Роль в сказке для взрослых или "Таланты и Полковники" - Георгий Полонский

- Гуго не приходил? - спросила бабушка.

- Нет-нет, моя ласковая, отдыхайте…

- Мы там играли в слова с мальчиком садовника, - сообщила она, не подозревая, конечно, что здесь идет тоже игра в слова, но не забавная ничуть и опасная. - В коротенькие… на последнюю букву и чтобы только про еду. Я сказала "кекс", а мальчик - "сыр". Тогда Гуго говорит "ром". А дальше я плохо придумала, не такое коротенькое: "маслина". И они меня исключили. А я больше не знаю. "Мандарины"? Тоже не подойдут… "Макароны"? Нет. Ума не приложу.

- Восемьдесят восемь лет, - счел нужным объяснить Вич.

- Может быть, "мед", сеньора? Или "мак"? - предположил Филипп.

Вич был восхищен:

- Браво! Вы в своей компании!

- Спасибо, чудесно, - у бабушки Изабеллы отчего-то потекла слеза. - "Мед" и "мак"! Только не забыть, пока Гуго там ходит… неизвестно где… Очень большое помещение… Вы правы: "мед" или "мак", "мед" и "мак"… Как я не догадалась?

8.

С обожанием глядел на девочку еще один принадлежащий ей зверь - мощный дог мраморной черно-белой масти; его звали Вергилий. Сама девочка придирчиво рассматривала себя в зеркалах, между тем, как Кармела завершала работу с ее прической.

Но полно, девочка ли это? Это принцесса! На ней было вечернее платье, наверняка сделанное одной из самых почтенных фирм континента. И наверняка в одном экземпляре! Знаток понял бы сразу: кутюрье и портнихи отнеслись к этому каливернийскому заказу в духе чрезвычайной ответственности; к счастью, она не сковала их фантазию… Президент, будь он даже капризнейшим сутягой, расплывется в довольстве! Жаловаться не на что: платье выглядело достойным обрамлением юной прелести его дочурки, его единственной и ненаглядной…

Принцесса сказала довольно сурово:

- Вот есть выражение: "на волоске держится". Это про тебя!

- Почему? - не столько языком, сколько бровями спросила Кармела: во рту у нее была заколка с бриллиантом.

- Ты держишься на моих волосах. Только! Если б не эти твои способности парикмахерские, - ты пасла бы коз за тыщу миль отсюда! В таком особом месте - уж я постаралась бы! - где нету совсем молодых козлов в брюках, где ими даже не пахнет!

Кармела промолчала, лицо ее осталось невозмутимым.

- Ладно, я не злюсь уже… мне в такой день грешно! - и девочка запела:

Падре,

я скажу вам все, как было…

Падре,

я учителя любила…

Вергилий встал и бдительно уставился на дверь - за несколько секунд до того, как с той стороны постучали.

- Ну, кто еще?

- Это я, необычайная, всего лишь я, - в зеркале отразился Вич. И отступил, словно громом пораженный… - Мой бог… Брависсимо! Колдунья… Наш мини-Шекспир - вот увидите! - получит нокаут уже в первом раунде!

- Слушайте, майор Вич! - резко обернулась к нему девочка и нехорошо оскалилась. - Ну ведь ничего же вы не смыслите в театре! Откуда вам знать, кто "мини" там, а кто "макси"?!

- Молчу, молчу! Он титан. Гений!

- Нет, и этого от вас не требуется. Вот я же не лезу в ваш спорт и в вашу политику! Зачем вы оставили его? С кем?

- Ваша бабуля развлекает его.

- Что?! Вы издеваетесь или как?

- Бабуля, как известно, неуправляема. Пришла и села. Так что я за вами, - других авторитетов для нее нет… Они сейчас играют в "коротенькие слова" с вашим сказочником.

- В какие еще… коротенькие?! О, Боже… Вергилий, за мной!

9.

- Добрый вечер, сеньор Ривьер. Простите, что вам пришлось наш маразм потерпеть… сейчас я избавлю вас… Вот, познакомьтесь пока с моим Вергилием…

Непросто было переваривать эти впечатления, причем - разом, одновременно: громадный, мрамором отливающий, очень бдительный дог… плюс главное - махаон, экзотическая бабочка в сильном увеличении, каковой показалась ему хозяйка в этом платье… Плюс - тот факт, что она - в нежном, слишком нежном возрасте, ребенок в общем-то… А еще бросалось в глаза, что она напряжена, взволнована - то ли обязывающее платье надето впервые, то ли он, Филипп, вызвал такой пятнистый румянец, такую экзаменационную - пан или пропал! - приподнятость, даже браваду, которой, однако, не хватает на прямую встречу взглядов, тут она - пас… И никак не получалось забыть, отбросить гипотезу о том, что все последние перемены к лучшему в его судьбе как-то связаны с этой девочкой, похожей на махаона! Перенасыщенность впечатлениями породила у Филиппа деревянную скованность. А тут еще "сама доброта" 88-летняя,плачущая беспричинно и светло…

- Топай к себе! - говорила ей внучка прямо в ухо. - А то мы тебе помешаем, ты - нам… давай-давай, ба!

