Взрослые игры - Тереза Тотен

Меня ничто не остановит.

22 сентября, вторник

Кейт

Полудохлый компьютер загружался целую вечность. Я знала, что мисс Шупер и миссис Колсон привязаны к своим музейным экспонатам и терпеливо ждут, когда эти цифровые монстры издохнут окончательно, но как Дрейпер справлялась с таким бронтозавром? Вся приемная выглядела, словно рекламный ролик для Майкрософт 1993 года.

Так, так, иди к мамочке. Давай. Отлично! Личные дела студентов Вэйверли… Наконец-то! Файл пролистывался медленно, по одному параграфу, но я смогла его открыть. Личные дела были упорядочены по алфавиту и году окончания школы. Стало интересно, что написано в моем личном деле? Но времени посмотреть не было. Так, так. Я даже не включала свет, боясь, что мистер Джефферсон может заглянуть и проверить. Каждый скрип старого дубового пола заставлял желудок сжиматься. «Оливия Мишель Самнер», – ввела я и задержала дыхание, пока экран, загружаясь, привычно завис на пару-тройку лет. Кто так работает? С этим? Грузится, грузится…

Есть!

Это была стандартная сухая регистрационная запись, но к ней также было одностраничное приложение.

ИМЯ: Оливия Мишель Самнер

НОМЕР: 624501

ДАТА РОЖДЕНИЯ: 2 сентября 1997 года

ПОЛ: женский

УЧЕБНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ: школа Вэйверли

ОТЕЦ: мистер Джеффри Самнер

МАТЬ: миссис Элизабет Самнер (урожденная Уиттакер), покойная

НА СОБЕСЕДОВАНИИ ПРИСУТСТВОВАЛИ: доктор Эвелин Крюгер, доктор Рассел Тэмблин, мистер Джеффри Самнер

ПРИМЕЧАНИЕ: Учащийся провел десять недель в стационаре и шесть – на амбулаторном лечении в клинике Хьюстона.

ОЦЕНКА ТЕКУЩЕГО СОСТОЯНИЯ: согласно заключению клиники, предоставленному доктором Тэмблином, в соответствии с политикой возвращения в прежнюю среду, существующие психологические проблемы полностью преодолены.

ЦЕЛИ/ПРОЦЕДУРЫ: не требуются.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ И РЕКОМЕНДАЦИИ: доктор Тэмблин и мистер Самнер потребовали, чтобы детали краткой аттестации и восстановления в школе были засекречены. Во избежание разглашения конфиденциальной информации все запросы отныне запрещены. Доктор Армстронг одобрил принятые меры и заверил мистера Самнера, что мисс Гудлэйс, директор школы, также выражает свою поддержку.

Что они засекретили? Должно быть что-то интересное. Хм, покойная мать… Я задумалась над этим, но вдруг поняла, что уже 6:46 и мне пора начать утомительный процесс разлогинивания. Ну что же, я нашла неплохую информацию, хотя и не понимаю пока, что именно я нашла. Оливия побывала в клинике? И что? Я хочу сказать, это не что-то выдающееся само по себе. Анорексия, алкогольная или наркотическая зависимость – дежурные проблемы в частных школах, хотя нервные расстройства и депрессии быстро вышли на лидирующие позиции. Был ли это тот самый случай? Или нечто другое?

Когда раздались легко узнаваемые шаги мисс Гудлэйс, я уже спокойно разгружала коробки с папками для предварительной сортировки. Мне не нужно было оборачиваться. У директора школы была серьезная, солидная поступь под стать ей самой. Изо дня в день она надевала лишь лодочки «Стюарт Вейцман» на пятисантиметровом каблуке, древние как моя жизнь. Вот только каждый день они были разные. Я обращаю внимание на такие вещи. Гудлэйс должно быть закупила пар сто, когда они были в моде лет пятьдесят назад, и с тех пор носила их, меняя по кругу. Сегодня она явилась рано. Даже Дрейпер еще не пришла.

– Доброе утро, Кейт. Надо же, как вы рано.

– То же можно сказать и о вас, мэм.

– Туше. – Она почти улыбнулась, хотя за озабоченным выражением лица это было едва ли заметно. – Долгожданный специалист по связям с общественностью наконец-то прибыл, и я хочу подготовиться к нашей встрече в девять. Совет и, конечно же, администрация, – она откашлялась, – с нетерпением ждали его появления.

– Ну, денежные сборы – жизненная основа таких школ, как эта. Я поняла это, еще когда училась в других местах.

– В самом деле? Да, да, вы правы. – Директор помолчала. – И я уверена, мистер Редкин станет ценным активом. Ну, теперь вы знаете, почему я пришла так рано. А почему так рано пришли вы?

– Очень много работы, одной только сортировки. В ящиках такой кавардак. Просто что-то невероятное! – Для пущего эффекта я свирепо уставилась на коробки.

– Кейт, вы наша учащаяся, а не раб. – Она посмотрела в ту же сторону. – В конце концов, я не могу допустить, чтобы люди считали, будто мы вас эксплуатируем.

