Лебеди остаются на Урале - Анвер Гадеевич Бикчентаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ты встряхнись хорошенько, и ледяная крыша сразу лопнет, — хрипло смеется старик, будто кашляет. — Непременно лопнет. Попробуй!
Шаймурат подходит к черной полынье и опускает в нее палку.
— А-ай-ай! — качает он головой, вытаскивая мокрую палку. — Как быстро ты набираешь силу!
Вода пока что не угрожала аулу, но все же надо подождать до утра.
Над Девичьей горой взошла луна и осветила фигуру старика. От буденовки на бревно упала причудливая тень. На ребрах льдин, на трещинах заиграл неверный свет.
Сиди, старик! В старину говорили: тот, кто умеет рассуждать, тот продлевает себе жизнь. Пусть будет так!
…Базары в Карасяе проходили по субботам, в бане парились по четвергам. Старухи боялись молний и шайтана, старики — черных кошек. Если черная кошка пробежит мимо ворот, никто не станет запрягать коней — все равно пути не будет. Многие испытали на себе эту злосчастную примету. Нечего греха таить, Шаймурат тоже был в их числе… Детям внушали страх перед кладбищем. Говорили, будто ночью души умерших слетают с седьмого неба к серым надгробным камням…
Шаймурат еще раз опустил палку — палка почти вся ушла в черную полынью.
— Видишь, прав был я, а не председатель.
Шаймурат продолжает неоконченный спор с беспечным Ясави.
— Мудрый бездельник хуже работящего дурака, — говорит он с укором.
Ему вспоминаются двадцатый и двадцать шестой годы. Тогда Белая налетела на берег, как ураган, и смыла пол-аула.
Кому-то надо охранять аул, покой людей, чтобы не допустить несчастья. Председатель не уйдет из канцелярии. Нет, не уйдет. «Надо взять это на себя, — думает старик. — Никто другой не справится».
Вон молодежь поет, ей нет и дела до Белой. Старик различает голос Камили и Зифы. Звонкие у них голоса, и песня за душу берет. Из парней выделяется Хамит; бойкий парень, буйный, как его отец и дед, и в песне, ничего не скажешь, силен. Хайдар, тот не расстается с гармонью. Прошли парни, и снова старик остался один на один с Белой.
Устроился на бревне под яром: удобно и не дует.
— Ну, Карасяй, спи спокойно. Сам знаешь, на меня можно еще положиться.
3
Пока Шаймурат караулил реку, в бывшей деревенской мечети, теперь превращенной в клуб, жизнь текла своим чередом. Только что сюда пришел Хайдар, известный на всю округу гармонист. Пройдя через весь зал, он сел на стул, поставленный в полукруглой нише, обращенной на восток. Гармошка в трепетной дремоте затаилась на его острых коленях.
Из-под опущенных век Хайдар жадно следил за всеми, кто входил и выходил из клуба. Он будто не замечал девушек, оживленно болтающих возле печи. Казалось, ему нет никакого дела и до Хамита, высокого парня с черными усиками. Резким и властным голосом Хамит рассказывал что-то группе парней, окружавших его. Он умел одеваться: дубленый полушубок, серая меховая шапка, начищенные до блеска сапоги…
Вдруг глаза гармониста потемнели. Он с облегчением откинулся на спинку скрипучего стула. Гармонь издала звонкий звук, как бы глубоко вздохнула.
Все невольно оглянулись на Хайдара и, проследив за его взглядом, дружно повернулись к вошедшим.
В дверях стояли известные всему Карасяю красавицы Камиля и Зифа. Они прислонились к косякам двери, точно проверяя впечатление, которое произвел их приход. Камиля года на два старше Зифы. Это видно по ее степенным движениям и той сдержанности и уверенности, с которой она кивала подругам. Небрежно откинув концы пухового платка, она открыла высокую грудь. Камиля знала — она нравится людям.
Зифу, видно, смущали откровенные взгляды парней. Улыбнувшись, она с укором взглянула на них. «Ну чего вы уставились?» — говорил ее взгляд. Однако надо правду сказать, их внимание ее ничуть не огорчило. Она только чуточку завидовала уверенности подруги.
— Эй, Хайдар, заказываю «Карабай»! — крикнул Хамит, выходя на середину зала.
— А нам что-то не хочется танцевать, — сказала Зифа. — Мы будем петь.
Уязвленный Хамит упрямо повторил:
— Хайдар, ты слышал, о чем я просил?
Все с интересом взглянули на Зифу: уступит или нет?
Она села рядом с гармонистом и, заглянув ему в глаза, ласково повторила:
— Хайдар, мы хотим петь.
В клубе стало тихо; так обычно бывает во время ссоры перед молчаливым отступлением или гневным объяснением. Девушки, до сих пор с любопытством следившие за поединком, громко засмеялись и, подобрав подолы разноцветных юбок, стайкой перебежали к Зифе.
Помрачневший Хамит нарочито громко сказал:
— Ну и пойте без нас!.. Смотрите только, как бы… Айда, ребята!
Несколько парней последовали за ним, а остальные подсели поближе к девушкам. Неожиданно для всех Камиля сказала:
— Никогда у нас не обходится без стычек.
Все заметили, что Камилю расстроила ссора. Завистливые соседки говорят про карасяек:
— Там, где четыре карасяйки, там пять разных мнений!
Вздорность подобных обвинений очевидна. О том, что петь, спорили совсем недолго, не дольше, чем в любом женском обществе. Зифа любила песню «Урал». Камиля предпочитала «Бииш», а девушки с нижней улицы требовали «Караурман». В конце концов решили спеть «Карасяй» — песню о родном ауле.
В разгар песни в клуб вошел, прихрамывая, Кабир.
— Опять то же самое! — недовольно буркнул он, подходя к поющим.
— Ты снова недоволен, — вздохнула Зифа.
Во взгляде его было осуждение.
— Товарищ Авельбаева Зифа, — подчеркнуто сухо произнес он, — вы опять забываете о том, что вы комсомолка. На вашем месте я бы, как член бюро комсомольской ячейки, конкретно нашел более идейное занятие для молодежи.
Кабир — секретарь комсомольской ячейки. Со своими ровесниками он всегда говорит назидательным тоном, явно подражая Ясави Хакимову. Все знали эту слабость Кабира и частенько вышучивали его.
— В подкулачники запишешь? — спросил Хайдар, подмигивая девушкам.
Те прыснули со смеху.
— А пьесу про любовь разрешишь нам ставить? — лукаво спросила Камиля.
Секретарь ячейки, видимо, не собирался продолжать шутливый разговор. Он сухо сказал:
— Авельбаева Зифа, мне нужно с вами, как с членом бюро, конкретно поговорить.
И направился к двери.
Зифа недовольно повела плечами, но безропотно последовала за ним. Девушки проводили их любопытными взглядами.
Выйдя на крыльцо, Кабир сказал шепотом:
— В сельском Совете идет заседание. Еще несколько богатеев раскулачим. Ясави предупредил меня, чтоб комсомольцы были начеку. Кулаки могут пустить «красного петуха». Предупреди Хайдара и других, чтоб были под рукой. Конкретно: ты отвечаешь за верхнюю улицу, а Хайдар — за нижнюю. Будете дежурить до полуночи, а потом мы сменим вас.
— Ладно, — тоже шепотом ответила Зифа.
— То-то, — громко заговорил Кабир. — Распелись тут, словно молодые петухи! — И, снова перейдя на шепот, добавил: — Не разгуливай, допоздна, посиди с кем-нибудь возле своего дома. А Хайдар пусть себе играет. Понятно?
