По имени Ветер - Александра Васильевна Миронова

разлиты здесь на километры вокруг. Жизнь словно замирала и очень сильно отличалась от сумасшедшего ритма бурлящего начала двадцатого столетия.

Впрочем, наслаждались Николай и Софья красивейшими местами недолго. Грянула революция, Николай Второв трагически погиб, собственность его была национализирована, но, к счастью, не уничтожена, а сохранена рачительным председателем местного колхоза и превращена вначале в Дом культуры, а затем в элитный санаторий.

В мутные девяностые, когда колхоз медленно загибался без молодежи, массово рванувшей в город, в затерянную в вехах перемен Софиевку явился внук Николая Второва, названный в честь деда – Николя.

Выросший во Франции, куда подался в эмиграцию его отец, и плохо говорящий по-русски, месье Торо тем не менее сумел договориться с нужными людьми и получить семейное гнездо в единоличное пользование.

Во Франции месье Торо сумел сколотить впечатляющее состояние в сахарной промышленности. Он не скупился на ремонт особняка, дотошно следуя фотографиям из семейного архива и многочисленным дневникам, оставленным бабушкой и отцом. Но жить в нем он так и не стал. Оказалось, что божоле нуво и свежие круассаны, а также вид на Эйфелеву башню прописаны в его генетическом коде куда более глубоко, чем зов предков, родные березки и зимородки.

Спустя пару лет владелец отбыл во Францию, а дом принялся ветшать и постепенно разрушаться. Месье Торо нанял местного хранителя, чтобы предотвратить вандализм на время своего отсутствия. Как дань уважения предкам он планировал наведываться сюда периодически со своими детьми и внуками. Но вскоре он тяжело заболел и, будучи большим поклонником творчества Яна и посетив все его представления во Франции и окрестных странах, решил завещать отечественную недвижимость своему кумиру. Прекрасно понимая, что состоятельный Ян сможет позаботиться о наследстве почившего дедушки куда лучше, чем его французские отпрыски.

По словам врачей, Ян, недавно прошедший очередной курс реабилитации, отчаянно нуждался в смене обстановки. Именно поэтому решение о вступлении в наследство было принято так быстро. Ян, вдохновленный приближающимися переменами, казалось, снова вернулся к жизни, а Есения вместо радости сжималась от ужаса – что готовит ей будущее? Впрочем, ей самой были непонятны эти страхи. Разве может с ней произойти что-то более ужасное, чем то, что уже произошло?

Ветер

Голова была тяжелой. Он в очередной раз проклинал себя за то, что вчера пошел на поводу у Тины и выпил слишком много. Хотя, кажется, у них был повод. Какой именно, вспомнить он сейчас не мог.

Сознание возвращалось вместе с ноющей головной болью, пульсирующей в такт резким звукам. Даже шум льющейся воды и радостное пение Тины, доносившееся из душа, действовали раздражающе, хотя обычно ему нравилось слушать ее мурлыканье по утрам, оно умиротворяло. Но не настолько, чтобы сделать его неотъемлемой частью своей жизни.

Ветер пошарил рукой по тумбочке в тщетной попытке обнаружить телефон. Тот нашелся сам – упав на пол от неловкого движения владельца и возвестив о своем существовании громким «бум».

– Черт, – буркнул Ветер и рывком сел.

Он не любил разлеживаться в постели, всегда быстро просыпался, вскакивал, переключался с одного действия на другое и уносился вдаль, соответствуя своему прозвищу.

Подняв телефон с пола и в сотый раз пообещав себе купить защитный чехол, Ветер увидел, сколько сейчас времени, и принялся оглядываться в поисках одежды. Та, как всегда, нашлась в совершенно неподходящих местах – вспомнить бы, что именно они вчера делали с Тиной, в результате чего его джинсы нашлись на ручке двери, ведущей в ванную, – а вот футболка отыскалась почему-то за мягким креслом, стоящим в углу уютной спальни. Один носок лежал возле входа в комнату (он что, раздеваться начал с носков?), но второй так и не обнаружился.

– Ты куда это? – Тина появилась на пороге бесшумно, завернутая в полотенце, с мокрыми волосами и блестящей от воды кожей. Аппетитная, манящая. Желание плескалось через край.

– В магазин опаздываю, – натягивая футболку шиворот-навыворот, замечая это и тут же стягивая ее, отрапортовал Ветер.

– В душ сходи хотя бы, – фыркнула Тина и одним движением сбросила влажное полотенце на пол. – Или давай вместе сходим.

Ей отчаянно не хотелось, чтобы Ветер улетал. В одно мгновение тоска стала острой и ужалила где-то в области сердца. Вот бы он задержался, пускай на час, да хотя бы на пять минут. Возможно, боль отпустит и станет легче дышать?

Но Ветер лишь качал головой и старался не смотреть на крепко сбитое тело Тины, которое знал слишком хорошо еще со школьных времен.

– Не могу, надо магазин открывать! – Отчаявшись отыскать второй носок, он подошел к Тине, чмокнул ее куда-то в макушку и сам поморщился от собственного несвежего дыхания. – Я только зубы почищу, душ дома приму.

Отодвинув верную подругу от двери, Ветер выскользнул в коридор и просочился в девичью розовую ванную, пахнущую чем-то приторно-сладким. Схватил свою зубную щетку (ее купила сама Тина в очередном приступе тщетной надежды, что когда-нибудь он станет пользоваться этой щеткой регулярно).

С отвращением глянув на себя в зеркало, Ветер принялся энергично чистить зубы, а Тина, нагая, зашла вслед за ним, обняла, прижавшись всем телом и тихонько, по-бабски, подвывая, спросила, уже предчувствуя ответ:

– На ужин сегодня придешь?

Ветер плеснул в лицо холодной водой. Схватил первое попавшееся под руку полотенце, растер лицо и, не глядя, пристроил полотенце на место.

– Прости, не могу. – Он снова чмокнул Тину, но в этот раз в щеку, немного смазав поцелуй, потому что она подставила губы, а ему действительно нужно было бежать. И спустя несколько секунд будто растворился в воздухе, словно легкий порыв, дуновение. Тина схватила полотенце, все еще хранящее его запах, уткнулась в него лицом и горько разрыдалась.

Есения

В старом доме все звуки были обострены до предела. Несмотря на высокие потолки и толстые стены, казалось, что где-то в соседних помещениях живут люди. Дышат, перешептываются, спорят, танцуют и даже поют. Иногда до Есении доносились отголоски этой тайной жизни, и она каждый раз вздрагивала, отчаянно пытаясь отыскать для себя логическое объяснение. Это просто сквозняк, старая дверь, расшатавшаяся рама. В доме только они с мужем и Светлана с Машей. Но те приучены работать молча.

За несколько часов Есения успела осмотреть только основные комнаты на двух этажах и никак не могла сложить впечатление, нравится ли ей в доме или нет. В ходе осмотра выяснилось, что особняк пострадал от пожара (этот факт нотариус, занимавшийся вопросами наследства, отчего-то забыл упомянуть). Видимо, в холодную пору бездомные, в отсутствие хранителя, захотели тут перезимовать, замерзли и решили согреться, устроив костер в одной из комнат и раскочегарив его с помощью антикварной мебели.

В некоторых комнатах следы пожарища