Бабушка Изабелла не торопилась.

- К собаке твоей я уже стала привыкать… Но теперь еще эта кошка - она ужасная! Я не имею покоя, я все время прислушиваюсь…

- Ничего она тебе не сделает, держись подальше - и все. За Гуго, за Гуго держись… По сто раз в день друг друга теряете, - надоедает… Ну повеселей шагай, ба, ты ведь можешь…

Тут старуха и вовсе остановилась, чтобы похвалить Филиппа:

- Твой друг симпатичный. Мы возьмем его в нашу игру - Гуго, я и мальчик садовника… Как вы сказали? "Мак" и… что?

- "Мак" и "мед", сеньора.

- Да-да, спасибо, чудесно. Вы уже скоро закончите портрет внучки? - пожелала узнать бабушка Изабелла, дотронувшись до подрамника, обтянутого холстиной, - от любопытства посторонних, наверное.

- Ты путаешь все, сеньор не пишет портретов, это другой… Ну все, привет…Дальше Вергилий тебя проводит.

Дополнительной команды псу не понадобилось. Он пристроился к старухе, к темпу ее, и она опасливо опиралась на его могучую, отливающую мрамором спину.

А девочка приблизилась к Филиппу:

- Они с дедом уже в печенках у меня! В игру они вас возьмут!… Ну, здравствуйте. Я - Мария-Корнелия.

И подала ручку. Он догадался поднести ее к губам, поднес и - улыбнулся. Но у девочки было не просто серьезное - торжественное выражение глаз.

- Спасибо, что приехали.

- Не за что: меня привезли.

- Да? - она озадаченно сдвинула брови. - Но они прилично себя вели или…

- О! С японской учтивостью, - заверил Филипп.

- Слава богу. Потому что вообще-то они, конечно, невежи.

Не то усмешка, не то судорога исказила одну половину его лица.

…Память услужливо выдала - как на диапозитивах - кадры семимесячной давности: уводили Бруно… Вот они барабанят в дверь. Бруно не успел продеть в пуловер одну руку и будто машет левым крылом, когда бежит к черному ходу. Но там тоже они, в этих стальных галстуках, двое… Не то за попытку улизнуть, не то за какое-то слово, за фразу - они разбивают ему лицо: бьют лицом о подоконник. Туда пытается прорваться Лина, но ее запирают в ванной. И спасибо: если б она видела, то ребенок в ее чреве был бы убит, задушен ее нечеловеческим криком. Пуловер с летающим рукавом весь в крови. Еще секунда - и Филиппа вырвало бы прямо на пол; и все же он видел, он запомнил: на лицах этих людей из Легиона надежности никакой личной ярости не было. Один щелкнул пальцами, обращаясь к Филиппу: "Полотенце бы. Или простынку…" Так мог просить врач или санитар, но попросил этот - профессионал противоположного цеха! Думал он, конечно, о том, чтобы не замарать чехлы в машине. А разве не мог на его месте быть тот, кто угощал Филиппа холодной апельсиновой по дороге сюда, в лимузине из гаража президента?

- Почему вы стоите? - уже не в первый, видимо, раз спросила девочка, похожая на махаона.

- Благодарю, - он сел. Между ним и ею оказался столик с питьем и сладостями, названия коих лишь смутно припоминались Филиппу…

- Я буду манго, а вы? Хотите "Лакрима Кристи"?

- "Слезу Христа"? - недоверчиво и почти испуганно перевел он эту винную латынь. В прежней жизни, на одном банкете после премьеры его усиленно соблазняли такой бутылкой; он устоял тогда, и вот опять…

- Нет, не надо.

- Да вкусно очень! - рассмеялась она. - Обязательно попробуете! Но потом, когда мы уже… - последовала запинка и гримаска, означавшие поиск слова, - когда мы уже поладим. Если такое пить сразу, то это уже отчасти поддавки.

- Заинтригован, - сказал Филипп.

- А я так и хочу! Как вы думаете, могли мы встречаться раньше?

- Едва ли… Не представляю. Где же?

- Вам кажется, - у нас ничего общего? А вот было! И еще больше будет! - она отхлебывала из бокала и в упор его разглядывала, возбужденно довольная тем, что он сбит с толку, и тем, что у нее полно сюрпризов для него!

10.

Как ни странно, мы не пропустим почти ничего из беседы этих двоих, если временно оставим их и последуем за новым персонажем.

Он упоминался уже: это старый Гуго, отец Главы государства, супруг бабушки Изабеллы; выглядел он моложе и резвее ее, а маразм, иногда его настигавший, большого доверия не заслуживал, это скорее уловка была тактическая, чем недуг. Вот только нервы у старика развинтились вконец! Больные нервы. Гуго искал свою благоверную в этом большом, хитро спланированном помещении и наткнулся на дверь, в которую ему было нельзя: на ней стояла буква Z, означавшая категорическое табу, - внушения на этот счет не уставали повторяться. Тем интереснее было!