Очищение и восстановление организма народными средствами после туберкулеза - Алевтина Корзунова

Туберкулез был самым обычным заболеванием в городах Европы в первой половине XIX вв. Каждая пятая смерть была вызвана именно этим заболеванием. Однако в то время чахоточный вид даже вошел в моду. Дамы до невозможности затягивались в корсеты, пили уксус для томной бледности и закапывали экстракт белладонны в глаза для лихорадочного блеска. Было связано много поверий с излечением туберкулеза. Например, считалось, что при коронации короли Англии и Франции приобретают способность излечивать эту так называемую королевскую болезнь одним своим прикосновением.

Основные медицинские школы средневековья (в Салерно и Париже) были подвержены влиянию арабской медицины. Но к тому времени появилось множество других серьезных болезней, и туберкулезу стали уделять меньше внимания. Подходы к лечению чахотки в те времена были очень разнообразны: от религиозных до магических и эзотерических.

Ренессанс был эпохой расцвета информационного обмена и создания учебных центров и университетов. В целом ничего нового в области туберкулеза не было открыто, но зато появилось больше возможностей обмениваться знаниями и медицинскими трудами. Иеронимус Фракасториус из Вероны настаивал на своих выводах об инфекционной природе туберкулеза. Хотя эти предположения делались и задолго до него, их не всегда принимали во внимание вплоть до XIX в., пока они не были наконец-то подтверждены научным открытием Коха. Но об этом вы сможете узнать на страницах моей книги чуть позже.

XVIII в. также принес некоторый прогресс в области изучения туберкулеза. Например, практикующий врач из Бордо Пьер Десолт, прекрасно понимая инфекционную природу туберкулеза, первым установил, что инфекция передается со слюной и мокротой. Но в то же время он полагал, что определенную роль в развитии болезни играют наследственные факторы. Однако к концу столетия прогресс в изучении туберкулеза явно замедлился. И это было обусловлено не столько отсутствием заметных открытий, сколько инертностью и грузом медицинских традиций, а также слепым преклонением перед идеями, передаваемыми медицинскими светилами. К примеру, в то время активно практиковались кровопускания, еще более истощавшие и без того обессиленных туберкулезных больных.

2. Туберкулез на страницах литературных произведений и в исторических свидетельствах

Лорд Байрон, Ф. М. Достоевский, Ф. Шопен, В. Г. Белинский, А. П. Чехов, Ф. Дзержинский – все они страдали туберкулезом. И этот список можно продолжать бесконечно.

Я хочу привести вам пример течения этой болезни и отношения к ней окружающих людей с которым столкнулся Фредерик Шопен, композитор-романтик, основоположник польской музыкальной классики.

Жизнь Шопена сложилась трагически. Он родился в Польше, прожил в ней 20 лет, а потом был вынужден уехать жить в Париж, тоскуя по Родине. Композитор заболел туберкулезом в возрасте 16 лет. Благодаря воспоминаниям французской писательницы Жорж Санд, с которой Шопен вступил в свободный союз в 1836, до наших дней дошли факты об этом периоде его жизни. Осенью 1938 г. Шопен и Жорж Санд с ее детьми предприняли большое путешествие на остров Мальорка и поселились в главном его городе Пальме. «Я в Пальме, – пишет Шопен, – среди пальм, кедров, кактусов, олив, померанцев, лимонов, алоэ, фиговых деревьев, гранатов, и т. п. Небо, как бирюза, море, как лазурь, горы, как изумруд, воздух, как на небесах. Днем солнце, все ходят по-летнему и жарко; ночью – гитары и пение по целым часам». На Мальорку Шопен приехал, чтобы лечиться от туберкулеза. Он упоен любовью, жизнью, природой. Но это продолжалось недолго. Его хрупкий организм, ослабленный непрестанным творческим горением, с трудом мог переносить неустройство, отсутствие необходимых условий. Именно с такими обстоятельствами пришлось столкнуться на Мальорке. К этому прибавилась сильная простуда, которая осложнилась кровохарканьем. Доктор, который осматривал композитора, сообщил хозяину гостиницы о заболевании постояльца. Шопен не ожидал враждебного отношения со стороны жителей острова. Вскоре его выгнали из гостиницы, а хозяин к тому же взыскал с них убытки по ремонту занимаемого ими дома. Вынужденные покинуть Пальму, Шопен и Жорж Санд с детьми пытались уехать с острова. Но перевозчик, узнав о заболевании, отказался транспортировать Шопена и его вещи. Они пересекли остров и приплыли в Барселону на корабле вместе со свиньями. В Барселоне хозяин гостиницы предоставил кровать, которую потом сожгли по требованию местной администрации. После этого на некоторое время Шопен и Жорж Санд остановились в Марселе, а лето провели в имении писательницы Ноане. Здесь здоровье Шопена восстановилось, и осенью 1839 г. они вернулись в Париж.

