Стихотворения. Проза. Театр (сборник) - Федерико Гарсиа Лорка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прерванный концерт
Перевод Б. Слуцкого
Гармония ночи глубокойразрушена груболуной ледяной и сонной,взошедшей угрюмо.
О жабах – ночей муэдзинах —ни слуху ни духу.Ручей, в камыши облаченный,ворчит что-то глухо.
В таверне молчат музыканты.Не слышно ни звука.Играет звезда под сурдинкунад зеленью луга.
Уселся рассерженный ветергоре́ на уступы,и Пифагор, здешний тополь,столетнюю рукузанес над виновной луною,чтоб дать оплеуху.
Малая песня
Перевод М. Самаева
У соловья на крылахвлага вечерних рос,капельки пьют луну,свет ее сонных грез.
Мрамор фонтана впиталтысячи мокрых звезди поцелуи струй.
Девушки в скверах «прощай»вслед мне, потупя взгляд,шепчут. «Прощай» мне вследколокола говорят.
Стоя в обнимку, деревьяв сумраке тают. А я,плача, слоняюсь по улице,нелеп, безутешен, пьянпечалью де Бержеракаи Дон-Кихота,избавитель, спешащий на зовбесконечного-невозможного —маятника часов.Ирисы вянут, едвакоснется их голос мой,обрызганный кровью заката.У песни моей смешнойи пыльный наряд паяца.Куда ты исчезла вдруг,любовь? Ты в гнезде паучьем.И солнце, точно паук,лапами золотымитащит меня во тьму.Ни в чем мне не знать удачи:я как Амур-мальчуган,и слезы мои что стрелы,и сердце – тугой колчан.
Мне ничего не надо,лишь боль с собой унесу,как мальчик из сказки забытой,покинутый в темном лесу.
Старый ящер
Перевод И. Тыняновой
На узенькой тропинкемаленький старый ящер(родственник крокодила!)сидел и думал.В своем сюртуке зеленом,похожий одновременнона дьявола и на аббата,подтянут, весьма корректен,в воротничке крахмальном,глядел он солидно и важно,словно старый профессор.Эти глаза артистас неудавшеюся карьерой,как печально они провожалиумирающий вечер!
Вы только в сумерки, друг мой,совершаете ваши прогулки?Вы ходите разве без трости,дон Ящер? Ведь вы стары,и дети в деревне могутнапугать вас или обидеть.Что ищете вы на тропинке,близорукий философ?Взгляните, разорвано небопризрачными тенямиавгустовской вечерней прохлады!
Вы просите подаяньяУ тускнеющего небосвода?Осколок звезды иль каплюлазури?Вы, может, читалистихи Ламартина, хотитенасладиться серебряной трельюпевчих птичек?
(Ты смотришь на пламя заката,и глаза твои заблестели —о грозный дракон лягушек! —человеческими огоньками.И плавают челны-мыслибез руля и ветрил, качаясьв подернутых тенью водахтвоих зрачков потемневших.)
Пришли вы, быть может, в надеждекрасавицу ящерку встретить,зеленую, словно колосв мае,гибкую, словно былинканад тихой заводью сонной?Она вас отвергла, я знаю,и покинула ваше поле…О, где ты, счастливая младость,любовь в камышах душистых?!Но к черту! Не унывайте!Вы мне симпатичны, право.Девиз: «Я противопоставляюсебя змее», – недаромначертан на вашем солидномепископском подбородке.
Уже растворилось солнцев тумане между холмами,по дороге, пыль подымая,двинулось стадо.
Пора на покой, дружище,сойдите с тесной тропинки,ступайте домой, и хватитдумать!Успеете налюбоватьсяна звезды и на небо,когда не спеша вас будутесть черви…
Вернитесь в свой дом скореепод поселком сверчков болтливых!Спокойной вам ночи, друг мой,дон Ящер!
Поле уже безлюдно,холмы погрузились в сумрак,и дорога пустынна;лишь время от времени тихокукует кукушка где-тов тополях темных.
Колосья
Перевод О. Савича
Пшеница отдалась на милость смерти,уже серпы колосья режут.Склоняет тополь голову в беседес душою ветра, легкой, свежей.
Пшеница хочет одного: молчанья.На солнце отвердев, она вздыхаетпо той стихийной широте, в котороймечты разбуженные обитают.А день,от света и звучанья спелый,на голубые горы отступает.
