Тайна львовских подземелий - Александр Косарев

Ведь каждая находка имела свою уникальную историю. Какие-то из них долгое время лежали в сухом песчаном слое, а другие приходилось извлекать из топких болот. Какие-то боеприпасы были готовы к немедленному применению и представляли реальную опасность, другие же были абсолютно безопасны, несмотря на их, иной раз совершенно печальное физическое состояние. Да, бьюсь об заклад, что вы подумали, будто хранившиеся в песке взрывоопасные предметы и сохранились лучше прочих. Ничего подобного! Как раз из самых отвратительных и труднопроходимых болот мы и извлекали самые хорошо сохранившиеся боеприпасы. Парадокс, скажите вы? А вот и нет! В песчаном слое ведь что происходило за последние полстолетия? Лежит там, допустим, неразорвавшийся боеприпас на глубине обычно одного – полутора метров. Пройдёт сверху дождик, накопится в песке водичка. Омоет она сверху корпус снаряда и уйдёт, как ей и положено вниз. Воздух вновь просочится между песчинками и постепенно корпус начинает ржаветь, несмотря на краску и смазку.

Летом эта церемония происходит почаще, зимой соответственно пореже. Но и зимой тоже свои сложности случаются. Теплоёмкость песка и снаряда разная, теплопроводность тоже. Получается очень интересный эффект, который мы между собой назвали «вымораживанием». При нём, во время оттепелей под снарядом образуется тонкая ледяная корочка, которая пусть и медленно, но верно начинает выдавливать его из глубины к поверхности. А при этом, что, думаете, происходит? Правильно, слабенькая поверхностная ржавчина начинает сдираться о песчинки и камешки и скорость ржавления ускоряется многократно. Но корпус-то снаряда нас никогда не интересовал, не в скупку же его тащить! Нас интересовал в первую очередь взрыватель. Если взрыватель на месте, то нам сигнал очевидный – эта военная болванка смертельно опасна. Тут для меня самое «интересное» начинается! И для других конечно, издалека за этим наблюдающих. Наверное, даже пари заключают, насчёт моей удачливости!

Но мне не до глупых пари. Наступает самый пиковый момент во все операции, но это и есть мой коронный номер. Все отходят подальше, а в яму спускаюсь только я, я один. На ногах легчайшие тапочки, штанишки спортивные, на резинке еле держатся, маечка драненькая. Никакого металла на мне нет, Боже упаси! Только скальпель из чёрного, железной крепости дерева, да спринцовка резиновая с водой. Вот и весь мой, на этот момент, инструментарий. Прежде всего, когда оказываюсь рядом с очередным объектом, я обычно кладу на него ладонь левой руки и стараюсь установить с ним какую-то незримую связь. Ведь это не просто ржавая болванка передо мной лежит, нет. Это и кормилец мой, но одновременно и смерть моя беспощадная. Вот она свернулась в плотный грязно-коричневый клубок и ждёт.

Чего ждёт, спросите? Отвечу. Ошибки она моей ждёт, оплошности самой невинной. Снаряд, или мина старая, это как матёрый сторожевой пёс. Он бы и рад облизать гладящую его руку, но инстинкт заставляет его только хрипло лаять на всех без разбора! Причём, что удивительно, я прекрасно это всё осознаю. Это для меня взрыв это смерть, а для неё ведь нет. Для него взрыв – это как раз и есть жизнь! Короткая, мгновенная, но жизнь. Вот, какая братцы непростая диалектика!

Так вот, слушай дальше. Присаживаюсь я около обычно лежащего на боку очередного снаряда и, закрепив его «скотчем» к предварительно вбитому рядом деревянному колышку, принимаюсь за дело. Осторожно, будто его поглаживая, начинаю расчищать деревянным скальпелем головную часть отчего-то не взорвавшегося снарядика. Там находится взрыватель, именно к нему основной мой интерес. Слой за слоем очищаю я его, ровно до той поры, пока не отчищу добела границу между стальным корпусом и самим взрывателем. Как только докопался, беру спринцовочку и проливаю это место водой с густо разведённой в ней марганцовкой. Это самый роковой момент. Прикипел взрыватель, приржавел насмерть, это один вопрос. А ну как нет! Ведь и такие случаи бывали, и не раз.