Теперь, благодаря недавно найденной фотографии, сделанной за два или три года до смерти Шопена, мы знаем, как он в действительности выглядел: рано состарившийся человек с выражением лица, свидетельствующим о болезненности и изнуренности; с черными локонами, прикрывающими лоб. Он по-прежнему много работал и выступал с концертами. 28 августа состоялся его концерт в Манчестере, через некоторое время в Глазго, затем, в начале октября, – в Эдинбурге, а 31 октября Шопен возвратился в Лондон. Обессиленный болезнью, но движимый патриотическим чувством, он выступил на ежегодном польском балу, устроенном 16 ноября 1848 г. Это было последнее появление Шопена перед публикой. В конце ноября Шопен вернулся в Париж. Оставшийся год жизни был медленным угасанием. Последнюю радость Шопену доставил приезд сестры Людвики, которая неотлучно оставалась подле него до самого конца.

В ночь с 16 на 17 октября 1848 г. Шопена не стало. Он умер от туберкулеза на руках своей сестры. Ему было 39 лет.

Великий русский писатель Антон Павлович Чехов тоже болел туберкулезом. Можно сказать, что он без достаточной серьезности относился к своей болезни, чахотке, которая, по всей вероятности, началась у него после Сахалина. В своих путевых записках об острове Сахалине Чехов пишет, что «…На долю болезней дыхательных органов приходится одна треть умерших. Взрослые на Сахалине подвержены чахотке в сильной степени; здесь она самая частая и самая опасная болезнь. Больше всего умирают в декабре, когда на Сахалине бывает очень холодно, и в марте и апреле; меньше всего – в сентябре и октябре. Опасности умереть от чахотки на Сахалине подвержены наиболее всего возрасты 25–35 и 35–45 лет. Большинство умерших от чахотки – каторжные. Вот это-то преобладание рабочих возрастов и каторжных дает право заключить, что значительная смертность от чахотки в ссыльной колонии зависит главным образом от неблагоприятных условий жизни в общих тюремных камерах и непосильной тяжести каторжных работ, отнимающих у рабочего больше, чем может дать ему тюремная пища. Суровый климат, всякие лишения, претерпеваемые во время работ, побегов и заключения в карцерах, беспокойная жизнь в общих камерах, недостаток жиров в пище, тоска по родине – вот главные причины сахалинской чахотки».

Биографы Чехова, среди которых уже набралось немало квалифицированных медиков, недоумевают: почему столь квалифицированный врач так долго не мог разглядеть у себя чахотки, симптомы которой давно наблюдал. Почему не лечился, не обращался к специалистам и т. п. Если собрать все мемуарные свидетельства и многочисленные высказывания Чехова в письмах о своей болезни, то становится ясно, что о ней он знал, а все отговорки о «желудочном» кашле и отсутствии «совокупности признаков» – лишь для родственников и друзей.

Чехов знал о своей болезни, но считать себя больным не хотел. «Лечение и заботы о своем физическом существовании внушают мне что-то близкое к отвращению, лечиться я не буду». Как врачу ему было ясно, что лечебный режим туберкулезного больного исключает творческую работу – во всяком случае в тех формах непрестанного напряжения, как это было у него. Выбор делался вполне сознательный. И лечиться он начал только тогда, когда состояние стало катастрофическим.

В Москве, 21 марта 1897 г., когда Чехов намеревался отправиться в Петербург по делам, ему сделалось плохо. На следующий день недомогание усилилось, а Чехов не предпринимает мер, хотя началось кровохарканье. Болезнь в корне меняла всю жизнь Чехова. Отныне он каждодневно думает о ней, хотя в спокойной, подчас в полушутливой форме сообщает о ее грозных приступах в письмах. Он то находится в своей усадьбе в Мелихове, то едет в Ялту, то уезжает за границу в Париж, Ниццу, Биарицце. Здесь ему значительно лучше.

Женитьба на О. Л. Книппер, происшедшая 25 мая 1901 г., была, конечно, обретением того, кого Чехов искал всю жизнь. Но это было позднее счастье. Он уже хорошо знал, что умирает. И Ялта оказалась не совсем благоприятной для его легких, и в Мелихове нельзя было жить. Отсюда метания: то кумыс в Башкирии, то опять Ницца.

В мае 1904 г. в Москве Чехов простудился: началось обострение плеврита, боль в ногах. Врач предписывает ему ехать на курорт в Германию, и Чехов отправляется в Баденвейлер. Там он сначала почувствовал себя лучше, мечтал даже о путешествии по Италии, а возвращаться в Ялту хотел через Константинополь. В письмах он уверяет своих родных, что здоровье его улучшается. Но даже небольшие прогулки с женой в Баденвейлер он должен был совершать в экипаже.