Одиночество вдвоем - Файона Гибсон

Он ответил и назвал номер своего телефона так, как будто был завален по уши работой.

— Привет, Джонатан? Это Нина, по объявлению: «Нина, одинокая душа. Нина, доведенная до отчаяния». — Язык не слушался, выделывал странные экстравагантные движения, наполняя рот слюной, словно мое тело обладало свойством отжиматься самопроизвольно.

— Рад слышать вас. Представляю, сколько писем вы получили. Я даже не надеялся на звонок.

— Раньше я никогда этого не делала, — выпалила я.

— Я тоже. Тогда почему…

Мне пришлось сказать, что часто приходится разъезжать и иметь дело в основном с женщинами. Это соответствовало истине. Затем добавила, кривя душой, что хотела расширить свой круг знакомых.

— Тон вашего объявления довольно доброжелательный.

Ну вот, так и знала, предложила себя, как щенка. Осталось весело похвастать, что у меня домашняя выучка и что я редко оставляю без внимания оказавшихся в затруднительном положении незнакомцев. Но я одернула себя, решив, что сейчас не самый лучший момент, чтобы шутить с незнакомым человеком. Вместо этого я сказала:

— Двадцати слов недостаточно, чтобы продать себя. Вас, наверное, волнуют мои физические достоинства: рост, цвет волос, приятная ли у меня внешность… — Я пожалела о том, что сказала. Теперь он спросит, как я выгляжу. (Ответ готов: пять футов и один дюйм, видимо, оттого, что во время беременности моя мать постоянно курила сигареты «Ламберт и Батлер». Мутные глаза с нечетко выраженными красивыми крапинками янтарного цвета. Достаточно? Уточнять размеры бюста, талии, бедер, наверное, преждевременно?)

Он добродушно рассмеялся.

— Я бы не стал говорить об этом, как о желании продать себя. Хотя сказано здорово. Я бы охотно встретился с вами, Нина. Может быть, зайдете, вместе пообедаем.

Я не могла промолвить ни слова, словно мне заклеили рот блестящей клейкой лентой, засунули в шкафчик под раковиной между чистящими средствами марки «Брилло» и жидкостью «Тойалет Дак» для чистки туалета.

— Я бы предпочла пойти куда-нибудь в кафе, если вас устроит.

— Отлично, выбор за вами. Я почти никуда не хожу.

Я представила себе этакого нормального человека, сидящего дома с закрытыми шторами.

— Знаете «Джино» на Олд Комптон-стрит? (Когда-то этот ресторанчик был заурядным итальянским кафе, сменившим за один год нескольких владельцев. Там до сих пор столы накрыты моющимися лунно-звездными скатертями, а из бетонного фонтана уныло течет вода.)

Он сказал, что знает, хотя я могла бы поспорить, что это не так.

— Как мы узнаем друг друга?

— У вас есть моя фотография.

— О’кей, я подхожу к вам, и мы узнаем друг друга.

— С нетерпением жду этого.

Найти его не составило труда. Кроме официанта, который расставлял розовые гвоздики в вазы, и Джонатана, в зале никого не было. Я заранее продумала нашу встречу. Уверенно вхожу, на лице радостная улыбка, никаких поцелуев во избежание неловкого столкновения головами и нанесения черепно-мозговых травм.

Увидев меня, он встал, приятно улыбаясь, как будто встретил двоюродную сестру. Улыбка та же, что и на фотографии. Она словно говорила: «Все отлично. Во мне нет ничего необычного или нервирующего. У меня отсутствуют странные любовные привязанности, и я не собираюсь хватать ваши руки под скатертью».

Не успела я снять куртку, как появился официант с поджаренными овощами на шампурах, которые он принес по собственной инициативе. Пока мы ели, официант от безделья занимал себя бессмысленной работой: расставлял баночки с солью и перцем на свободные столики и протирал мокрой тряпкой спинки красных металлических стульев. Он нервно озирался, как будто с минуты на минуту должен ворваться судебный исполнитель, чтобы конфисковать заляпанную жиром кофеварку. Время от времени его взгляд загорался надеждой, когда кто-то из прохожих останавливался, чтобы почитать ламинированное меню, выставленное в окне, на котором витиеватыми зелеными буквами написано: «Траттория Джино». В зале за столиком только одна пара, похожая на двоюродных брата и сестру. Они с детства поддерживают близкие отношения, любят друг друга и изредка встречаются в этом ресторанчике. Они приходят сюда в понедельник — в этот день цены не такие высокие.

Я заказала форель, так как мне понравилось невесомое и ненавязчивое звучание этого слова. В моем теле отсутствует датчик состояния голода. Джонатан пришел в крайний восторг при слове «форель», но вежливо отказался и предпочел грудку цыпленка, которую заливал грязный на вид соус. Значит, в чем-то мы явно расходимся.

Вместе с форелью принесли большое блюдо, на котором чего только не было: ломтики сливы и дольки апельсинов неловко утыкались в груду молодого лука; свекла из жестяной формочки сочилась в русский салат.

Мы говорили о районах Лондона, которые любили или ненавидели. Я, как и моя форель, ощущала особую легкость, разве что кости у меня были немного потяжелее. Когда Джонатан узнал, где я живу, он, отчаянно вгрызаясь зубами в цыпленка, произнес: — «Интересный район».

— И перспективное место, — солгала я.

Он рассказал, что выгодно купил недвижимость в районе Восточного Лондона, который граничит с моим. В нем расположены две пивные, увеселительный клуб и потрясающий тайский ресторан, отпускающий обеды на дом. Там, где жила я, был только бакалейный магазин, таксопарк и странный склад, заваленный старыми швейными машинками.

Джонатан употреблял фразы вроде «положить начало карьере» и «долгосрочные капиталовложения». Я не стала говорить, что арендую квартиру, что этажом выше живет довольно странный мужчина, приехавший из города Данди с горластой восточноевропейской овчаркой. Она имеет обыкновение носиться без присмотра среди наваленной в холле рекламной «макулатуры». Творожный пудинг Джонатана слегка подрагивал под своей желтоватой коркой. От переживаний мне было не до пудинга. Мой живот сократился до размера кормового боба.

Любопытная физиономия появилась в круглом дверном окне «траттории». Бросив взгляд на пудинг, человек помчался дальше к новому, сразу завоевавшему популярность заведению, находившемуся через два дома, где фотомоделям и студентам модельного бизнеса подавали за общий веселый стол лапшу быстрого приготовления. Покидая кафе, я увидела, как между ножками красного стула проскользнула мышь и нырнула под крышку золотистой щербатой батареи. У двери нам преградил дорогу официант с обглоданным и покрытым слизью стеблем гвоздики, который он заботливо взял из вазы и протянул мне.

— Желаю вам приятно провести остаток вечера, — сказал он, словно напутствуя нас.