Далекий выстрел - Леонид Семин

На траве все больше появляется красных рачьих панцырей. Пирует тамборская ватага!..

— Завтра, ежели будет ладная погодка, я за тобой приеду, — шепчет Леньке Куцый. — Махнем за жерехами, а хошь, с бреднем пойдем карасей в затопях баламутить. Ух, и много их там. Кишмя кишат! Только, чур, смотри, никому об этом…

— Хорошо, — кивает Ленька и восхищенно смотрит на Куцего. «Добрый он, Леонтий Михайлович. И зачем его прозывают Куцым…»

История одной темной ночи

Утром Леньку мучают сомнения. Уговаривались ведь ребята выйти спозаранку поработать в овощеводческой бригаде Мити Хвостикова. И вот в первый же день обманет их Ленька — приехал за ним Куцый. Он стоит на крыльце, громко разговаривает с бабушкой.

— Толку от ихней работы не будет. Хороший дождь нужен. А его нет. Все теперича погорит. Вон какая жара! Ее ведром воды не зальешь.

Но бабушка не сдается. Она велит Леньке не отставать от товарищей.

Куцый трясет бородой. Вспомнив, что старуха богомолка, заводит другую речь, и голос его становится вкрадчивым, мягким:

— А внук у тебя отменный. Хочу ремеслу обучить его. Ага, обучу. Вот те крест, — он снимает картуз, неумело, размашисто крестится. — Увидишь, парень сам будет невода, сбрую чинить. А раки от него не уйдут…

Лицо бабушки светлеет.

— Ну, поезжай уж, — разрешает она внуку.

Пока едут, Куцый молчит, сосредоточенно смотрит вперед, объезжая рытвины и кочки.

Первые километры, когда отъехали от Тамбора, на сердце у Леньки тоскливо: обидятся на него товарищи, а Филя поколотить может. Ведь он, Ленька, слово давал. И каждый из их ватаги давал слово. Потом ходили в правление колхоза.

Председатель похвалил их и распорядился, чтобы каждому был отведен участок. Так и сказал:

— Личный участок каждому отвести.

И вот теперь Ленька обманывает всех. Кто будет поливать его участок? Выпалывать сорняки, рыхлить землю?..

Но чем дальше уезжают, тем Леньке словно бы легче становится. Он думает о предстоящей рыбной ловле. За Черным озером он никогда еще не бывал. А затопи, в которых кишмя-кишат караси, ему и не снились. Куцый знает, где водятся жерехи. Не пустым вернется Ленька домой. Обрадуется бабушка. А ребятам он объяснит, как все дело вышло. «Подумаешь, один лишь день пропустил…»

Долго едут по берегу Черного озера. Оно длинное, а вода в нем обыкновенная, и Леньке непонятно, отчего же это озеро называется Черным?

Спрашивает у Куцего.

— Гнилых коряг в нем много, — отвечает тот и прибавляет скорость. — А вон и моя хибара!

За мелколесьем виднеется маленький домик, обнесенный частоколом.

— У вас и огород есть?

— А как же. Есть.

Останавливая мотоцикл возле изгороди, Куцый оборачивается к Леньке, подмигивает:

— У меня такое есть — ни у кого в Тамборе нету… — Он доверчиво кладет руку на узкое Ленькино плечо. Ленька хочет спросить, что же у него есть, но не решается. А Куцый, словно догадавшись, понижает голос:

— Я бы показал, да проговоришься ты, дурно выйдет.

— Нет, честное слово… — робко бормочет Ленька и чего-то пугается, какой-то страх вдруг закрадывается в его душу. Странный все-таки человек Леонтий Михайлович.

— Не проболтнешь, покажу, — обещает Куцый. Глянув на оконце домика, повелительно кричит: — Эй, Параня! Где ты?.. Гостя привез, завтракать нам подавай!

Выбегает женщина с сонными выпуклыми глазами, недоуменно смотрит на Леньку и тотчас снова скрывается в сенцах.

— Погоди малость, — бросает хозяин и тоже уходит в домик.

Ленька опускается на скамейку, приспособленную на двух высоко спиленных пнях, ждет. Вскоре Куцый возвращается. Но что это у него в руках? Ленька во все глаза смотрит, затаил дыхание.

— Видал, какая штука?

— Ручной пулемет? — приглушенно спрашивает Ленька, приподнявшись со скамьи.

— Да ты сиди, никто нас тут не увидит. Не пулемет, автомат это. Хошь стрельнуть?..

Ленька растерянно смотрит на автомат. Он никогда не стрелял, даже из простого ружья. Вот его, Ленькин, отец пострелял за свою жизнь!..

Мальчик даже зажмурился от волнения, не может поверить себе, что все это происходит не во сне. Ведь он так мечтает научиться метко стрелять!

Был Ленькин отец известный охотник. Никто в Тамборе, да и в ближайших других деревнях, не мог сравниться с ним в меткости. На областных и даже республиканских стрельбах он был одним из лучших стрелков. Ленька смутно помнит, как отец приезжал из большого города с покупками, как рады были его возвращению все дома, как поздравляли его с успехами односельчане… А на войне Ленькин отец стал снайпером. В конце войны погиб.

