

Когда сели за стол, Дмитрий сразу, не дожидаясь никаких движений со стороны Ипатия, налил из кувшина полные жбаны, поднял свой:

- Ну здравствуй, отче?

- Здравствуй, сыне.

Дмитрий глотнул и поставил, собираясь пережидать, пока монах не спеша, со смаком прикончит свою долю (мед был удивительно вкусен, сладок, отдавал в нос яблоками), но к огромному своему изумлению увидел, что тот, сделав глотка три, тоже отставил посуду, сцепил в замок пальцы, похрустел суставами, насупился.

- Отче! Да ты, никак, пить бросил?!

- Бросишь тут... Не тот случай. Нельзя!

- Во как! Ну-ну, рассказывай.

- Рассказывать много надо. Все сразу, пожалуй, не осилим. Даже начать с чего - не знаю.

- Начни-ка тогда с начала.

- А?! Пожалуй. Приехали - встретили нас! По самому высокому рангу! И поселили в отцовские хоромы, их князь Иван занимал, когда Семен жив был. Когда Иван помер, они Великой княгине остались, Александре Васильевне, ну а когда и она... никого не осталось, они за Великим князем числились. И вот: он их, значит, сестре дарит. Жаль, ты их не застал, роскошные были хоромищи. До тла сгорели, даже растаскивать на пожарище ничего не пришлось. Эх-хе-хе...