Собрание сочинений. Т. 4. Гражданская лирика и поэмы - Семён Кирсанов

Александр III

Шлагбаум. Пост. Санкт-Петербург.— Ваше императорское величество,лошади поданы! — В ответ — бурк…(С холопами болтать не приличествует!)Лошадь на жар. Пара шпор —звяк! (Убрать подозрительного субъекта!)Запахнута шинель. Пара, шпарьшибко по шири Невского прошпекта!Под конвоем мраморных колоннад —Российская империя. Суд-Сенат.Эй, поберегись! Шапки наперебой.Едет августейший городовой.А что если спросит: — Пропишан пашпорт?Нет? В учашток! — хлюпнет бородой.Цокают копыта, звякает пара шпор,едет августейший городовой.Александр III по Невскому цокал,стражники с шашками вдоль и поперек.И вдруг перед вокзалом лошадь на цокольвстала, уперлась — и ни шагу вперед.Век ему стоять и не сдвинуться с места, —бронзовое сердце жжет, говорят,вывеска напротив какого-то трестаи новое прозвище — Ленин-град.

Тамбов

Усатые, мундирные,вращая крупы жирные,въезжают уланыв какой-нибудь Тамбов.Глядят глаза лорнетныена клапаны кларнетные,и медный кишечниквывалил тромбон.

Из-за кастрюль и чайниковмедлительных начальниковкокарды кухаркиувидят с этажей.У булочных, у будочекзакинут нити удочек, —письмовник и сонникпрочитаны уже.

«В кофточке оранжевойя приду на рандевой,с бравым уланомпойду на променад.Ты меня лишь вызови, —выйду, стану визави,но так, чтоб хозяйкане взнала про меня».

И скинет белый фартучек,на стенке веер карточек,и пудра «Леда» —на шкафчике ночном.Он снимет шашку вескую,окошко — занавескою…Мы же песнюновую начнем!

Гремят возы обозные,проходят шапки звездные,и топот копытныйтрогает панель.Идем с тугими нервами,работой и маневрамипокажем, покажемзащитную шинель.

Не с шашнями, а с шашками,с потными рубашкамиедем по этимтамбовским мостовым.Не вертимся пижонамис чиновничьими женами, —обходим дозорыи на часах стоим.

Вымерли усатые,позеленели статуи,а степи качаютсултанов ковыли.Гордимся Первой Конноюи с выправкой спокойноювнимаем зарубежномубряцанию вдали!..

Легенда

После битвы на Згло —месяц побагрел.Мертвецы без головспали на бугре.

— Ой, Петро, ой, Хома,головы нема!Ой, Вакула Русачук,где мой русый чуб?

Ой, боюсь я, боюсь —срежут сивый ус,будут водку пить,ей-ей, из башки моей!

— Чи вставать, чи лежать,батько атаман?Чи лежать, чи бежатьк жинкам, по домам?

…Подняло, повелопо полю туман…— Подымайся, Павло! —гаркнул атаман.

— Подымайсь, шантрапаВ поле ни беса!Подбирай черепа,целься в небеса!

В небесах широкотучи свист разнес.Сколько было черепов,столько стало звезд.

Гололоба, глупа,добела бледна —атаманья головапоплыла — луна…

Хлопцам спать, звездам тлеть,ну, а мне как быть?Брагу пить, песни петь,девушек любить!

Песня мной не выдуманахоть затейна видом она;песню пели слепцыпод селом Селебцы.

Сельская гравюра

Мы работаем в краюкос, вил, сена,желто-пепельных гравюр,где туч пена.

Мы, как кисти, рожь несем,наш холст — лето.Хорошо нести жнецомсноп, сноп света.

От долин, долин, долинтуч, туч туши.Косари бредут вдали,свет звезд тушат.

Кубы хижин, куб бугай,стогов кубы.Скот уходит на лугажевать губы.

Где коровы плоский лоб,кадык в зобе,гонят медленных волов:— Цоб цоб, цобе!..

Проса желтую струюназемь сыпя,кормят птицу пеструю:— Цип, цип, ципа!..

Косу к утру отклепав,жнец, жнец, жницаждут, когда взойдут хлеба,им рожь снится.

И ребячий ровен сон:кукурузой,к ним приходит Робинзон,зон, зон Крузо.

Чтоб под утро дождь босойне смял злаки, —под косой, косой, косойляг, злак сладкий!

Ундервудное

Я слов таких не изрекал, —могу и ямбом двинуть шибкотебе, любовный мадригал,о, ундервудная машинка!

Мое перо, старинный друг,слети, воробушком чирикнув,с моих невыпачканных рукчернил рембрандтовой черникой.

И мне милей, чем лучший стих(поэзия нудна, как пролежнь!),порядок звуков Й I У К Е Н Г Ш Щ З Х,порядок звуков Ф Ы В А П Р О Л Ы Д Ж.

Я осторожно в клавиш бью,сижу не чванно, не спесиво,и говорит мне, как «спасибо»,моя машинка: Я Ч С М И Т Ь Б Ю.

Чернильный образ жизни стар.Живем ЦАГИ и Автодором.И если я — поэт-кустарь,то все-таки кустарь с мотором!

Набросок

Под кирпичного стеноюсплю я ночью ветряною(тут и гордость, тут и риск!).

Что мне надо спозаранок?Пара чая, да баранок,да конфетка — «барбарис».

Каждый утренний трактирхрупким сахаром кряхтит,в каждой чайной(обычайно!)чайка чайника летит…

Это зрелость? Или этотолько первая примета?

Обхожу я скверики,подхожу к Москве-реке —по замерзшей по рекея гуляю, распеваюна одесском языке!..

Это юность? Или этосвойство каждого поэта?

Все, что было, — за плечом,все, что было, — молния!Нет! Не вспомню ни о чем,на губах — безмолвие…

Я родился, как и вы,был веселым мальчиком,у садовой у травызабавлялся мячиком…

Это детство? Или этопромелькнувшая комета?

Так живи, живи, поя,в сердце звон выковывая,дорогая жизнь моя,дудочка ольховая!

Охота на тюленя

(Из Р. Киплинга)

За нами игольчатый стынет день,и инеем стянут мех.Мы пришли, и с нами — тюлень, тюлень,оттуда, где лед и снег.

«Ауджана! Агуа! Ага! Гаук!»[2]И воющих псов ошалелый бег,взлетает хлыст, и свист, и гавк —туда, где лед и снег.

До проруби мы проползли за ним,за ним, протирая мех;мы поставили знак и его стерегли,пока он не выполз на снег.

Он выполз дышать, мы метнули копье,и был его вой, как смех…Забаве конец! Он убит, — и легбрюхом на лед и снег.

Сияние льдин слепит глаза,и снег навис у век,и мы возвращаемся к женам назад,оттуда, где лед и снег.

«Ауджана! Агуа! Ага! Гаук!»И псов ошалелый бег,и женщинам слышен собачий гавк —оттуда, где лед и снег.

Баллада с аккомпанементом