На поводу у сердца (СИ) - Майрон Тори

— Сара, перенеси мою встречу с Грегором на другой день, — монотонно проговаривает Адам и, растягивая губы в своей фирменной страшно-красивой улыбке, смотрит на меня. — Присаживайтесь, мисс Джеймс, и мы прямо сейчас приступим к обсуждению условий вашего счастливого контракта.

Глава 1

Николина

Спустя несколько дней после благотворительного приёма Роберта Харта

Может ли моя жизнь стать ещё хуже?

Когда-то я зареклась даже в мыслях не задаваться этим вопросом, ведь мне давным-давно известно — хуже может быть всегда.

Но что мне неизвестно, так это когда же наконец станет лучше? Хоть на немного? Должен же существовать некий предел чёрной полосы неудач, достигнув которого, наконец наступает белая и все существующие проблемы начинают плавно снижать свои обороты. Не могу же я быть настолько невезучей, что в моей жизни всегда всё будет только неумолимо скатываться по крутому наклону вниз, без единой возможности подняться хоть на одну ступеньку выше. Но если же это именно так, то можно я уже просто достигну дна, расшибусь в лепёшку и отключусь навечно?

После того проклятого вечера, что из сказочного сна вмиг превратился в один из самых страшных кошмаров моей жизни, я день за днём хожу словно неживая. И, говоря это, я в прямом смысле имею это в виду. После побега от Харта и нечеловеческой душевной агонии, которую он заставил меня пережить, я ощущаю себя пустой, безэмоциональной, непроницаемой для любых внешних раздражителей. Я думала, что полное опустошение и безразличие ко всему вокруг по своему обычаю быстро сменится цунами неконтролируемой ярости, но нет. Ничего подобного. Даже спустя больше недели вспышек гнева я в себе так и не наблюдаю, как, впрочем, и любых других эмоций, отчего каждый день я проживаю точно робот, выполняющий все действия на автопилоте.

Но, наверное, оно и к лучшему, потому что не знаю, как бы справилась с возросшим объёмом дерьма в своей жизни, а точнее — в своём бесцельном и убогом существовании, если бы не пребывала в этом эмоционально коматозном состоянии.

Теперь меня совершенно перестал выводить из себя пьяный балаган в доме, а за всю прошедшую неделю у нас с Филиппом не произошло ни единой стычки, что за всё время нашего сожительства является абсолютным рекордом. Также меня нисколько не заботит затянувшаяся моральная травля моих стервозных коллег в стриптиз-клубе, которые, узнав о незаслуженно (по их мнению) щедрой премии и благосклонном отношении Эрика ко мне, поставили себе цель за спиной боссов устроить мне «сладкую» жизнь на работе.

И вроде бы они уже давно должны были угомониться, ведь с той ночи, когда я сбежала из приватной комнаты, прошёл почти месяц, но почему-то по сей день не проходит и смены без их косых взглядов, грязного обсуждения и едких комментариев о моей персоне, постоянного разбрасывания моих личных вещей по всей гримёрной и якобы нечаянных толчков и подножек, из-за которых я пару раз чуть было не подвернула ногу и определённо точно заработала несколько синяков.

Серьёзно, звучит как детский сад, группа — ясли, но вот с такими недалёкими суками мне приходиться работать каждую ночь. И при обычном своём взрывном характере я бы давно поразукрашивала всем паскудным девкам их намалёванные лица, но сейчас, когда я ни в какую не могу найти тот самый спасательный лучик света, что разжёг бы во мне желание жить, мне не составляет никакого труда полностью игнорировать все выпады стриптизёрш в мой адрес.

Но и это не самое дерьмовое изменение, произошедшее в моей «прекрасной» повседневности, что без моего нового безжизненного режима давно бы лишило меня всех нервных клеток и точно довело до убийства.

