Алиби - Пеев Димитр

А Влахов продолжал методично, по секторам, обыскивать комнату. Он просмотрел несколько писем от родителей убитой, документы и расписки, но не нашел ничего, что подсказало бы причины преступления.

— Ах, черт возьми! — Воскликнул Пенчев.

— Что там у тебя, Ради?

— На ручке и ключе следы уничтожены одеколоном. Еще остался запах. — Пенчев наклонился над портретом и втянул в себя воздух. — То же самое и с портретом. Протирали ватой. Вот здесь, на металлической подставке, остались волокна. Ты видел где-нибудь в комнате вату?

— Нет, — ответил Влахов. — В ящике стола есть несколько склянок с лекарствами, но ваты нет нигде.

— Значит, он принес ее с собой.

— Кто «он»? — Влахов испытующе взглянул на него.

— Откуда мне знать! Я сказал так, наобум. Это твое дело установить — он или она.

Да, это действительно так...

Убийца стер свои следы ватой, а в комнате ваты нет. Одеколона — тоже. Влахов обнаружил только флакончик духов «Китайский цветок». Значит, убийца принес вату и одеколон специально или же нашел их здесь и взял с собой. Что он протирал дверную ручку — это естественно: он ее касался. Но зачем ему было протирать рамку и стекло портрета? Очевидно, это он спрятал его в гардероб. Зачем?..

— А оконная ручка? И там следы стерты?

— Нет, на ней остались отпечатки ладони и пальцев. Смазанные, но есть.

Гм... Что это значит? Может, все-таки хозяева открыли окно сегодня утром? Или это старые отпечатки и с тех пор до окна не дотрагивались? В таком случае оно и во время убийства было открыто.

Влахов наклонился над пепельницей и начал сосредоточенно рассматривать ее содержимое. В ней было пять окурков сигарет «Родопы», все со следами помады, и много пепла. Значительно больше, чем могло остаться от пяти сигарет. А при уборке из пепельницы вытряхивают все, а не только окурки.

— Займись пепельницей, — сказал Влахов.

— Уже проверил, — ответил Пенчев, — на ней есть следы. Я заберу ее с собой.

— Кроме отпечатков меня интересует ее содержимое. Нужно сделать анализ помады — та ли это помада, какую употребляла убитая. Будь поосторожнее с пеплом — не смешай. Мне кажется, здесь есть пепел от сигарет, окурки которых отсутствуют.

Вернувшись в свой рабочий кабинет, Влахов сразу же проверил у дежурных не только городского управления, но и районного, и министерства, не поступало ли сообщения от Каменова. Но оказалось, что никто, кроме Теодосия Донева, не заявлял о смерти Стефки Якимовой.

Что означало поведение Каменова? Неужели он обманул Доневых только для того, чтобы выиграть немного времени? Но ведь он сам сказал им, что Стефка убита, хотя они об этом даже не подозревали, и сам взялся сообщить об этом в милицию. Обманывал он, или позднее, когда вошел в телефонную будку, смелость его испарилась, и он отказался от своего намерения признаться в совершенном преступлении? Но если убийца не он? Если Каменов знал или подозревал, кто убил Якимову, и ему помешали сообщить об этом в милицию?

Как бы то ни было, сейчас самым важным было найти Каменова. И как можно скорее!

Влахов связался по телефону с секретарем юридической консультации, в которой работал Каменов. Тот не смог сказать ему ничего определенного. Сам он сегодня Каменова не видел. Больше того. Сразу после открытия в консультацию явился взволнованный клиент. Каменов вел его дело по наследству, назначенное на восемь утра. Однако на встречу перед залом суда, как обещал, Каменов не пришел, и секретарь был вынужден заменить его другим адвокатом.

После этого Влахов посетил квартиру, где снимал комнату Каменов. Он застал только домохозяйку. Женщина о смерти Якимовой не знала и вообще не подозревала ничего плохого. Она рассказала, что вчера Каменов и его приятель Делчо Григоров, судья Софийского народного суда, ездили с экскурсией на Витошу. Вернулись они к восьми вечера и сели ужинать. После этого Каменов надел новый костюм, и они куда-то пошли. Вернулся квартирант поздно, около полуночи, а сегодня рано утром, ничего не говоря, ушел из дому, и она больше его не видела.

