Несущий свободу - Игорь Поль

Рыба плещет в пруду,

И созрел урожай.

Твой папаша богат,

А мамуля прелестна,

Что ж ты плачешь, малыш,

Засыпай…

Сообщение по радио отвлекло Джона: передали о взрыве на перекрестке между Гандади и Селати. Совсем рядом.

Почувствовав его напряжение, Ханна открыла глаза. Первое, что ей бросилось в глаза – столб дыма над домами. И лицо Джона – оно приобрело твердость, глаза быстро обшаривали толпу, просеивали лицо за лицом, деталь за деталью.

– Опять, – устало произнесла она. Голос певицы за окном уверял ее: «День придет, ты с улыбкой проснешься…»

– Взрыв в жилом доме. Тебе придется ехать на такси.

Она молча кивнула, вглядываясь в толпу.

– Обещай, что не полезешь к очевидцам. Не будешь приставать к парням из оцепления. Ты сразу уедешь. Обещаешь?

Высокий смуглый человек шел навстречу. Что-то привлекло ее внимание: шрам, пересекающий лицо, или его странное спокойствие среди возбужденной толпы, или так не свойственная местным жителям свободная, гордая осанка. Толпа расступалась перед ним. Среди тревожного ожидания и страха он покачивал головой и напевал без слов:

День придет,

Ты с улыбкой проснешься.

Свои крылья раскроешь

И взлетишь над землей.

Но, мой милый, пока

Ни о чем не тревожься…

Человек остановился около старенького такси. Перед тем как открыть дверцу, неожиданно взглянул Ханне в глаза. Так и стоял: Ханна медленно проплывала мимо, не в силах оторваться от странного пронизывающего взгляда, а он поворачивал голову, не отпуская ее. У него были голубые глаза и чуточку крючковатый нос. Лицо породистого европейца, если бы не эта смуглость. И не этот ужасный шрам, точно от топора. Внутри незнакомца был ледяной холод.

Она ненадолго зажмурилась, стряхивая наваждение. Подумалось: такое лицо не сразу забудешь.

Джон остановил машину.

– Чертовски неловко все вышло.

Она рассеянно улыбнулась. Ответила машинально:

– Будь осторожен, дорогой.

Человек, севший в такси, не испытывал от холода внутри ни малейшего неудобства.

3

Грета явилась вовремя. Секунда в секунду. Хенрик мог только догадываться чего ей стоила неизменная пунктуальность – в этом бедламе добраться из точки А в точку Б, точно рассчитав время на дорогу, да еще используя местный транспорт, было практически нереально. Слишком много случайных факторов. Полицейские облавы, стихийно вспыхивающие перестрелки, драки мусульман с католиками, часто переходящие в побоища, взрывы, нападения уличных бандитов, неожиданные обстрелы, пробки на узких улочках – да мало ли что. Но Грета всегда являлась вовремя.

Как и договорились, она использовала такси. Машина остановилась сразу за мостом, прижавшись к обочине у магазинчика, где торговали бижутерией и сомнительного вида галантереей.

Он шел, напевая, с удовольствием ощущая в себе силу. Эту же силу чувствовали встречные; люди тут обладали развитой интуицией, сродни звериной – Хенрику уступали дорогу.

Женщина с коротко стриженными темными волосами смотрела из окна проезжающей малолитражки. Их взгляды нечаянно встретились, выражение удивления появилось на ее лице; он остановился, завороженный желтыми искорками в ее глазах. Ухо уловило хрип полицейского радио в машине, он пришел в себя: пора было убираться отсюда.

Он склонился к такси и произнес в открытую дверь:

– Привет, крошка!

Грета Чаммер была размалевана под уличную шлюху.

– Наконец-то, Хосе! – с притворной радостью отозвалась она. – Я уж думала, нас сейчас заметут – вот-вот облава начнется.

– Облава? С чего бы? – удивился он.

– Ты что, не видишь? Опять что-то взорвали.

– А, это… Я решил, какой-нибудь обдолбанный чудик сигарету не потушил.

Он уселся в машину. Окинул водителя – плотного, остриженного наголо негра – подозрительным взглядом.

– Он к тебе не приставал, нет?

– Ну что ты. Конечно нет. Я ему сразу сказала, что еду к своему другу.

Хенрик продолжал разыгрывать дешевый спектакль:

– Нет, пускай он мне сам скажет! Слышь, брат – ты лез к моей крошке? В глаза мне смотри! Я гниль по глазам чую!

Нервничая, водитель покачал головой:

– Да на кой она мне? Мне проблемы ни к чему. Куда ехать-то?

– Ладно. Верю. – Хенрик расслабился. – Давай, брат, двигай на Букит, дом восемь.

– Мы же собирались в ресторан! – капризно протянула Грета. – Хосе, ты обещал угостить меня обедом! У меня с утра крошки во рту не было.

– Купим поесть по дороге, – отрезал он.

За окном медленно поползли назад первые вечерние фонари.

– Ну, Хосе…

– Нет, я сказал! – И, понизив голос, добавил: – Я соскучился.

