В первый раз... - Рита Навьер

2

После встречи в парке Ира и вовсе не могла с отцом разговаривать. Увидит его – и сразу стучит в голове: предатель, предатель, предатель.

Когда он был дома, в квартире повисало тягостное удушающее молчание. Давило, словно каменной плитой. Даже мелкий Юрка не приставал к отцу с беспечной болтовнёй, как раньше.

А «рыжую» Ира возненавидела. После того случая она ещё трижды караулила её у дома, прячась на детской площадке. И в третий раз повезло, хоть и пришлось сидеть дотемна. Через освещённые окна подъезда увидела, как та поднялась на второй этаж и вошла в квартиру справа. Выждав несколько минут, Ира поднялась следом. Обычная дверь, обитая чёрным дерматином. Латунный ромбик с цифрой 5.

Теперь известно, где живёт рыжая. Только что с этой информацией делать? Узнала и узнала. Как будто это что-то могло изменить. Позвонить ей и наговорить гадостей? Но чем это горю поможет?

Настроение у Иры вдруг испортилось, вернее, стало ещё хуже. Она почувствовала себя измотанной и опустошённой. Словно цель – выследить, где живёт та женщина, – помогала ей держаться, придавала какой-то смысл. А сейчас опять всё стало тоскливо и беспросветно.

Ночами Ира подолгу не могла уснуть. Обида и злость рвали душу. Слезы жгли веки, но плакать было нельзя – Юрка мог проснуться, он спал чутко.

Утром Ира сама себе не нравилась, даже в зеркале, которое висело в ванной. А в нём она всегда казалась очень хорошенькой. Особенно если встать полубоком и слегка улыбнуться. Теперь как ни вставай – лицо серое, какое-то больное, глаза припухшие, тусклые и улыбка вымученная.

В школе тоже скатилась. Вообще, она и раньше не сильно блистала, однако и в хвосте не плелась. Числилась в середнячках, но крепких, тех, что ближе к хорошистам. Ей вечно говорили: вот если бы старалась… Но старания ни при чём, это всё из-за химии и физики. Они не давались ей никак, хоть исстарайся до смерти.

А теперь даже и по тем предметам, по которым никогда не было проблем, Ира умудрилась нахватать троек. Ещё и классная, Людмила Константиновна, на неё взъелась. На последнем уроке минут десять ее отчитывала.

"Сплошные тройки!"

Как будто у неё одной. Полкласса таких, а то и хуже.

"Постоянно не готова!"

А как тут готовиться, когда откроешь учебник, а вместо параграфа так и видишь ту рыжую с папой под ручку.

"Пассивная, инертная, в жизни класса никакого участия не принимает!"

Жизнь класса, жизнь класса… тут в своей бы жизни разобраться.

***

Как Ира ни щадила чувств матери, скрывая от неё ту рыжую, как ни тешила надежду, что папина блажь вскоре пройдёт – всё зря.

Отец увяз в этих новых отношениях так, что ему, похоже, было уже на всё плевать. Если поначалу он придумывал для матери какие-то отговорки, пусть и шитые белыми нитками, то сейчас уходил и приходил, когда вздумается, не утруждая себя и малейшими предлогами. И появлялся со своей рыжей везде, больше не скрываясь.

Ну и конечно, сразу нашлись добрые люди – увидели и доложили.

Ира как раз вернулась с первомайской демонстрации. Устала так, что с ног валилась.

Юрка, глядя на сестру, фыркнул и протянул:

– Поду-у-умаешь. Устала она. Вот я устал – я в комнате убрал, пока тебя не было. И мусор вынес. Мама велела.

Ира снисходительно улыбнулась, ласково потрепав его по вихрам: глупенький. Первоклашки на демонстрацию не ходили, но попробовал бы он отшагать семь километров до главной площади, да ещё и с транспарантом, сделать круг, а потом обратно полпути так же – пешком. Потому что из-за праздника дороги перекрыли, и автобусы доезжали только до кольца и сразу обратно, а троллейбусы и вовсе не ходили. Так что четыре остановки пришлось идти самой, да и потом в автобус еле втиснулась. Впрочем, настроение всё равно было приподнятое, в кои-то веки.

Пока шли по празднично украшенным улицам города огромной пёстрой колонной с шарами, плакатами, флагами под звуки бравурных маршей, льющихся из динамиков, она и думать забыла про отца и вообще про всё плохое. Одноклассники смеялись и шутили. Одуряюще пахло черемухой – весна в этом году выдалась ранняя. И даже солнце светило как-то радостно и безмятежно. Все вокруг заряжались друг от друга бодрым ликованием, и в душе откуда-то взялась легкость и почти уверенность, что всё будет хорошо.

Однако стоило прийти домой, как весь этот запал моментально угас. Дома было тоскливо. Казалось, сами стены уже впитали в себя унылый дух и тягостное ожидание беды.

А ближе к вечеру к ним примчалась соседка со второго этажа, Лариса. Как всегда заполошная, она звонила, не отпуская кнопку, будто пожар. И ворвалась в тесную прихожую вихрем, запнулась о Юркины кеды и чуть трюмо не свернула, толкнув его широким бедром, так, что мамины богатства – «Дзинтарс»* и «Быть может»**, и Ирина «Прелесть»*** – попадали, как раненые бойцы.

Затем они с матерью закрылись на кухне.

Раньше Ире и в голову бы не пришло подслушивать, даже неинтересно было бы, о чём там эта Лариса так спешила сообщить, но сейчас дурное предчувствие буквально взвыло сиреной, и Ира не смогла удержаться. Отправила Юрку гулять во двор, а сама прильнула к стене, поближе к кухонной двери, даже дышать перестала, чтобы ничего не упустить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