– Думаю, мы обе знаем, что это никого не волнует, мэм.

– Вовсе нет, Кейт. Вовсе нет, – сказала она, уходя. – Меня волнует.

Гудлэйс была приличным человеком, как и все люди такого типа, так что, может быть, ей действительно было не наплевать. Но этого недостаточно. Я знала по опыту. Для того чтобы окончить год и достичь желаемого, мне требовалось гораздо больше. Мне нужно было, чтобы Оливии было не все равно.

– Да, мэм. Спасибо, мэм, – проговорила я ей вслед.

28 сентября, понедельник

Оливия

Выглядело это так, будто платяной шкаф Оливии стошнило на кровать. Пять темно-бордовых школьных пиджаков, от очень приталенных до скроенных в мужском стиле, и от новеньких с иголочки до очаровательно поношенных, сражались с одиннадцатью кипенно-белыми рубашками родом скорее из «Барнис», чем из магазина для школьников. Из-под этой кучи выглядывали четыре юбки-шотландки серой шерсти с обязательной серебряной булавкой от Тиффани – короткие и очень короткие, и крысиное гнездо темно-бордовых галстуков в серую полоску. Была там и небольшая гора колгот самых разных оттенков и плотности – она так и не распаковала их, и едва ли когда-нибудь распакует. Старшеклассницы ни за что не наденут колготы даже в разгар метели, а тем более – осенью. Старшеклассницы носят гольфы с резинкой, растянутой настолько, что их постоянно приходится подтягивать вверх. Это была униформа внутри униформы – такие вещи вечны.

Оливия смяла одну из белоснежных рубашек, а потом еще и села на нее, натягивая свои мешковатые гольфы. Покончив с этим, она заправила свежепомятую рубашку во вторую из своих самых коротких юбок и потянулась за самым приталенным пиджаком. Это было ее третье переодевание, и на этот раз все было правильно – точное соотношение ухоженности и небрежности.

Так повторялось из раза в раз. Ровно тридцать пять минут под обжигающим душем, и она спешно сортирует и отбрасывает содержимое гардероба. Сделав наконец выбор, девушка мчится обратно в ванную, где тридцать семь минут занимается укладкой и макияжем, после чего выглядит посвежевшей. Чтобы сэкономить пару минут, она заглатывает свои лекарства вместе с зеленым смузи, который на скорую руку готовит ей Анка. Завтрак окончен, горничная плетется в комнату Оливии, чтобы убрать одежду в шкаф, пока Оливия втискивает ноги в маловатые-ровно-на-размер и как-надо-потертые «мартенсы» и хватает свой черный рюкзак от «Прада». Она «идеальна». Не то чтобы это имело значение. Просто это вошло в привычку.

Перед тем как убежать, Оливия всегда кричит: «Окей, я ушла. Пока, Анка! Хорошего тебе дня!» И Анка, глубоко зарывшаяся в гардеробной, всегда отзывается: «Удачи, мисс Оливия. Храни тебя бог». Ни одна из них не слышит, что именно ей говорят, но каждая уверена, что ей пожелали полного чудес дня.

Вэйверли, красивый старый каменный особняк, располагался в паре кварталов от дома, на Пятой авеню. Оливия всегда использовала эту пешую прогулку, чтобы подготовиться. В этом году она даже пару раз молилась по пути туда. Это было ново. Молитвы не входили в программу когнитивно-поведенческой терапии, предписанной ей в прошлом году в клинике Хьюстона, но ими увлекалась соседка по палате, Джеки, у которой было обсессивно-компульсивное расстройство в терминальной стадии и порезы. Джеки утверждала, что это помогает от «капканов» в голове, да и чем могла навредить молитва? Сочтя это рассуждение здравым, Оливия с безразличным энтузиазмом стала изредка молиться.

Она скользнула в богато украшенные резьбой двери Вэйверли, прошла мимо своего шкафчика прямо к кабинету углубленного английского мисс Хорнбэк. Оливия кивнула, улыбнулась и сказала «привет» всем правильным девочкам. Она даже изобразила интерес, когда Мэдисон Беннер рассказывала с нервным придыханием о новом сказочном специалисте по связям с общественностью.

– Погодите, вы его еще не видели! О боже! Нет, правда. За сотню лет здесь не было никого круче!

– Все так говорят. Не терпится взглянуть! – Оливия произнесла это с завистью в голосе – это именно та эмоция, которую от нее ждали. Маленькая, ничего не стоящая победа.

Она собиралась с духом в ожидании английского и Сильвии Плат.[4] Плат у Оливии «не пошла», хотя должна была бы, и от этого замысловатость ее стихов раздражала лишь сильнее. На уроке должны были обсуждать «Леди Лазарь». Оливия могла бы проанализировать эти стихи, но для Хорнбэк, которая всегда хотела, чтобы ее ученики воспринимали материал эмоционально, на разрыв аорты, этого было недостаточно.