– Вечно у тебя одно на уме, – скулила Грета.

– Поговори еще… он точно к тебе не лез? Я знаю, такие чуть что – лезут пощупать симпатичных курочек.

Машина вырвалась с перекрестка, сигналя, подрезала мотоциклиста-посыльного с эмблемой магазина на майке и устремилась вверх по сияющей рекламными огнями Мутино. В этот час весь город высыпал на улицы, чтобы наверстать упущенное за день. Низко над домами просвистел лопастями военный вертолет с хищно вытянутой мордой.

По дороге их остановил дорожный патруль. Резко выкрутив руль, таксист ударил по тормозам. Кольца ржавого сетчатого забора, блестя в свете фар, заколыхались перед самым капотом. Патрульный в закрытом шлеме вразвалку направился в их сторону, сняв с плеча тяжелый карабин. Хенрик переглянулся с Гретой, она успокаивающе пожала его локоть.

Темное бронестекло склонилось над дверцей; фары проезжающих машин играли на нем бликами, лицо полицейского виделось мутным пятном. Грета призывно улыбнулась в невидимые глаза, ее чип накачивал воздух флюидами сбесившейся самки.

– Что там, Сомарес? – окликнули патрульного.

– Ерунда. Какая-то шлюха с клиентом.

Он побрел назад, вновь закинув карабин на плечо.

Водитель с облегчением выдохнул:

– Никогда не знаешь, что у них на уме. Что они, что бандиты – един хрен, – пробормотал он, торопясь вырулить с обочины.

Они вышли на темной улице, такси забурчало двигателем, плеснув в них паровым выхлопом.

– Как все прошло? – спросила Грета уже обычным голосом.

Хенрик пожал плечами:

– Нормально. Как всегда. Можешь докладывать об исполнении.

– Ты нервничал в машине.

– Устал.

Они вошли в темную подворотню; здесь их дороги расходились. Грета бросила на него быстрый взгляд:

– Не хочешь расслабиться? – делано равнодушным тоном поинтересовалась она.

Усмехнувшись, он привлек ее к себе:

– Предлагаешь нарушить правила?

– Постой, – она мягко высвободилась.

– Что такое, крошка?

Грета порылась в сумочке, достав влажную салфетку, стерла яркую помаду и излишки грима.

– Теперь можно.

Они с удовольствием поцеловались.

– Лучше уж с тобой, чем с одной из этих вонючих горилл, – сказала она.

Грета была убежденной нацисткой, воспитанницей «Белых пантер».

4

Хенрик помнил, как увидел ее впервые. Шесть лет назад, в июне, на сборном пункте «Доггер», остров Лёсе. В одном строю тогда стояли и парни и девушки. Последних было не меньше трети. Он был здорово озадачен: это что – столько желающих стать егерями? На взгляд тут собралось около пятисот человек. И пузатые военные катера, выкрашенные серым, продолжали подвозить все новые партии добровольцев в сопровождении команд полевой жандармерии.

Солнце припекало. Единственная защита – козырек кепи. Никаких противосолнечных очков. Глаза уже слезились от белого сияния. Плац – огромная, плохо выровненная и посыпанная мелким щебнем площадь, окруженная бараками, – казался мелким из-за скопления людей, одетых в одинаковые светло-оливковые комбинезоны.

Вопреки представлениям об армейских порядках, плац был далеко не чист. Ветер гонял между ног обертки от жевательной резинки и мелкий мусор. Тут и там солнце отражалось от грязных луж: ночью прошел ливень, и теперь земля отчаянно парила, заставляя людей немилосердно потеть. Некоторым не повезло, и они стояли прямо в воде, не решаясь сломать строй. Как Хенрик, к примеру. Было противно чувствовать, как постепенно напитываются глинистой влагой тропические ботинки и липнут к пальцам носки. И еще в горле здорово пересохло, а воду, кажется, никто разносить не собирался.

Лацканы окружающих были усеяны разноцветными значками активистов. Мастера спорта, разрядники, юные снайперы, члены резерва рейхсвера, кандидаты в члены партии «Свободный Хаймат». Вокруг стояли парни из боевого крыла Молодежного союза – братства «Молодые львы». У многих девушек на груди – знаки принадлежности к «Белым пантерам». Глядя на юные целеустремленные лица, выпускник военной школы ощущал себя едва ли не стариком. Опытным и чуточку циничным. Он-то оказался здесь не добровольно. Хенрика просто отобрали среди многих выпускников, выбрали по анкетным данным и результатам тестирования, забыв поинтересоваться его мнением. Он государственное имущество, за годы принудительной учебы ему полагалось вернуть долг родине – десять лет непорочной службы. Как будто он просился в эту чертову школу. Единственное, что он оттуда вынес – расчетливую ненависть к окружающему миру и равнодушие к собственной судьбе. Он сплюнул на плац, вызвав неприязненные взгляды соседей по строю. Клал он на них. Здесь кругом одни только «сливочники», – так парни с подпорченной кровью называли чистопородных арийцев.