Кольцо ведьм - Будимир

Тогда я не мог самостоятельно ответить на поставленные жизнью вопросы. Это был тупик. Кто мог мне помочь? «Только Добрыня» — думал я. Но, к сожалению, я не знал, как его найти. Я не мог ему написать, Добрыня не дал мне своего адреса. Он говорил, что у него нет дома. У меня даже не было его фотографии, Добрыня отказывался фотографироваться. Остались одни воспоминания, а человек исчез, как дуновение ветра.

Стремление вырваться из создавшейся ситуации у меня возрастало, и я внезапно для себя нашёл отдушину, которая дала мне силы не поддаться системе.

Как-то раз, когда я бестолково просиживал в кабине автомобиля, мне в голову пришли строчки:

Тяжёлый, крепкий сон слепил твои глаза.И страха цепь сковала тебе руки.Боишься ты, что мир твой разорвёт грозаИ ты не вынесешь свободы сладкой муки.

Мне захотелось тут же, пока не забыл, записать их. Я стал искать бумагу. И, найдя какой-то старый, помятый клочок, записал. А когда написал первое четверостишие, появилось продолжение:

Твой самый страшный враг живёт в тебе.Не стоит с ним мириться.Иначе непременно быть беде.С бедою счастья в жизни не добиться.

Поверь себе, сорви оковы рабства.Не вспоминай про страх и с песней в путь.И лишь в борьбе ты вступишь в братствоСвободы, радости и счастья, а страх со злом забудь!

У меня возникло впечатление, что слова сами собой складываются. Будто не я придумываю стихотворение, а кто-то диктует мне, я лишь читатель и именно для меня оно предназначено. Это была подсказка, помощь, которую я так долго ждал. Осознавая это, я воспрял духом и стал постоянно держать в своей кабине блокнотик. Как только ко мне приходила рифма, я тут же её записывал и развивал в полноценный стих.

Теперь я жил будто в двух мирах. В первом я пытался осмысленно прочувствовать своё положение, то есть положение раба системы. Во втором мире я на этого раба глядел со стороны и раскладывал его существование в системе на рифму. Это была увлекательная игра воображения, она меня забавляла. В результате я отстранился от роли раба и стал, может быть, громко сказано, но всё же поэтом. Настал момент, когда я понял — система меня, по крайней мере, здесь, на базе, не сломает. Раб системы внешне, я остался человеком, движущимся к свободе. Тем не менее, окончательно вырваться из-под власти системы мне не удавалось. Я был ещё очень слаб.

ГЛАВА 2

К МОРЮ

Прошёл год, как я вернулся из армии. Мне тогда исполнился двадцать один год. Отработав одиннадцать месяцев на автобазе, я наконец-то дождался своего отпуска. Мне давно очень хотелось отдохнуть на побережье Чёрного моря. В детстве я раза три бывал на черноморских курортах. У меня остались самые светлые впечатления об этих поездках. И вот после сложного трудового года появилась возможность полностью отключиться от своих проблем. Ничего не делать, а просто загорать. Море меня манило своей экзотичностью. Хотелось кардинально сменить атмосферу. Я думал о путешествии. Мне никогда не приходилось вот так, самостоятельно поехать за тысячу километров от дома и оказаться в незнакомой местности. Мне было интересно полюбоваться южными ландшафтами, полазить по горам, поплескаться в прозрачной прохладе воды.

Я решил поехать в Крым, в Феодосию, выбор мой пал на этот город, потому что там жил мой армейский друг — Саша Усачёв, мы служили с ним в одном взводе и вот уже год как вели друг с другом переписку. Он приглашал к себе, но я не сообщил ему о своём приезде. Мне хотелось встречу с ним превратить в приятную неожиданность. Зная его стеснённые условия проживания, задерживаться у Саши я не собирался, тем более что он недавно женился, и у них в семье родился сын. Не думаю, что моё пребывание у друга скрасило бы молодой паре и без того нелёгкую жизнь.

Я купил билет на поезд, взял с собой рюкзак, палатку, котелок и всё то необходимое, что нужно для дикого проживания на берегу моря. Меня ожидала тридцатишестичасовая поездка в Крым.

Ехать к морю на поезде мне было приятно, несмотря на ужасную жару, стоящую в вагоне из-за не открывающихся окон и по-летнему тёплой погоды. Предвкушение скорого отдыха на черноморском побережье приятно щекотало душу. Подъезжая к месту назначения, я с нетерпением всматривался в окно, не желая пропустить тот миг, когда впервые появится море. И вот оно, светло-голубое возле берега, тёмно-зелёное, почти чёрное — у горизонта. Оно искрилось на солнце, маня к себе кажущейся беззаботностью. Поезд под конец своего пути, будто нарочно, еле плелся, дразня своих пассажиров, «черепахой» проезжая мимо пляжей. Расслабленные люди, которых я лицезрел через окно вагона, создавали атмосферу непередаваемого словами отдыха. Такое ощущается только возле летнего моря. Мне хотелось поскорее окунуться в эту атмосферу. И действительно, стал чувствовать, что медленно, но уверенно погружаюсь в неё. Оранжевое настроение охватило меня, и мир тоже окрасился в оранжевый цвет.