— Ну, что задумался? — посмеивается Куцый. — Понимаю. Хочешь стрельнуть, а не умеешь. Так? Так. Будем дружить, научу. Могу даже ружье тебе купить… Я тут тебе еще тако-ое покажу, ахнешь!

Вдруг улыбка сходит с его лица. Он недоверчиво смотрит мальчику в глаза:

— А верно, что не проболтаешься, а?

— Вот честное слово!

— Простому не верю. Дай пионерское.

— Честное пионерское… — лепечет Ленька.

— Ну, вот это другое дело. Смотри, Ленок… Нельзя про автомат никому болтать — обоим нам влетит. Ведь я тебя, стрелять надумал выучить…

— Стрелять?! — у Леньки захватило дух.

— Ага. Могу снайпером сделать. Хошь? Факт, хошь, вижу. Только погоди мал-маля. Вот кое-какие дела закончим, тогда стрелять будем. Выучишься, век благодарить будешь.

Куцый закуривает, положив автомат рядом с Ленькой.

— Ты, конечно, подумал, — продолжает он, — почему я не сдал оружие. Подумал? А вот почему: был я, Ленок, партизаном. Дали мне добрые люди оружие и научили стрелять врага… И вот однажды добыл я себе в бою с фашистом новый автомат. Вот этот самый. — Куцый гладит вороненый ствол и вздыхает. — Сколь я прошел с ним вместе, сколь отвоевал… И теперича никак не могу расстаться. Замест брата али сына он мне. Понял?

— Понял, — взволнованно отвечает Ленька.

— Вот и жалко отдавать. Но все-таки придется. Думаю как-то раз: обучить бы хоть какого дельного мальца стрелять из этого оружия, а потом уж и сдать. Присматривался к ребятам, узнал, что твой папаня был снайпером отменным… вот и остановился на тебе. Вижу, ты самый честный и самый смелый. Хорошо тебе будет, когда, скажем, случится война. Ты уже стрелок настоящий. Спросят, кто тебя обучил? Леонтий Михайлыч, скажешь. А как войны не будет, в армию все одно возьмут служить, лучшим солдатом станешь с первого же дня. Почему? Потому как автоматом владеешь. У меня и ружье есть. Я вначале-то из него тебя стрельбе обучу. Это проще. Эй, Параня, готово ли? — вдруг спрашивает он.

— Пожалте.

На столе жареная рыбина, облитая маслом, пахнущая жареным луком. Ленька от волнения даже не узнал своего вчерашнего налима. Толстыми ломтями нарезан хлеб. В тарелке — соленые волнушки. Посередине стола бутылка водки и две рюмки: одна большая, другая маленькая. Куцый наливает сначала большую, потом подмигивает Леньке и наливает маленькую. Ленька густо краснеет, невнятно бормочет:

— Не умею я, дядь Леонтий. Никогда не пробовал.

— А ты попробуй, не бойся, — смеется Куцый. — Разом проглоти, и все тут.

Ленька поднимает рюмку, вдыхает в себя воздух, словно собирается нырять, и льет водку в рот. Глотает, но поперхнулся и закашлялся, крутит головой.

— Ничего, ничего! — восклицает Куцый. — Эй, Параня, гляди-ко! Умеет! Ай да ты, ай да я, ай да мы с тобой!

Он берет кусок рыбины, кладет Леньке в тарелку. Тычет вилкой в соленые грибы, поучает:

— Вначале, как выпил, грибком закусывай, грибком.

После завтрака, который показался Леньке невероятно долгим, Куцый берет какие-то шнуры с крючками, два сачка, жерлицу, вставные уключины. Леньке дает нести весла и сплетенный из ивовых прутьев садок.

— Айда за жерехами!

Спускаются с обрыва. Пырша здесь намного у́же, чем у деревни. Течение сильное, вода так и рябит, так и крутит вьюнками.

Бросив все в лодку. Куцый говорит:

— Сейчас так помчим, как все равно на самом быстроходном катере. Смотри, не качай лодку, сиди смирно…

Отталкивается от берега. Течение тотчас подхватывает дощаник. Ленька сидит на перекладине, завороженно смотрит вперед. В голове туманится, все как будто происходит во сне. Хорошо с Леонтием Михайловичем. Страшновато, правда, но хорошо!

Течение заметно усиливается. Лодка стремительно мчит вперед. Река все глубже зарывается в берега, словно хочет уйти под землю. Берега обрывистые, каменистые, безлюдные. Огромные глыбины висят над водой. Кажется, вот-вот оборвутся и упадут, придавят лодку, запрудят реку.

— Э-гей, берегись! — предупреждает Куцый, глядя куда-то вначале вверх, а потом прямо перед собой, мимо Леньки. — Только не шевелись, смотри… Вдвоем тут я еще ни с кем не ездил…