Падшие - Лорен Кейт

Зато второй, слева, как-то уж слишком соответствовал представлению Люс о новой школе. Высокий и худощавый, с сумкой для дисков на плече, взъерошенными черными волосами и большими, глубоко посаженными зелеными глазами. Губы у него были полными, того естественного розового цвета, за который большинство девушек пошли бы на убийство. Сзади, у основания шеи, на светлой коже пылала черная татуировка в виде солнца, выходящего из-за ворота черной же футболки.

Встретившись взглядом с Люс, он в отличие от остальных его не отвел. Губы его сжались в линию, но глаза оставались теплыми и живыми. Он уставился на нее, стоя неподвижно, будто статуя, отчего Люс и сама словно примерзла к месту. Она глубоко вздохнула. Эти глаза казались ей яркими, притягательными и, чего уж там, слегка обезоруживающими.

Шумно прочистив горло, воспитательница прервала затянувшееся молчание. Люс залилась румянцем и притворилась, будто всецело поглощена внезапно зачесавшейся головой.

— Те, кто уже вошел в курс дела, свободны, как только выгрузят все лишнее, — сообщила воспитательница, кивнув на большую картонную коробку под табличкой «Запрещенные предметы». — Тодд, — она положила ладонь на плечо веснушчатого паренька, и тот подпрыгнул, — когда я говорю «свободны», я имею в виду, что по правилам школы вы обязаны встретиться с провожатыми из числа учащихся. А ты, — повернулась она к Люс, — сбросишь вещи и останешься здесь.

Четверо учеников собрались вокруг коробки, и девочка озадаченно воззрилась на то, как остальные выворачивают карманы. Гэбби извлекла на свет божий трехдюймовый розовый швейцарский нож. Зеленоглазый нехотя выложил баллончик с краской и канцелярский нож. Даже у злополучного Тодда нашлось несколько упаковок картонных спичек и небольшая емкость с горючей жидкостью. Люс почувствовала себя неловко, потому что не припрятала ничего запретного, но изумленно задохнулась, когда остальные ребята покидали в коробку сотовые телефоны.

Подавшись вперед, чтобы рассмотреть табличку «Запрещенные предметы», она убедилась, что мобильники, пейджеры и радиоустройства правилами не допускаются. Ей и так не позволили оставить машину! Девочка вспотевшей ладонью сжала в кармане сотовый — ее единственную связь с внешним миром. Когда воспитательница увидела выражение ее лица, Люс схлопотала несколько торопливых пощечин.

— Не падай в обморок, детка, мне недостаточно платят, чтобы приводить тебя в чувство. Кроме того, тебе полагается один телефонный звонок в неделю.

Один звонок… в неделю? Но…

Она еще раз посмотрела на сотовый и увидела, что получила два новых сообщения. Казалось невозможным, что это ее последние CMC. Первое прислала ей Келли.

Перезвони немедленно! Буду ждать у телефона всю ночь, так что отмазки готовь заранее. И помни мантру, которой я тебя учила. Ты выживешь! Кстати, я не ручаюсь, но думаю, что все уже совершенно забыли о…

Келли, по обыкновению, была так многословна, что дрянной мобильник Люс обрезал сообщение на четвертой строке. Девочка почувствовала облегчение. Ей не хотелось читать, как в ее прежней школе все уже забыли, что с ней случилось и что стало на том месте даже с самой землей.

Она вздохнула и открыла следующее сообщение. Оно пришло от мамы, лишь недавно освоившей CMC и наверняка не знавшей про звонки раз в неделю, иначе она никогда бы не оставила здесь дочь.

Малыш, мы всегда думаем о тебе. Веди себя хорошо и постарайся есть достаточно белка. Поговорим, когда сможем. С любовью, мама и папа.

Со вздохом Люс осознала, что родители не могли не знать. Как иначе объяснить их вытянувшиеся лица, когда утром она на прощание помахала им от школьных ворот, свободной рукой придерживая спортивную сумку? За завтраком она вымученно шутила, что наконец-то избавится от жуткого новоанглийского акцента, который подцепила в Довере, но мама с папой даже не улыбнулись. Она решила, что они по-прежнему сердятся на нее. Они никогда не повышали на дочку голос, и Люс знала, что, когда она допустит по-настоящему серьезный промах, они будут обращаться с ней так же спокойно. Теперь она поняла их странное поведение: родители заранее расстраивались, зная, что потеряют связь с единственной дочерью.

— Мы все еще ждем одну особу, — проворковала воспитательница. — Ума не приложу, кто бы это мог быть?

Внимание Люс вернулось к коробке для запрещенных предметов, уже до краев переполненной контрабандными вещами, назначения половины которых она не могла понять. Она кожей ощущала на себе пристальный взгляд темноволосого мальчика. Подняв глаза, она отметила, что на нее смотрят все. Ее очередь. Она зажмурилась и медленно разжала пальцы, позволив телефону выскользнуть из ладони и с печальным стуком приземлиться на вершину кучи. Звук кромешного одиночества.

Тодд и девочка-робот Гэбби направились к двери, даже не взглянув на Люс, но третий повернулся к воспитательнице.

— Я мог бы устроить ей экскурсию, — предложил он, кивая на Люс.

— Это не по правилам, — машинально откликнулась воспитательница. — Ты опять новичок — значит, на тебя распространяются ограничения для новичков. Ты вернулся на старт. А если тебе это не по нраву, стоило подумать дважды, прежде чем нарушать условия досрочного освобождения.

Мальчик замер, бесстрастно и неподвижно, а воспитательница потащила Люс, напрягшуюся при словах «досрочное освобождение», к окну.

— Шевелись, — поторопила она так, будто ничего не произошло. — Койки.

Она указала за окно, на стоящее поодаль здание из шлакобетонных блоков. Люс разглядела Гэбби и Тодда, бредущих в ту сторону, и третьего мальчика, нарочито замедлившего шаг, как будто нагонять одноклассников совершенно не входило в его планы.

Общежитие оказалось огромным прямоугольным зданием, похожим на глыбу серого камня. Возникали сомнения, есть ли жизнь за его тяжелыми двойными дверями. Посреди мертвого газона высилась каменная стела, на которой, как помнила Люс еще по сайту школы, были высечены слова «Общежитие "Паулина"». В утренней дымке здание смотрелось еще уродливее, чем на плоской черно-белой фотографии.

Даже с этого расстояния Люс различала черную плесень, затянувшую фасад. Все окна были перегорожены и толстыми стальными решетками. Она прищурилась, не колючая ли это проволока бежит по верху ограды?

Воспитательница заглянула в бумаги, пролистав дело Люс.

— Комната шестьдесят три. Пока забрось вещи в мой кабинет, к остальным. Вечером сможешь распаковать.

Люс подтащила красную спортивную сумку к трем ни чем не примечательным черным чемоданам. Машинально потянулась за сотовым, куда обычно вводила то, что нужно было запомнить. Обнаружив пустой карман, девочка вздохнула и доверила номер комнаты собственной памяти.