Танцовщица из Хивы, или История простодушной - Хаджарбиби Сиддикова

Вам, наверное, интересно узнать побольше о моей семье.

Начну с моего деда, необычного человека, а потом и об отце расскажу. У него тоже тяжело жизнь складывалась.

Эта часть моей истории так и называется:

Рассказ о моей семье

Папиного отца звали Сиддик-махсум, или «мулла Сиддик». К нему приезжали из разных кишлаков за помощью. Он молился за людей, писал им разные заговоры от сглаза, порчи, примирял мужей с женами, привороты делал и даже написал книгу по магии (из-за этой книги спустя десятки лет вся семья рассорилась). И еще он женщин лечил от бесплодия. Мужья сами приводили к нему своих жен и оставляли на несколько дней. У деда в дверном проеме висели женские наши национальные штаны. Когда женщина входила, он говорил ей: «Быстро сними штаны!» Если женщина возмущалась, он ее отправлял назад со словами: «Я же тебя просил с дверей штаны снять!» А другие оставались, и почти все потом беременели. Уж как он их лечил? Бесплодной оставаться большим горем было. И много потом похожих на деда детишек бегало в соседних кишлаках.

В то время религия запрещалась, церкви и мечети закрывали. Но люди все равно хотели верить и находили в своих селах тех, кто, несмотря ни на что, продолжал исповедовать и совершать обряды.

Однажды ночью моего деда забрали прямо из дому. Репрессировали. Он был сослан в Сибирь на десять лет. Моему отцу Низомиддину было тогда три годика. Моя бабушка Ниязджан осталась одна с пятью детьми. А время было страшное и голодное — тридцатые годы.

Женщине одной невозможно. Ниязджан перешла жить к Садулле, брату своего репрессированного мужа. У Садуллы было своих восемь детей. Теперь им стало еще тяжелее. Всю семью кормил один Садулла. Он был цирюльником и еще совершал обрезание мальчикам, для этого у него были специальные инструменты: отточенный и расщепленный на конце тростник и складной нож-бритва (мне о них муж рассказывал, ведь женщин на обрезание не допускают!).

Обрезание у нас делают мальчикам трех и пяти лет. Раньше обрезание делали дома. Мальчиков укладывали на пол, под ноги клали специально сшитые из атласа красивые подушки, держали за руки и отвлекали, показывая деньги, игрушки, подарки. А колени закрывали полотенцем, чтоб они не видели, что происходит. Кусочек кожи зажимали в прорези тростника, и — чик! — бритвой. Они ничего понять не успевали. Потом мальчиков поздравляли с тем, что они теперь настоящие мужчины, дарили деньги, подарки, и на другой день они уже бегали по двору.

Дядя Садулла не был бедным, но был очень жадным. Продукты запирал в кладовке, а ключ всегда цеплял булавкой к поясу своих штанов. Даже ночью не расставался с ключом. Свою семью он кормил хорошо, а бабушке Ниязджан давал для детей совсем мало еды. От голода двое детей умерли. Низом, как сокращенно звали моего папу, все время плакал.

И однажды Ниязджан своровала лепешки из черной муки, распорола матрас, спрятала там лепешки и потом ночью кормила детей.

Но Садулла это заметил, отнял лепешки и избил ее на глазах у всех.

При этом Садулла громко кричал:

— Ты думаешь, мне легко кормить моих и твоих детей! Я тебя принял ради брата моего Сиддика, а ты воруешь!

На Востоке женщина не имеет права перечить мужчине. Ниязджан стояла с спущенной головой, терпела и молча плакала.

Садулла хотел выдать ее замуж, поскольку ей было всего двадцать три года. Сначала Ниязджан думать об этом не могла, а потом поняла, что надо детей спасать, и согласилась. Хотела она сообщить мужу о своей беде, но как? Она ни читать, ни писать не умела.

Вскоре нашли ей жениха, посадили ее в тележку, запряженную ишаком, и повезли вместе с детьми в другую семью. Солнце пекло страшно, и Ниязджан задыхалась под паранджой. Кстати, женщины на Востоке часто заболевали оттого, что не видели солнечного света!

Садулла был рад, что освободился от обузы. За Ниязджан он получил калым — пятнадцать килограммов зерна. И все! По его понятиям, моя бабушка больше не стоила, всего пятнадцать килограммов зерна.

Новый муж хотел иметь своего ребенка, а бабушка долго не соглашалась. Боялась за судьбу остальных детей. Но выхода у нее не было: восточные мужчины, если женщина в течение года не рожает, берут другую жену.

А дети, которые были от предыдущего брака, не считаются.

Вскоре Ниязджан родила сына. Муж был очень рад. Это был его первый ребенок, и мальчик к тому же!

Теперь справляться с детьми Ниязджан стало очень трудно, и муж поехал к ее родителям, чтобы взять для помощи ее девятилетнюю сестру Ойдин.

