Невеста в наследство - Мейси Ейтс

– А кто вам вообще паковал вещи, если уж на то пошло?

Она пожала плечами и залилась краской:

– Один из слуг моего брата. Я должна была покинуть его дом сегодня утром, но ушла на несколько часов раньше.

– Ушли в неведомом направлении?

– Как, вы сказали, вас зовут? – Прищурив глаза и важно поджав губы, поинтересовалась она.

– Я не называл своего имени.

– А могли бы назвать.

– Адхам, – ответил он, умолчав о фамилии и своем родстве с Хассаном.

– Приятно познакомиться, – сказала она, складывая шелковую блузу. – Вообще-то не совсем приятно. Сама не знаю, почему так сказала – наверное, привычка, манеры… – пробормотала она. – Меня так выдрессировали, – вздохнув, добавила Изабелла. В голосе звучало отчаяние, уголки красивых губ опустились.

– Вас это возмущает?

– Да, – ответила она медленно, но твердо. – Да, меня это возмущает. И мне неприятно ваше присутствие, Адхам. Как бы я хотела, чтобы вы ушли, – вдохнув глоток воздуха, выпалила она.

– К сожалению, мы не всегда получаем то, чего хотим.

– А некоторые из нас – вообще никогда.

– Будет вам Эйфелева башня. Этого должно быть достаточно.

Глава 2

Пентхаус Адхама располагался в Седьмом округе Парижа. Такие апартаменты не могли принадлежать человеку, работающему на великого шейха. Было совершенно очевидно – у него имеются собственные средства и, вероятно, определенное положение в придачу. Скорее всего, он был человеком титулованным – каким-нибудь шейхом или кем-то вроде того. Неудивительно, что он не стал помогать ей с чемоданами. Ее просьба была для него унизительной, но Изабелла не хотела показаться грубой – она просто привыкла, что ей все прислуживали. Столько лет она посвятила занятиям, чтению, обучению навыкам, которыми, по мнению родителей, должна была обладать хорошо воспитанная молодая девушка, но среди этих уроков не было ни одного, который научил бы ее складывать одежду или выполнять любую другую работу по дому.

Она всегда считала себя умным человеком – мнение учителей и их оценки были тому подтверждением. Но, осознав, какой ужасный пробел имеется в ее образовании, она почувствовала… почувствовала, что ничего не знает из того, что следовало бы знать. Кого волнует максимальная глубина Темзы, если вы не умеете складывать собственную одежду?

Пытаясь найти хоть какие-то личные вещи этого загадочного человека, Изабелла оглядела комнату. Ни семейных фотографий, ни картин. Те, что висели на стене, были типовым модерном – таким, какой можно было встретить в любом гостиничном номере. Ни единого признака индивидуальности, ни единого намека на то, кем он мог быть или что мог любить. Она только утвердилась в своем первом предположении.

– Вы не проголодались? – спросил Адхам, не поворачиваясь.

– Я могу рассчитывать на что-то кроме хлеба и воды?

– Вы же не в плену.

– Неужели? – Она попыталась сглотнуть комок в горле.

Разве она не была заложницей всех и каждого? Марионеткой, разукрашенной родителями и выдрессированной откликаться на каждое движение веревки.

– Смотря как посмотреть. Если попытаетесь переступить порог этой комнаты, я вам не позволю. Но если не будете предпринимать никаких попыток к бегству, мы сможем вполне мирно сосуществовать.

– Прямо как в тюрьме.

Ее слова не произвели на Адхама никакого впечатления – как будто брать заложниц было его обычным делом. Шевельнулись только губы – шрам поперек верхней губы слегка разгладился при натяжении кожи. В воображении Изабеллы он был воином, и этот пустяковый недостаток его красивого лица еще сильнее подчеркивал этот образ.

– Заключенная вы или нет, не важно. Я просто спросил, не хотите ли поужинать. Думаю, вы не успели поесть до моего прихода.

В животе громко урчало – в напоминание о чувстве голода, которое она испытывала вот уже несколько часов.

– Да, я бы хотела поужинать.

– Тут неподалеку есть ресторанчик. Я у них обычно заказываю еду на дом, когда нахожусь в Париже. Надеюсь, вас это устроит.

– Я… – Вот оно, то самое время… Другого шанса не будет. – Вообще-то я хочу гамбургер.

– Гамбургер? – Он поднял брови от изумления.

Она быстро кивнула:

– Да, я никогда раньше не пробовала гамбургер. А еще чипсы. Картофель фри. Или как он правильно называется? И газировку.

– Неприхотливое пожелание для вечерней трапезы. Думаю, что смогу удовлетворить ваш изысканный вкус. – Ей показалось, что в его голосе прозвучали нотки сарказма. Взяв сотовый телефон, он набрал номер и заговорил на безупречном французском.

– Вы говорите по-французски?

– У меня здесь резиденция, знание языка всегда пригодится, – произнес Адхам, пожав плечами.

– А по-итальянски? – спросила она, направляясь к софе, обтянутой гладким черным материалом, почти таким же приятным на ощупь, как мрамор, и уселась на край.

– Немного. Я в совершенстве владею арабским, французским, английским и мандаринским наречием китайского языка.

– Мандаринским наречием?

Его губы слегка изогнулись – как будто пытались принять форму улыбки. Он уселся на стул напротив нее:

– Это долгая история.

– Я говорю на итальянском, а также латинском, французском, арабском – и, конечно, английском.

– Вы довольно хорошо образованны.

– У меня было много свободного времени, которое я могла посвятить образованию. – Книги сопровождали ее везде: в фамильном доме, в школе для девочек в Швейцарии, где она провела несколько коротких лет. Во многом ее спасало воображение. Там она была свободна, там ее никто не контролировал.

Но в последнее время одного воображения стало мало. Ей нужно было нечто большее – побег. Побег в реальность, не имеющую ничего общего с той жизнью, которую она вела за стенами дворца. А после свадьбы эта стена станет еще более глухой. Будучи окруженной сотнями людей, на самом деле Изабелла была отделена от мира, изолирована от него.

По телу пробежала дрожь, холод одиночества заполнил ее грудь, пробрался в легкие – ей показалось, что она тонет.

– Когда твоя семья вращается в таких кругах, знание языков может очень сильно пригодиться. Я могла практиковаться с дипломатами.

Во время частых визитов в Италию она встречалась с политиками и другими влиятельными персонами. Люди одного типа – разговоры одной тематики. И всегда под наблюдением.

– А где же вы применяете свои лингвистические навыки? – спросила Изабелла, сжимая кулаки.

– Языки для меня – дело жизни и смерти. Род моих занятий таков, что от того, понимаешь ли ты слова своего врага или нет, зависит твоя жизнь.

По телу Изабеллы пробежал мороз, на руках выступили мурашки.