Как мы и договаривались с Марком после неожиданной встречи с ним на приёме — за его молчание я должна удерживать свою неприязнь к нему при себе, скрывать от Эмилии все его похождения и, самое унизительное, — быть его «девочкой на побегушках». И, знаете, это словосочетание Марк оправдывает с лихвой, отрываясь на мне по полной программе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Каждое утро, когда я возвращаюсь домой после изнурительной рабочей ночи, мне светит поспать лишь до момента, когда О Великий Эндрюз проснётся после очередной тусовки и начнет изводить меня своими поручениями. Он в самом деле трезвонит мне по любому поводу, чтобы использовать меня, как свою прислугу. Теперь мой день состоит из походов в магазин за продуктами или ради всего лишь одной упаковки пива, приготовления еды для этого мудака, мойки его машины, уборки в квартире после развязных тусовок, стирки одежды, глажки и так далее…

И каждый раз во время исполнения моих вынужденных обязанностей Марк не забывает попутно докучать меня своими нескончаемыми издёвками, пошлыми шуточками, шлепками по заду, тесными объятиями и гадкими намеками на «дружеский перепихон». И, без всяких сомнений, если бы не моя всецелая отчуждённость от мира сего, лишь от одной этой его любимой цитаты я придушила бы гада в первый же день своего рабства.

Но сукину сыну Эндрюзу несказанно везёт, потому что даже сейчас, когда вместо сладкого, глубокого сна после бесконечной рабочей ночи я зачем-то жду его уже больше часа на парковке торгового центра под палящим солнцем, внутри меня ничего не колышется. Во-о-обще! Ни одной ядерной эмоции, что призвала бы меня немедленно расправиться с уродом. Полнейший штиль, ни одного дуновения ветра.

Единственное ощущение, которое не покидает меня ни на секунду с того самого дня, когда я в последний раз видела Адама, — это постоянное ощущение чужих глаз на себе. И, сколько бы я ни оглядывалась по сторонам, пытаясь обнаружить приставленного ко мне Хартом человека, мне так и не удалось этого сделать. Но оно мне и не надо, ведь, даже не видя фигуры этого мастера конспирации, я всем своим поникшим нутром и телом осязаю круглосуточную слежку за собой.

Я хочу разозлиться, выйти из себя, возненавидеть всем сердцем Адама Харта за то, что он позволяет себе подобные вопиющие действия, что нарушают все допустимые правила и границы моей личной жизни, но опять-таки никак не могу… Он сам лишил меня возможности чувствовать хоть что-то, сжёг всё во мне дотла, оставив за собой лишь бескрайную пустошь, где нет ни единой вибрации и какого-либо намёка на сохранившуюся жизнь. Только пепел, останки и тягостное предчувствие беды, что ждёт меня в будущем.

Ведь я точно знаю — он способен сделать всё что угодно, лишь бы заполучить уникальную в своём роде девчонку, способную подарить ему сверхъестественный кайф. И, как бы прискорбно это ни звучало, мне ничего другого не остаётся, как только продолжать пребывать в пассивном ожидании его очередного удара и быть полностью готовой его пережить.

Не представляю, что ждёт меня впереди, но я не намерена сдаваться. Адам может добивать меня любыми хитроумными способами, но я никогда ему не продамся. Никогда не позволю использовать себя как покорную, бездушную куклу. Ведь даже чувствуя себя сейчас в точности как моя защитная маска «Аннабель», я с уверенностью могу произнести то, что повторяла самой себе уже миллионы тысяч раз:

Я — не Она. И никогда ей не буду.

И никакие запредельные суммы денег не заставят меня стать ею в угоду мистеру Харту, поэтому он может засунуть всю кучку своих зелёных бумажек вместе со всеми сексуальными желаниями глубоко себе в зад и начать искать другую мечтательницу о роскошной жизни, что будет добровольно и с превеликой радостью его ублажать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

От меня же он этого не дождётся.

Ни за что и никогда!

— Никс! Какая умница! Уже здесь! — громкое неожиданное восклицание недоумка разом вырывает меня из гнетущих раздумий, напрочь оглушая мое правое ухо.

— Чёрт! Зачем же так кричать, Эндрюз? — оборачиваюсь к нему, жмурясь от пульсирующей боли в висках. — И что значит «уже здесь»? Я тебя вообще-то хренову тучу времени жду возле входа, как какая-то собака, — и мой недовольный голос очень даже напоминает собой собачий хриплый лай.