А дальше вот что случилось.

Как-то Ниязджан, занятая хозяйством, попросила сестру пойти в соседнюю комнату и снять подвешенное на крюке под потолком мясо. Раньше так мясо хранили. На полу, под этим мясом, лежала подстилка и какой-то тюк. Ойдин встала на него, чтоб дотянуться до крюка. Почувствовав, что под ногами мягко, девочка подпрыгнула и тогда услышала слабый писк. Она испугалась и кинулась за старшей сестрой. На подстилке лежал завернутый в халат новорожденный! Когда Ниязджан распеленала его, ребенок был уже мертвый…

Муж выгнал Ниязджан вместе с детьми на улицу, и пришлось ей возвратиться к Садулле. Увидев измученных детей, тот нехотя принял их.

А через несколько лет вернулся из ссылки Сиддик. Узнав, что его жена была замужем за другим, он трижды отрекся от нее, сказав: «Ты не моя жена!» Но ради детей разрешил ей остаться у своего брата.

Постепенно дедушка снова стал уважаемым человеком. Помню, когда мне было лет шесть, праздновали в нашем кишлаке свадьбу. Собралось много народу. Я играла с другими детьми во дворе. Вдруг все замолчали. Я оглянулась и увидела своего деда в сопровождении четырех мужчин. Двое шли впереди, двое сзади. Люди при виде Сиддик-махсума встали, положили руку на сердце и опустили головы. Женщины, находившиеся на свадьбе, закрыли лица платками и ушли в комнаты, хотя паранджи уже давно отменили.

Но вернемся назад. В нашем кишлаке жила хитрая женщина без мужа со своей хромой четырнадцатилетней племянницей. Эта женщина предложила Сиддику, когда он вернулся из ссылки, жить в ее доме и так вскоре женила его на своей племяннице.

Дед опять стал богатым человеком. Он венчал, хоронил, читал на празднике Рамадана молитвы, за это ему давали баранов, фрукты. Вскоре один за другим родились от хромой жены дети.

Ниязджан с Низомом ходили помогать новой жене. Ниязджан растирала ее больные ноги. Друг к другу не ревновали. Ниязджан сочиняла четверостишия в честь своего бывшего мужа и пела их сама. Она учила моего отца любить своих сводных братьев. А Сиддик помогал продуктами ей и сыну, которые так и жили у Садуллы.

Папа мой вырос, окончил среднюю школу и с радостью ушел из дома Садуллы в армию. Служил в Саратове, потом в Новосибирске.

Однажды во время увольнения познакомился он с русской девушкой Аней. Они стали встречаться, полюбили друг друга. Как-то Аня не пришла на свидание. Стояла очень холодная зима. Низом ждал, ждал и наконец пошел к Ане домой. Он первый раз шел к ней в дом, очень волновался!

Поднялся на четвертый этаж, позвонил. Дверь открыла женщина и недружелюбно спросила:

— Тебе чего?

Низом растерялся и сказал первое, что пришло в голову:

— Можно водички попить?

— В частях воды нету, что ли? — сказала женщина, но все же вынесла огромную кружку ледяной воды. А он и так промерз до костей! Но пил медленно, надеялся, а вдруг Аня выйдет. Но она так и не появилась. После этой ледяной воды он заболел. Аня его навещала.

Вспоминая эту ледяную воду, они смеялись.

Когда Низом демобилизовался, он пошел к Ане на работу, на телефонную станцию, и уговаривал ее выйти за него замуж и уехать вместе. Но девушка отказалась: родители были против, не хотели, чтобы дочка замуж выходила за нерусского.

Настал день отъезда. Аня пришла к поезду, бросилась в объятья к Низому и сказала, что беременна. Низом чуть рассудок не потерял. Но что он мог сделать? Как остаться в Новосибирске, если дома одинокая мать в нищете живет, а замуж за него Аню родители не отдают?

Расставание было очень тяжелым. Они стояли на перроне и плакали, обнявшись. Потом уже папа узнал, что у Ани вскоре случился выкидыш.

Вернувшись из армии, папа закончил в Ургенче педагогический институт и стал учителем узбекского языка и литературы. И вот Ниязджан решила сына женить. Но очень трудно найти невесту, когда ты беден. Ниязджан отказывали еще и потому, что муж бросил ее и женился на другой.

Соседи и родственники осуждали Сиддика за то, что он не беспокоится о судьбе сына. И тогда Сиддик начал искать моему отцу невесту. Объезжая кишлак, он встретил на дороге Курбан-кула. Тот почтительно поклонился Сиддик-махсуму, и они разговорились. Так Сиддик узнал, что у Курбана есть дочь, и они договорились о сватовстве.

Вернувшись домой, Сиддик сообщил всем радостное известие.