По дороге в Судебную палату Влахов позвонил из телефонной будки на работу и велел размножить фотографию Каменова. Он распорядился также, чтобы двое оперативных работников ждали Каменова — один в кабинете юридической консультации, а второй возле дома, где он живет. Они должны были доставить его в управление.

Перед кабинетом судьи Григорова сидело несколько граждан. Влахов прошел в канцелярию, где секретарша объяснила ему, что Григоров заперся в своем кабинете и изучает дело. Пришлось позвонить ему по телефону.

Услышав, что Влахов пришел в связи со Слави Каменовым, судья с удивлением взглянул на него.

Влахов попросил Григорова рассказать, давно ли они знакомы и что за человек Каменов.

Григоров объяснил, что они со Слави Каменовым однокашники по университету и самые близкие друзья. Оба «старые холостяки», страстные туристы и часто вместе бродят по горам. Вчерашний день провели вместе на Витоше.

Было ясно, что Григоров тоже не знает о смерти Якимовой, не подозревает, что его друг, о котором он говорил с любовью и уважением, исчез. То ли из-за профессиональной сдержанности, то ли из каких-то других соображений, судья не спросил, чем вызван интерес милиции к Каменову.

С Витоши они вернулись около восьми часов. На квартире у Каменова поужинали, поболтали.

В половине десятого хозяева позвали Каменова к телефону. Он тут же вернулся, смущенный, расстроенный, и сказал, что какой-то незнакомец сообщил ему, будто Стефка находится в ресторане «Турист», в Бояне, вместе с элегантным пожилым мужчиной.

Григоров хотел обратить всё в шутку, но Каменов заявил, что сейчас же отправляется в Бояну, и попросил товарища поехать вместе с ним. Григоров стал его отговаривать, убеждал не верить анонимному клеветнику, не унижать свое чувство к Стефке — ведь такая проверка была бы обидной для нее. Однако Каменов остался непреклонен. Оказывается, в субботу вечером он предлагал Стефке пойти с ним на Витошу, но она отказалась: приехала якобы ее соученица из Пловдива, и они договорились с ней увидеться в воскресенье после обеда.

Начали проступать новые лица: незнакомец, звонивший по телефону, элегантный пожилой мужчина в ресторане «Турист», подруга из Пловдива.

— Это Каменов сказал «якобы какая-то соученица из Пловдива»?

— Да, он выразился именно так, — ответил Григоров. — Отказ Стефки огорчил его. Во время экскурсии он был молчалив, задумчив, словно что-то мучило его. Я заметил это, хотя и не знал, отчего у него плохое настроение. Когда я попытался уговорить его не ездить в Бояну, он сказал: «Даже если все это неправда, я должен удостовериться сам. Иначе у меня навсегда останется подозрение». Я достаточно хорошо знаю Каменова, а потому в конце концов согласился, что ему действительно лучше поехать и убедиться, что его всего-навсего разыграли. Без четверти десять мы расстались. Я вернулся домой, так как был одет совсем не для ресторана — В шорты, а он поехал в Бояну.

— Как вы думаете, нашел он Стефку? Вы не знаете?

— Сегодня, когда мы увидимся с ним в столовой, он мне скажет. Скажет всю правду, хотя ему будет стыдно смотреть на меня. Я уверен, что это была клевета и что в Бояну он ездил напрасно.

— Почему же вы так уверены? В конце концов они не женаты... Может быть, ее подруга явилась на встречу не одна, и они отправились в Бояну целой компанией.

— Ну это, конечно, может быть. Но изменять — нет! Она его любит.

Григоров задумался, тихонько постукивая по столу карандашом.

— Я хотел спросить вас, — сказал он после некоторого колебания. — Почему вы расспрашиваете о моем друге? С ним ничего не случилось?

— Я вам отвечу. Но прежде прошу вас рассказать поподробнее о жизни Каменова. Постарайтесь, несмотря на то, что вы с ним друзья, дать ему самую объективную характеристику.

— Это совсем не трудно. Мы знакомы с университетской скамьи, вот уже лет десять. Я могу говорить совсем беспристрастно, объективно, тем более, что мое мнение о нем полностью совпадает с мнением других наших коллег. Его жизнь — это жизнь скромного рядового труженика. Он всегда трудился, и всегда ему чего-то не хватало... И прежде всего любви.