На перрон высыпали в нетерпении пассажиры, наконец-то дождавшиеся окончания поездки, их тут же стали обрабатывать предприимчивые таксисты и владельцы комнат под отдых.

Мне спешить было некуда. У меня на руках был Сашкин адрес. Было ещё утро, и я, не торопясь, решил добраться до него пешочком. Заодно и посмотреть город. Я сдал рюкзак в багажное отделение и налегке вышел на привокзальную площадь. Посреди неё возвышался памятник Ленину. Памятник как памятник, таких тысячи по всему Советскому Союзу. Да только здесь, среди отдыхающих, облачённых в шлёпки, майки и шорты, Владимир Ильич в тёплом пальто выглядел как-то не к месту. Я понимал, что ваять вождя в плавках было бы политически неприлично, но можно было бы найти какой-нибудь компромисс и облачить его, к примеру, хотя бы в рубаху. Впрочем, мысли о вожде пролетариата недолго будоражили моё сознание. Я с жадностью рассматривал феодосийские улочки и постройки. Мне казалось, здесь встретился Запад с Востоком. Мешанина стилей, мешанина людей. Беззаботность поглотила меня, я шёл и впитывал здешнюю ауру. Вскоре начались небольшие частные домики. Узкие извилистые улочки то поднимались в гору, то опускались, создавая тем самым особый колорит этих мест. Мне пришлось опросить с десяток представителей местного населения, прежде чем удалось найти улицу, где проживала Сашина семья.

Калитка оказалась запертой.

— Сашка! — крикнул я.

Из постройки во дворе вышла девушка с ребёнком на руках. Она не спеша подошла ко мне и сказала:

— Саши нет дома, он на работе. А вы кто?

— Я его друг, мы вместе с ним служили, в одной роте.

— А… Да, Саша мне рассказывал о тебе, — она улыбнулась. — Меня зовут Оксана, я его жена.

— Саша писал о тебе, — парировал я.

— Он работает недалеко отсюда. Ты его легко найдёшь. Я бы и сама показала дорогу, но… — Оксана кивнула головой на ребёнка. — Артёмка засыпает, и мне надо уложить его спать.

Оксана подробно рассказала, как найти дорогу к работе Саши. И действительно, долго не плутая, я подошёл к кухне какого-то военного санатория. На задворках у служебного входа в белом поварском костюме и колпаке сидел Сашка и курил. Ничего не придумав лучше, я решил его напугать и, подойдя сзади, насколько можно суровым голосом произнёс:

— Это что за курение такое, когда суп убегает?

Сашка лениво повернул голову (видимо, ему было глубоко на всё наплевать) и хотел было удостоить меня презрительным взглядом, уже сделал для этого подобающее лицо, но увидев, кто перед ним стоит, подскочил и бросился мне на шею. Судя по его реакции, он был очень рад встрече со мной.

— Подожди здесь, сейчас я постараюсь побыстрей освободиться. Мне не терпится с тобой поговорить, — он скрылся в чёрном проёме кухни, откуда шёл адский жар, усугубляемый ещё и жарой на улице.

Я присел на то место, где сидел Саша. Ждать пришлось недолго, минут пятнадцать. Саша, уже переодетый, с улыбкой выскочил на улицу.

— Пошли, — сказал он, — познакомлю с моей женой. Знаешь, какая она у меня?

— Да. Я её видел.

— И как?

— Красивая!

— Ты знаешь, все мужики на неё засматриваются.

— Смотри, чтобы не увели!

— Не уведут, не отдам!

Болтая ни о чём, мы незаметно добрались до его жилища.

Артём спал. Мы тихо прошли на кухоньку. Подошла Оксана. Саша с нежностью обнял её.

— Вот так мы и живём, — сказал он, — своего угла пока нет. Снимаем здесь две комнатки и кухню. Ну ничего, для жизни хватает.

Покушав супчик, мы с Сашей пошли на пляж. Оксана с Артёмкой осталась дома, я попрощался с ней, так как возвращаться мне уже не было смысла. Направляясь к морю, мы шли через какую-то никак не вяжущуюся в моём сознании с черноморским курортом промышленную зону, пересекали железнодорожную линию, со всех сторон нас окружали чудовищные железобетонные конструкции. Пока мы шли, болтали о жизни, о планах. Делились своими впечатлениями о послеармейской жизни. Выяснилось, что и у Саши столь радужная в армейских, солдатских мечтах гражданская жизнь очень быстро превратилась в тягучую бытовуху, где сложность постоянного выживания заставляет впрягаться в лямки, чтобы тащить тяжкий груз повседневных забот. Мне показалось, будто Саше было вдвойне сложнее, чем мне, ведь у него семья, маленький ребёнок, их надо было каким-то образом содержать, да ещё и снимать жильё, а какую могут платить зарплату молодому повару? Не думаю, что этой зарплаты было им достаточно для жизни.