Какой таинственною мысльюколосья заняты до боли?И что за ритм мечтательной печаливолнует поле?..
На старых птиц похожие колосьявзлететь не могут.В их головках стройныхиз золота литого мозг,черты лица спокойны.
Все думают о том же,размышляянад тайною, глубокой и тяжелой.Живое золото берут из почвы,и жар лучей, как солнечные пчелы,сосут и одеваются лучами,чтоб стать душой муки́ веселой.
Вы наполняете меня, колосья,веселою печалью!Придя из дальней глубины веков,вы в Библии звучали;согласным хором лир звените вы,когда вас тишиной коснутся дали.
Растете вы, чтоб накормить людей.А ирисы и маргаритки в полерождаются всему наперекор.Вы – золотые мумии в неволе.Лесной цветок рождается для сна,для жизни умереть – вот ваша доля.
Если б мог по луне гадать я
Перевод Я. Серпина
Я твое повторяю имяпо ночам во тьме молчаливой,когда собираются звезды
к лунному водопоюи смутные листья дремлют,свесившись над тропою.И кажусь я себе в эту порупустотою из звуков и боли,обезумевшими часами,что о прошлом поют поневоле.
Я твое повторяю имяэтой ночью во тьме молчаливой,и звучит оно так отдаленно,как еще никогда не звучало.Это имя дальше, чем звезды,и печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова,как любить я умел когда-то?Разве сердце мое виновато?И какою любовь моя станет,когда белый туман растает?Будет тихой и светлой?Не знаю.Если б мог по луне гадать я,как ромашку, ее обрывая!
Дождь
Перевод В. Парнаха
Есть в дожде откровенье – потаенная нежность,и старинная сладость примиренной дремоты,пробуждается с ним безыскусная песня,и трепещет душа усыпленной природы.
Это землю лобзают поцелуем лазурным,первобытное снова оживает поверье.Сочетаются Небо и Земля, как впервые,и великая кротость разлита в предвечерье.
Дождь – заря для плодов.Он приносит цветы нам,овевая священным дуновением моря,вызывает внезапно бытие на погостах,а в душе – сожаленье о немыслимых зорях,
роковое томленье по загубленной жизни,неотступную думу: «Все напрасно, все поздно!»Или призрак тревожный невозможного утраи страдание плоти, где таится угроза.
В этом сером звучанье пробуждается нежность,небо нашего сердца просияет глубоко,но надежды невольно обращаются в скорби,созерцая погибель этих капель на стеклах.
Эти капли – глаза бесконечности – смотрятв бесконечность родную, в материнское око.
И за каплею капля на стекле замутненном,трепеща, остается, как алмазная рана.Но, поэты воды, эти капли провидятто, что толпы потоков не узнают в туманах.
О мой дождь молчаливый, без ветров,без ненастья,дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,дождь хороший и мирный, только ты – настоящий,ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!
О мой дождь францисканский, ты хранишьв своих капляхдуши светлых ручьев, незаметные росы.Нисходя на равнины, ты медлительным звономоткрываешь в груди сокровенные розы.
Тишине ты лепечешь первобытную песнюи листве повторяешь золотое преданье,а пустынное сердце постигает их горьков безысходной и черной пентаграмме страданья.
В сердце те же печали, что в дожде просветленном,примиренная скорбь о несбыточном часе.Для меня в небесах возникает созвездье,но мешает мне сердце созерцать это счастье.
О мой дождь молчаливый,ты – любимец растений,ты на клавишах звучных – утешение в боли,и душе человека ты даришь тот же отзвук,ту же мглу, что душе усыпленного поля!
Есть души, где скрыты…
Перевод М. Кудинова
Есть души, где скрытыувядшие зори,и синие звезды,и времени листья;есть души, где прячутсядревние тени,гул прошлых страданийи сновидений.
Есть души другие:в них призраки страстиживут. И червивыплоды. И в ненастьетам слышится эхосожженного крика,который пролился,как темные струи,не помня о стонахи поцелуях.
Души моей зрелостьдавно уже знает,что смутная тайнамой дух разрушает.И юности камни,изъедены снами,на дно размышленияпадают сами.«Далек ты от Бога», —твердит каждый камень.
На мотив ночи