Генератор времени - Геннадий Прашкевич

Оказалось, он тут на стоянке плавсредств искал удобный катер для переброски на остров Хреновый сотрудников и сотрудниц одного мощного строительного предприятия. Корпоратив, весёлые посиделки, всё такое. «Так что, не спрашивай, что Родина может сделать для тебя. Лучше спроси, что ты сам можешь сделать для Родины?»

Через полчаса Цезий проникся к Смирнову самыми дружескими чувствами и (после очередных ста граммов) вызвался лично показать ему остров, который все почему-то называли Хреновый. Всё равно ему хотелось проверить нанимаемую посудину. С этим согласился и совладелец посудины, по совместительству капитан и боцман — тот самый сухонький неприметный с бородёнкой Федосеич. Всё интересовало пытливый ум Федосеича: приглубые и поверхностные течения, изрезанность местных берегов, степень посещаемости указанных берегов, флора и фауна, слухи и сплетни, особенно про дев речных. «Я слышал, их хватаешь, а толку никакого. Их лапаешь, а рука как сквозь туман проходит…»

Смирнов прислушивался.

Чего ж не побывать на острове?

Осмотрится, прикинет, что к чему, и через пару дней вернётся на остров уже один — с палаткой, с ситом, с сапёрной лопатой, с фонариком. Он, конечно, не знал, как надо правильно искать старинные золотые монеты, особенно украшенные его собственным профилем, но был уверен, что сообразит. Непременно сообразит.

Дева опять же. Зачем её лапать? Ты её правильно попроси.

Благодаря мастерству Федосеича дошли до острова быстро.

Пришвартовалось в бухточке, там, где на берегу торчали осыпающиеся руины древнего кирпичного строения. За прибитой к камням огромной сухой корягой медленное течение раскручивало мутные шапочки пены.

«Ты это знай. Я из рода шаманов. Чувствую тонко».

Закрепив это в мозгах Смирнова, Цезий ушёл за дровами.

С непривычки (Федосеич невдалеке забросил удочку в воду) Смирнов развёл костёр до небес, как на пионерском слёте. Стало хорошо. Стало уютно. А когда стемнело и чёрные тени загадочно заколыхались за пределами освещённого круга, вернулся к костру Цезий. Дров принёс немного, но вид у него был всклокоченный, будто лазал по оврагам. Может, что искал? Бог с ним, всё равно не нашёл. А вот Федосеич принёс крупного колючего судака.

Смирнов от критики всё же не удержался:

— Федосеич, зачем тебе борода? Почему не бреешься?

— А у меня девушки нет, для которой бриться.

— Ну, брился бы сам для себя.

— Сам для себя я пиво пью.

Так ответив, Федосеич занялся судаком.

Он сразу решил запечь судака в глине, но нужной глины на песчаном берегу не нашлось, Федосеич обмазал судака грязью. Рыба только что не смеялась от щекотки. Зато получилось так вкусно, что Федосеич по своей воле принёс с борта заначку — литровую бутыль мутного цвета. Со значением объяснил: «Сам настаивал. Исключительно на ягодах. Чистая, как слеза».

Чьи могли быть такие мутные чистые слёзы, Федосеич не пояснил, а ягоды по вкусу очень напоминали волчьи. Хотя какая разница? Разговор у костра всё равно получился. Хороший добрый долгий разговор, как положено у друзей. Цезий в основном упирал на тонкое чувственное восприятие окружающего, а Федосеич настаивал на приоритете рыбной кухни.

Оба выбора Смирнов одобрил.

И в итоге впал в некое беспамятство.

И вот сейчас во всём пытался разобраться.

Ну, отстал он ночью от Цезия и Федосеича. Ну, ушли они, наверное, на своём плавсредстве на материк, таков расклад, что поделаешь? Но опять, опять всплывало в памяти: дева речная. Она-то была?.. Или не было никакой девы?.. Гладко подобранные волосы, зеленоватые глаза. Нет, была, была. Или всё же приснилась?.. Иначе как бы остался на острове?

И как унять головную боль?

«Безответственное поведение некоторых высокопоставленных сотрудников».

Серая вода, серый жар, песок такой же серый, с утра горячий. На сером фоне всё казалось одинаково серым. Пытаясь унять томящую и стреляющую головную боль, Смирнов пытался представить, как выглядели в реальности все эти неизвестные апостолы-свидетели из списка.

Борисов В. И., наверное, толстяк, бородища, как у старообрядца, каким ещё быть Борисову В. И.? Свидетельствует исключительно молчаливым наклоном большой головы, всегда с уважением. Желонкина Света — лиса хитрая. Такая, знаете ли, хорошо прожившая жизнь девушка средних лет. Лицо остренькое, недавно развелась с мужем. Хмельницкий С. — бывший полковник. Это однозначно! Только про Етоева А. трудно сказать. Может, он интеллигент в первом колене? Зато вот Барыгин Ц. И. Этот, ясный день, работает охранником, голос низкий, коптит небо, правда, без фанатизма. Ну, ещё Охлопьев Ф. Ф. Не знаю, кто такое. Лонгинов И., — почему-то без отчества. Заточий Клавдий. Этот, на спор, с бабьей мордой, себе на уме. А Заточий Л. — или брат его, или сестра. Про Никонову Л. нечего и говорить? Куда такой податься, как не в бухгалтерию? У Ларионова даже инициалов нет, наверное, в пьяной драке отбили. Опять же, Крюков Ф. Д. Этот, может, и не дурак, но всё равно не он, нет, не он написал толстую книгу «Тихий Дон».

