Том 7. Стихотворения - Федор Сологуб

«Отвори свою дверь…»

  Отвори свою дверь,И ограду кругом обойди.  Неспокойно теперь, —Не ложись, не засни, подожди.

  Может быть, в эту ночьИ тебя позовёт кто-нибудь.  Поспешишь ли помочь?И пойдёшь ли в неведомый путь?

  Да и можно ли спать?Ты подумай: во тьме, за стеной  Станет кто-нибудь звать,Одинокий, усталый, больной.

  Выходи к воротамИ фонарь пред собою неси.  Хоть бы сгинул ты сам,Но того, кто взывает, спаси.

«Суровый друг, ты недоволен…»

Суровый друг, ты недоволен,  Что я грустна.Ты молчалив, ты вечно болен, —  И я больна.

Но не хочу я быть счастливой,  Идти к другим.С тобой мне жить в тоске пугливой,  С больным и злым.

Отвыкла я от жизни шумной  И от людей.Мой взор горит тоской безумной,  Тоской твоей.

Перед тобой в немом томленьи  Сгораю я.В твоём печальном заточеньи  Вся жизнь моя.

Медный змий

Возроптали иудеи:«Труден путь наш, долгий путь.Пресмыкаясь, точно змеи,Мы не смеем отдохнуть».

В стан усталых иудеевИз неведомой землиВереницы мудрых змеевУтром медленно ползли.

Подымался к небу ропот:«Нет надежд и нет дорог!Или нам наш долгий опытНедостаточно был строг?»

Рано утром, в час восхода,Голодна, тоща и зла,В стан роптавшего народаРать змеиная ползла.

И, раздор меж братьев сея,Говорил крамольник злой:«Мы отвергнем Моисея,Мы воротимся домой».

Чешуёй светло-зелёнойШелестя в сухой пыли,По равнине опалённойЗмеи медленно ползли.

«Здесь в пустыне этой пыльнойМы исчахнем и умрём.О, вернёмся в край обильный,Под хранительный ярём».

Вдруг, ужаленный змеёю,Воин пал сторожевой, —И сбегаются толпоюНа его предсмертный вой.

И, скользя между ногамиСтарцев, жён, детей и дев,Змеи блещут чешуями,Раззевают хищный зев,

И вонзают жала с ядомВ обнажённые стопыИх враждебно-вещим взглядомОчарованной толпы.

Умирали иудеи, —И раскаялись они.«Моисей, нас жалят змеи! —Возопил народ. — Взгляни:

Это — кара за роптанье.Умоли за нас Творца,Чтоб Господне наказаньеНе свершилось до конца».

И, по слову Моисея,Был из меди скован змей,И к столбу прибили змеяОстриями трёх гвоздей.

Истощили яд свой гостиИ, шурша в сухой пыли,Обессиленные злостиВ логовища унесли.

Перед медным изваяньемПреклоняется народ,И смиренным покаяньемМилость Божию зовёт.

«Твоих немых угроз, суровая природа…»

Твоих немых угроз, суровая природа,  Никак я не пойму.От чахлой жизни жду блаженного отхода  К покою твоему,И каждый день меня к могиле приближает  Я каждой ночи рад,Но душу робкую бессмысленно пугает  Твой неподвижный взгляд.Лесов таинственных ласкающие сени,  Немолчный ропот вод,И неотступные и трепетные тени,  И неба вечный свод, —Враждебно всё мечте и чувству человека,  И он ведёт с тобойОт самых древних лет доныне и до века  Непримиримый бой.Но побеждаешь ты, — последнего дыханья  Подстерегая час,Огнем томительным напрасного страданья  Ты обнимаешь нас.

«В поле не видно ни зги…»

В поле не видно ни зги.Кто-то зовёт: «Помоги!»  Что я могу?Сам я и беден, и мал,Сам я смертельно устал,  Как помогу?

Кто-то зовёт в тишине:«Брат мой, приблизься ко мне!  Легче вдвоём.Если не сможем идти,Вместе умрём на пути,  Вместе умрём!»

«Опять сияние в лампаде…»

Опять сияние в лампаде,Но не могу склонить колен.Ликует Бог в надзвёздном граде,А мой удел — унылый плен.

С иконы тёмной безучастноГлаза суровые глядят.Открыт молитвенник напрасно:Молитвы древние молчат, —

И пожелтелые страницы,Заветы строгие храня,Как безнадёжные гробницы,Уже не смотрят на меня.

«Забыв о родине своей…»

Забыв о родине своей,Мы торжествуем новоселье, —Какое буйное весепье!Какое пиршество страстей!

Но всё проходит, гаснут страсти,Скучна весёлость наконец;Седин серебряный венецНосить иль снять не в нашей власти.

Всё чаще станем повторятьСудьбе и жизни укоризны.И тихий мир своей отчизныНам всё отрадней вспоминать.

От злой работы палачей

(Баллада)

Валерию Брюсову

Она любила блеск и радость,Живые тайны красоты,Плодов медлительную сладость,Благоуханные цветы.

Одета яркой багряницей,Как ночь мгновенная светла,Она любила быть царицей,Её пленяла похвала.

Её в наряде гордом тешилАлмаз в лучах и алый лал,И бармы царские обвешалЖемчуг шуршащий и коралл.

Сверкало золото чертога,Горел огнём и блеском свод,И звонко пело у порогаПаденье раздроблённых вод.

Пылал багрянец пышных тканейНа белом холоде колонн,И знойной радостью желанийБыл сладкий воздух напоён.

Но тайна тяжкая мрачилаБлестящей славы дивный дом:Царица в полдень уходила,Куда, никто не знал о том.

И, возвращаясь в круг весёлыйПрелестных жён и юных дев,Она склоняла взор тяжёлый,Она таила тёмный гнев.

К забавам лёгкого веселья,К турнирам взоров и речейВлеклась тоска из подземелья,От злой работы палачей.

Там истязуемое тело,Вопя, и корчась, и томясь,На страшной виске тяготело,И кровь тяжёлая лилась.

Открывши царственные руки,Отнявши бич у палача,Царица умножала мукиВ злых лобызаниях бича.

В тоске и в бешенстве великом,От крови отирая лик,Пронзительным, жестоким гикомОна встречала каждый крик.

Потом, спеша покинуть своды,Где смрадный колыхался пар,Она всходила в мир свободы,Венца, лазури и фанфар.

И, возвращаясь в круг весёлыйПрелестных жён и юных дев,Она клонила взор тяжёлый.Она таила тёмный гнев.

«Келья моя и тесна, и темна…»

Келья моя и тесна, и темна.Только и свету, что свечка одна.

Полночи вещей я жду, чтоб гадания  Снова начать,  И услыхатьЗлой моей доли вещания.

Олово, ложка да чаша с водой, —Всё на дощатом столе предо мной.

Олово в ложке над свечкой мерцающей  Я растоплю,  И усыплюСтрах, моё сердце смущающий.

Копоть покрыла всю ложку мою.Талое олово в воду я лью.

Что же пророчит мне олово?  Кто-то стоит  И говорит:«Взял же ты олова, — злого, тяжелого!»

Острые камни усеяли путь,Меч изострённый вонзился мне в грудь.

«Порою туманной…»