Если там только сплошная вспученная от времени окалина, то дела мои плохи и действовать нужно ювелирно. Коли вывернуть взрыватель не удаётся, приходится его голубчика обезвреживать прямо на месте. Вот тут-то и начинаются основные наши проблемы. Хорошо если снаряд этот один единственный. А что если не один он здесь лежит? Что если это полевой склад и таких как он здесь сотня! Тысяча! Тут любая моя ошибка удесятеряется, любой ущерб возрастает стократно. Понятно, что от меня ничего не останется, но ведь и ничего не останется и от найденных боеприпасов!

Вот вы, например, ни за что не догадаетесь, как труден и многопланов этот поиск. Иной раз ради единственной находки приходится опрашивать сотни людей и только для того, чтобы приблизительно выяснить местонахождение перспективного района. Сами понимаете, такой специфической работой занимаются особые бригады, состоящие обычно из двух человек, самой дружелюбной наружности. А их в свою очередь направляют теоретики, которые с лупами в руках изучают старые карты, донесения с мест боёв и военные мемуары. После оконтуривания перспективного района «разведчиками» в дело вступают одетые в камуфляж «розыскники». Они вдоль и поперёк прочёсывают специально сконструированными приборами места возможного залегания интересующих нас предметов. Оставляют они за собой мало кому понятные метки, понятные только посвящённым

Думаете это всё? Пора копать? Ошибаетесь, милейший! Потом за дело берутся аналитики, очень серьёзные дядьки. Ну, очень серьёзные! Получив от предварительной разведки все отчёты, они их изучают неделями, после чего углубляются в составление рабочих планов. В них расписано всё: от количества участвующий в той или иной операции людей, вплоть до количества бутербродов, которые должны быть съедены, допустим, на второй день проведения работ. И только потом, когда всё рассчитано и выверено, вступает в дело наша команда, ни минутой раньше, ни секундой позже. И процесс этот продолжается практически непрерывно.

Другое дело, что одни службы больше работают в летние месяцы, а другие в основном зимой. Что же касается меня, то я трудился практически непрерывно. Летом, как и положено «чёрному следопыту», участвовал в интенсивных поисковых работах, а долгими зимними вечерами мы с Семёном трудились в подвале бани, изготавливая наш основной «экспортный» продукт – цилиндрические тротиловые шашки, почти не отличающихся от стандартных – динамитных, но гораздо более мощные. Кстати сказать, сбыт нашей специфической продукции тоже шёл весьма успешно, от покупателей не было отбоя и, соответственно, доходы нашей подпольной «фирмы» росли как на дрожжах.

Я был очень доволен. Работа, хотя и тяжёлая, хотя и опасная, приносила не только ощутимый доход, но и позволяла, как бы это сказать, реализоваться полностью. Тут я не только рисковал жизнью, но и мог применить свои чисто профессиональные, полученные ещё в институте знания. Так я самолично спроектировал и изготовил переносной парогенератор. Этот прибор позволял нам отсосать хотя бы часть вожделенного тротила в совершенно безнадёжных случаях. Сразу вспоминается тот случай, который произошёл с нами под Ленинградом, тьфу, под Санкт-Петербургом конечно!

В одном из болот Ленинградской области был найден неразорвавшийся снаряд, выпущенный в своё время из знаменитой немецкой пушки «Дора». Лежал он, наполовину зарывшись в тину своей неправдоподобно большой тушей, и с виду казался обычным замшелым пнём. При падении он видимо некоторое время кувыркался и поэтому закопался именно своей торцевой частью, которая в безкислородной среде болота сохранилась просто прекрасно. А головная его часть оказалась на воздухе и естественно соржавела практически полностью.

Где в этом монстре располагался взрыватель, я так и не нашёл! Поэтому решил, что он (или они) были вмонтированы куда-то вовнутрь этого чудища. Как-либо разобрать снаряд было естественно невозможно, а о том, что бы попытаться вытащить его из трясины и перевести в другое место, не могло быть и речи из-за его циклопического веса (700 кг. одного тротила!). Во тут-то и пригодился мой парогенератор! Выкопав около железного монстра яму, мы опустили в неё железный бачок, закрепив его, чтобы не всплывал, двумя еловыми брусьями. После чего оставалось только высверлить в теле снаряда пару дырок и вставить в одну из них трубочку парогенератора. После чего мы удалились от опасного места метров на четыреста, предоставив нашему механическому помощнику делать всю грязную работу за нас. В результате мы наплавили более четырёхсот килограммов отличной взрывчатки! Можно было бы добыть и больше, но рисковать мы не стали, оставили всё как есть. Впрочем, что-то я опять увлёкся, а ведь совсем о другом собирался рассказать. Всё, больше не отвлекаюсь!