Думалось с утра тяжело. Даже очень.

Это в кабинете академика Будкера шутки шутили.

Прямо при сёстрах шутили, при миленьких шустрых младших научных сотрудницах по фамилии Хомячки — Лере и Люсе. Академик при них, наверное, сильно добрел и раскрепощался. Вот, дескать, в воду не пойду, пока не научусь плавать. К чему такое? Шутки шутками, но неизвестный доброжелатель указывал: «привожу только вопиющие факты». Тогда, в год доноса, почему-то пришло в голову Смирнова, почти сорок лет назад, много говорили о близком конце света. Ну, там календари майя, нервные гадальщицы, шведские предсказатели, французские вырожденцы, однополые браки. Судя по намёкам неизвестного доброжелателя, разговор в кабинете академика Будкера мог идти и об умении плавать, и о конце света. Двум сёстрам вместе тогда и сорока не было, а известному академику перевалило за семьдесят.

Вот вам и проблема времени. Решать, решать надо проблему. А то писали в доносе: однажды откроется бетонная плотина, и мутная обская вода с рёвом хлынет на город, на берега, — неведомое обнажится.

Правда, в этом месте неизвестный доброжелатель («полностью преданный нашему развитому обществу человек») начинал путаться, чего-то не договаривал. Не указывал, например, какое это там неведомое обнажится? Не сестёр же Хомячков — Леру и Люсю — имел в виду? Хотя, вообще-то, народ наш любит неведомое. Огород вскопать, двор прибрать, конюшню вовремя почистить или дров нарубить — на это обычно у народа времени не хватает, а вот обсуждать неведомое, глубокие шурфы бить в поисках волшебных кладов — на это время всегда найдётся. Потому, в свою очередь, пугал академик Будкер миловидных сестёр Хомячков, в наших огородах и водятся в основном улитки.

Не совсем обычные, конечно.

И название у них не совсем обычное.

Название необычных улиток академик (судя по доносу) произносил с некоторым иностранным акцентом: krknpk. Сразу понятно, что не простые, ох не простые это улитки, может, вообще инопланетные захватчики. Солнечным ветром заносит таких в земную атмосферу из космоса, и с дождевыми каплями выпадают они на земли и океаны.

И сразу начинают расти. Назначение у них такое: стать гигантскими.

Стать по-настоящему гигантскими и захватить всю нашу благодатную планету.

Это счастье, что на Земле улиток krknpk сразу же активно поедают отечественные птицы и рыбы. Не успевают улитки вырастать до гигантского размера. Но всё равно когда-нибудь эти ужасные инопланетные улитки нас поработят, пугал миловидных сестёр академик Будкер. И вас поработят, гражданин Ларионов, пусть вы и без инициалов, и вас, Желонкина Света, и вас, бывший полковник, и всех других уцелевших свидетелей, и даже вас, да! — и вас! — молодые сёстры Хомячки.

Никаких исключений!

Смирнов смиренно спустился к мутной воде.

Страдая, присел на кривую корягу у кирпичных руин.

Жарко. Тихо. Неподалёку торчала из заиленного песка заполненная водой старая чугунная ванна. Заплесневела. Тоже проблема времени. Краем глаза заметил: под корягой шевельнулась рябая тень.

«Щука?» — спросил.

Если и щука, всё равно не ответила.

Рядом матерчатая лента валялась в грязном песке.

Сочетание черни и золота смотрелось торжественно, даже празднично, но почему-то вызывало дрожь. Смирнов встал, поёжился (на жаре-то) и опять прошёлся по пустому берегу, оглядывая очертания далёкого зелёного материка. Сжал гудящую голову ладонями (интересно, на какой всё же ягоде настаивал Федосеич свой напиток?) и вспомнил к случаю майора Тихомолова, который в химическом отделе Управления прославился тем, что изобрёл мощное похмельное средство, специально для вооружённых сил. Мечтал массово поставлять «Средство Тихомолова» («СТ») в вооружённые силы, но что-то там не дотянул, не доработал документы, заявки, экспертизы, короче, не пробил стену бюрократии. А зря. Потому что «СТ» не просто снимает головную боль — «СТ» вообще сразу и напрочь отбивает тягу к тому, что человек пил накануне. Скажем, нажрался прапорщик У. палёной водки, умирает от разлива негативных чувств, а тут — «Средство Тихомолова»! И голову вылечил, и к палёной водке больше никогда не прикоснётся. Майор свои эксперименты тоже начинал с простых напитков, только потом перешёл на всякие другие, более сложные, а уже за ними — ром, виски, бренди, ликёры, портвейн, вермут; прошёл майор огромную дистанцию и теперь перебивался исключительно на квасе и на воде, из Управления уволился.